«Я только что сказал», вставил Поросенок, «что если бы только Кристофер Робин…»

«И И-Ё…»

«Если бы вы только были здесь, тогда бы мы могли что-нибудь придумать».

«Я думаю», сказал Поросенок серьезно, «что если И-Ё стал бы у подножия дерева, а Пух встал бы И-Ё на спину, а я встал бы на плечи Пуху…»

«И если спина И-Ё вдруг хрустнула бы, то для нас это было бы какое-никакое развлечение. Ха-ха!», сказал И-Ё. «В некотором роде забавно, но в действительности бесполезно».

«Ладно», сказал Поросенок мягко, «я думал…»

«Неужели твоя спина сломалась бы, И-Ё?», спросил Пух, в высшей степени удивленный.

«Это-то как раз самое увлекательное, Пух. Не быть вполне уверенным, пока сам не убедишься».

Пух сказал: «О!», и все снова начали думать.

«У меня идея!», закричал Кристофер Робин.

«Послушай его, Поросенок», сказал И-Ё, «и тогда ты поймешь, что мы будем пытаться делать».

«Я сниму твою Тунику[71], и мы возьмемся каждый за свой угол, и тогда Ру и Тиггер смогут туда прыгнуть, и это будет безопасно и упруго, так что они не ушибутся».

«Спустить Тиггера вниз», говорит И-Ё, «не поранив кого бы то ни было. Держи эти две мысли в голове, Поросенок, и все будет в порядке».

Но Поросенок не слушал, он пришел в возбуждение от мысли увидеть снова голубые подтяжки Кристофера Робина. Он их раньше видел только один раз, когда был гораздо моложе, и был так перевозбужден от их созерцания, что должен был лечь спать на полчаса раньше, чем обычно; и он всегда размышлял, на самом ли деле они были такими голубыми и тянучими, какими он их себе представлял. Итак, Кристофер Робин снял Тунику, и оказалось, что они действительно точно такие и были. Поросенок почувствовал полное дружелюбие к И-Ё и даже держал конец Туники рядом с ним и радостно улыбался ему. И-Ё же шепнул в сторону: «Я не говорил, что Несчастье не случится. Несчастья – это забавная вещь. Вы о них никогда не думаете, пока их нет».

Когда Ру понял, что он должен делать, он пришел в дикое возбуждение и закричал: «Тиггер, Тиггер, мы сейчас будем прыгать! Погляди, как я буду прыгать, Тиггер! Подобен полету будет мой прыжок. Тиггеры так умеют?»

И он запищал: «Я пошел, Кристофер Робин» – и прыгнул прямо в середину Туники. И прыгнул он так быстро, что оттолкнулся и прыгнул снова почти так же высоко, и еще несколько раз подпрыгивал и говорил «Оо!», а потом он наконец остановился и говорит: «О, здорово!», и они спустили его на землю.

«Давай, Тиггер!», завопил он. «Это легко».

Но Тиггер впился в ветку и говорил себе: «Это все очень хорошо для Прыгучих Животных, как Канга, но это совершенно другое дело для Плавучих Животных, как Тиггеры».

И он представил, как он плывет себе вниз по речке и почувствовал, что это и есть настоящая жизнь для Тиггеров.

«Давай!», орал Кристофер Робин. «Все будет в порядке».

«Подождите минутку», нервно сказал Тиггер. «Мне в глаз попал кусочек коры». И он медленно двинулся по ветке.

«Давай, это легко!», пищал Ру. И вдруг Тиггер убедился в том, как это было легко.

«Атас!», закричал Кристофер Робин остальным. Раздался треск, ужасающий шум и страшная неразбериха на земле.

Кристофер Робин, Пух и Поросенок встали первыми, затем они подняли Тиггера, а в самом низу валялся И-Ё.

«О, И-Ё», воскликнул Кристофер Робин, «ты не ушибся?» Он в тревоге поднял его, и встряхнул, и помог ему встать на ноги.

Долгое время И-Ё молчал. Потом говорит: «Тиггер здесь?»

Тиггер был здесь, такой же Прыткий, как всегда. «Да», сказал Кристофер Робин. «Тиггер здесь». «Ладно, поблагодарите его от моего имени», сказал И-Ё.

Все говорило о том, что Кролику предстоял хлопотный день. Как только он проснулся, он сразу почувствовал всю важность происходящего, почувствовал, как много сегодня от него зависит. Это был как раз такой день, Подходящий для Организации Чего-Либо, для Написания Писки За Подписью «Кролик» и для того, чтобы выяснить, что Думают По Этому Поводу Остальные. Это было замечательное утро, самое подходящее для того, чтобы поспешить к Пуху и сказать: «Прекрасно, я так и передам Поросенку», а затем пойти к Поросенку и сказать: «Пух полагает, но, возможно, лучше будет, если я посоветуюсь с Сычом». Это был такой Капитанский день, когда все говорят: «Да, Кролик» или «Нет, Кролик» и ждут дальнейших распоряжений.

Он вышел из дома и окунулся в теплое весеннее утро, размышляя о том, что бы предпринять. Ближе всего был дом Канги, а там Бэби Ру умел говорить «Да, Кролик» или «Нет, Кролик», пожалуй, лучше, чем кто бы то ни было в Лесу; но теперь там находилось другое животное, этот непредсказуемый и Прыткий Тиггер, а это был еще тот Тиггер, который всегда опережал тебя, как только ты соберешься показать ему дорогу, и был вне поля зрения во все время пути, но приходил раньше всех и говорил: «А вот и мы!»

«Нет, только не Канга», сказал задумчиво Кролик, грея усы на солнце; и чтобы совершенно убедить себя в том, что он туда не собирается, он повернул налево и потрусил в другом направлении, которое оказалось дорогой к дому Кристофера Робина.

«В конце концов», говорил себе Кролик, «Кристофер Робин зависит только от меня. Он обожает Пуха и Поросенка, так же как и я, но ведь у них совершенно нет Мозгов, просто ни чуточки. И он уважает Сыча, потому что, конечно же, нельзя не уважать кого бы то ни было, если он может написать В Т О Р Н Е К, даже если он пишет это слово неправильно; но правописание – это еще не все. Бывают дни, когда написать вторнек совершенно не считается. А Канга слишком занята воспитанием Ру, а Ру слишком юн, а Тиггер слишком Прыток, чтобы от них был какой-нибудь толк. Итак, на самом деле, кроме меня, никого нет, если приглядеться хорошенько. Я пойду и погляжу, не собирается ли он что-нибудь сделать, и я сделаю это для него. Это как раз такой день сегодня, чтобы проворачивать дела».

Он радостно затрусил дальше и мало-помалу пересек Ручей и попал в то место, где жили его друзья-и-родственники. Казалось, в это утро их было даже больше, чем обычно, и он кивнул парочке-другой ежей, так как для долгих приветствий и рукопожатий он был слишком занят, сказал важно «Привет», некоторым другим и – милостиво – «А, это вы», – самой Мелкоте. Он похлопал их лапой по плечу и ушел, оставив такую атмосферу возбуждения и я-не-знаю-что-там-еще-такое, что некоторые члены семейства Жук, включая Анри Пти, тут же отправились в Сто-Акровый Лес и начали взбираться на деревья в надежде, что им удастся забраться на самую верхотуру, прежде чем это, что бы оно ни было, произойдет, так, чтобы увидеть его воочию.

Кролик спешил, каждую минуту все больше раздуваясь от важности; вскоре он добрался до того дерева, где жил Кристофер Робин. Он постучал в дверь и пару раз крикнул, затем он отошел немного назад и поднял лапу, загораживая глаза от солнца, и крикнул по направлению к верхушке дерева. Потом он повернулся и заорал: «Хэлло! Слышишь, что ли? Это Кролик», но ничего не произошло. Тогда он перестал орать и прислушался. И все остановились и прислушались вместе с ним, и Лес был такой одинокий, тихий и мирный в солнечном блеске, и тогда вдруг в ста милях, где-то высоко над ним, запел жаворонок.

«Черт!», сказал Кролик. «Он ушел».

Он вернулся к парадной двери, просто чтобы убедиться, и уже было двинулся прочь, чувствуя, что все утро испорчено, как вдруг увидел на земле листок бумаги. А на нем была кнопка, так что было ясно, что она откнопилась от двери.

«Ха!», сказал Кролик, вновь чувствуя прилив энергии. «Еще записка!»

Вот что там говорилось:

УШОЛ БЭКСОН[72] ЗАНЯТ БЭКСОН К. Р.

«Ха!», говорит Кролик. «Надо сказать другим». И он с важностью пустился прочь.

Ближайшим был дома Сыча, поэтому именно туда направил Кролик свои стопы.

Он подошел к двери Сычова дома и стучал и звонил, и звонил и стучал, пока наконец Сыч не высунулся наружу и сказал: «Пошел отсюда, то есть я хотел сказать – о, это ты» – в своей обычной манере.