– Отправляйся с ними, Грег, – приказал Гарет. – Доведи их в целости и сохранности до первого водопада.

Юноша спрыгнул на землю, а оба броневика продолжали медленно прокладывать себе дорогу сквозь людское море.

– У них совсем не осталось боевого духа, – заметил Джейк, глядя на унылые коричневые лица вымокших и дрожавших от холода людей.

– Они будут воевать, – ответил Гарет и взглянул на раса. – А ты что скажешь, дедуля?

Рас улыбнулся усталой беззубой улыбкой. Мокрое шамма облепило костлявую фигуру, и он стал похож на огородное пугало.

По скользкому опасному узкому обрыву Джейк провел броневик под первым водопадом.

– Остановись-ка здесь, – сказал Гарет. Они выбрались из броневика и помогли выйти расу.

– Спасибо, старина. – Гарет взглянул на Джейка. – Веди броневики в Сарди и оставь там этих… – Он указал на нечаянный груз, раненых. – Найди подходящее помещение для госпиталя. Пусть этим займется Вики. А то ее не убережешь. Хоть привязывай… – Он улыбнулся, но сразу же посерьезнел. – Обязательно свяжись как-нибудь с Ли Микаэлом. Расскажи ему, что здесь происходит. Скажи, что галла дезертировали. Мне будет очень трудно удерживать ущелье в течение недели. Скажи, что нам нужны боеприпасы, оружие, лекарства, одеяла, продукты – одним словом, все, что он сможет нам выделить. Попроси его, пусть отправит в Сарди поезд, чтобы доставить нам все необходимое и вывезти раненых. – На минуту он задумался. – Кажется, все. Сделай это и возвращайся. Прихвати все съедобное, что сможешь раздобыть. Думаю, все наши запасы остались там, внизу, а эти парни воевать на голодный желудок не станут.

Джейк подал автомобиль назад и выехал на дорогу.

– Да, Джейк, постарайся раздобыть сигары. У меня все осталось внизу. – Он взглянул в неясные, подернутые туманом глубины ущелья.

– А воевать без хорошей затяжки я не могу.

Он улыбнулся и помахал рукой.

– Держись, старина, – крикнул он и отвернулся.

Он задерживал бредущих вверх воинов, размещал их по окопам, заранее отрытым в каменистых склонах ущелья, не забывая при этом посматривать на двойную петлю дороги, лежащую внизу.

– Вперед, ребята, – кричал он весело, – впереди нам светит слава!

«От генерала Бадолио, главнокомандующего африканскими экспедиционными силами, из ставки под Амбой Арадам. Полковнику графу Альдо Белли, командующему данакильской колонной, в штаб у Колодцев Халди.

Приближается момент, наступление которого мы планировали. Я стою перед основными силами противника и пять суток бомбардирую его с воздуха. Завтра на рассвете перехожу в наступление и буду гнать его по дороге на Дэссе. Продвигаетесь ли вы со всей скоростью, чтобы перерезать дорогу на Дэссе и преградить противнику путь к отступлению, чтобы мы могли взять его в клещи?»

На Амбе Арадам сорок тысяч человек укрывалось в пещерах и окопах. Это был становой хребет эфиопской армии, командовал тут рас Мутулету, самый способный и самый опытный из эфиопских военачальников. Но перед лицом такой мощи и ярости и он был бессилен, его уверенность поколебалась. Такого он даже вообразить не мог раньше, и теперь, отрешенный, терпеливо лежал вместе со своими бойцами. Перед ним не было врага, не с кем было воевать, только огромные «Капрони» сбрасывали сверху бомбы, а невидимые орудия обстреливали эфиопов снизу.

Они могли только натянуть свои пыльные шамма на голову и стоически переносить взрывы, от которых дрожало все нутро, а легкие забивались грязью и дымом.

День за днем вокруг них бушевала буря разрывов, и они, оглушенные, одуревшие, измученные, терпели и терпели, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, равнодушные ко всему.

И на шестую ночь над их головами заревел трехмоторный бомбардировщик. Люди раса Мугулету, со страхом глядевшие в небо, видели его зловещие очертания на фоне сиявших звезд.

Они ждали, что на них снова обрушатся бомбы, но бомбардировщики долго кружили над ними, а бомб не сбрасывали. Потом бомбардировщики улетели, и рев их моторов замер в светлевшем перед рассветом небе.

И только тогда с тихого неба стала падать предательская роса. Неслышно, словно легкий снег, падала она на обращенные вверх коричневые лица, на расширенные от страха глаза, на обнаженные руки, сжимавшие старинные ружья.

Она прожигала кожу, въедалась в живую плоть, как невидимый рак, она выжигала глаза в глазницах, превращая их в кровавые дыры, откуда сочилась страшная желтая жидкость; боль, которую она причиняла, можно сравнить только с жжением концентрированной кислоты и горящих углей, вместе взятых.

На рассвете, когда тысячи воинов раса Мугулету стонали и рыдали в мучительной агонии, а их товарищи, обезумевшие и растерянные, тщетно пытались оказать им хоть какую-нибудь помощь, итальянская пехота пошла на приступ и оказалась в эфиопских окопах прежде, чем их защитники поняли, что происходит. В первых лучах восходящего солнца итальянские штыки отблескивали багровым цветом.

На высокогорье, скрывая вершины, плотно лежали тучи, дождь превратился в потоп. После разгрома на Амбе Арадам он шел уже два дня и три ночи. Только дождь их и спасал, как спас тридцать тысяч уцелевших, которых иначе постигла бы судьба десяти тысяч их соплеменников, оставшихся лежать в горах.

Итальянские бомбардировщики, как голодные птицы, кружили высоко над облаками; несмотря на толстый слой облачной ваты, Ли Микаэл ясно слышал гул их моторов. Бомбардировщики поджидали любого просвета в облаках, чтобы обрушиться на отступавших. Если бы это случилось, им бы представилось огромное поле деятельности. Дорога на Дэссе на тридцать два километра была забита медлительной, неповоротливой колонной. Оборванные промокшие люди брели по дороге, склоняясь под дождем; ноги их скользили в грязи. Голодные, холодные и упавшие духом, они все шли и шли вперед, волоча оружие, которое с каждым мучительным шагом становилось все тяжелее и тяжелее, но все же они еще держались.

Дождь мешал итальянцам преследовать их. Огромные грузовики вязли в грязи; в каждой горной речушке, в каждой лощине бушевали потоки дождевой воды. Чтобы переправиться через них и продолжать преследование, итальянским инженерам пришлось бы сооружать мосты через каждый ручеек.

Итальянскому генералу Бадолио не удалось одержать решительную победу, и тридцать тысяч эфиопских солдат сумели отступить.

Особым приказом Нэгусе Нэгеста, Хайле Селассие вывести эти тридцать тысяч было поручено Ли Микаэлу.

Вырвать из лап Бадолио, увести на берега озера Тана, чтобы соединиться там с Южной армией, которой лично командовал сам император. Еще тридцать шесть часов, и задача будет выполнена.

Закутавшись в толстое пальто, Ли Микаэл сидел на заднем сиденье заляпанного грязью «форда», и хотя в машине было тепло и уютно, и хотя он устал до того, что не чувствовал ни рук, ни ног, а глаза горели, словно засыпанные песком, но он и думать не мог о сне. Слишком многое надо было обдумать, слишком много непредвиденных случайностей предусмотреть. Кроме того, он испытывал страх. Ужасный липкий страх овладел всем его существом.

Легкость, с которой итальянцы одержали победу на Амбе Арадам, наполнила его страхом перед будущим. Казалось, ничто не может противостоять итальянскому оружию – их пушкам, их бомбам, их горчичному газу. Он боялся, что на берегах озера Тана его соотечественников ожидает еще одно ужасное поражение.

Еще он боялся за безопасность вверенных ему тридцати тысяч человек. Он знал, что данакильская колонна итальянских экспедиционных сил движется на Сарди и, возможно, уже достигла города. Он знал, что небольшая армия раса Голама потерпела тяжелое поражение на равнине и несла огромные потери в самом ущелье. Он боялся, что итальянцы могут разбить их в любой момент и, как злобные львы, кинутся на него с тыла, отрезая пути отступления на Дэссе. Ему нужно время, совсем немного времени, всего тридцать шесть часов.