– Иначе тебя будут пытать втрое сильнее! – возбужденно пригрозил Страйф, а Нуйн бросила на малорослого старейшину косой взгляд. Страйф продолжал: – Тебя следовало сразу бросить на съедение простолюдинам. И о чем это ты хочешь поговорить с Гвионом?

Нуйн напряглась, а Дуйр глянул на Страйфа.

– Страйф, не кажется ли тебе, что скармливать душу простолюдинам, это уже чересчур? – прорычал он. – И почему ты так интересуешься той душой, Гвионом?

– Пошлите за старухой! – властно воскликнула Нуйн и повернулась к Страйфу. – Мне очень не нравится твой интерес, а потому я намерена добраться до подоплеки этого дела. Позаботься, чтобы Тартарсус согласился привести своего так называемого узника на наш суд, Страйф. Мы ведь вполне можем исключить тебя из Высокого Круга и заменить кем-нибудь другим, если ты будешь обвинен и признан виновным в измене совету старейшин.

– Он будет здесь немедленно, – торопливо пообещал Страйф. – Что бы тут ни происходило, я в этом деле ничуть не заинтересован.

Бранвульф зашагал вслед за Нуйн, на ходу обдумывая, как бы разделаться с братом жены. Заманить бы его в лес, а там уволочь в чащу и скормить простолюдинам! Интересно, а если вырвать у Гвиона сердце здесь, в этом мире – поможет ли? А что, это выход.

Нуйн провела их в легендарную внутреннюю палату Высокого Круга и заняла свое место среди тринадцати старейшин, что покачивались на прозрачных крыльях вкруг мраморного стола, поддерживаемого колонной в двенадцать футов вышиной. Посреди сверкающего великолепия Ри-Эрриш Бранвульф ощущал себя грязным и немытым.

Оглядывая блестящий мрамор и сверкающие зеркальные стены, он словно бы невзначай потянулся к рукояти кинжала, но песня лесничих сзади мигом сковала мышцы, не позволяя даже шелохнуться. Рука барона замерла в дюйме от оружия, и, хотя кровь в нем так и кипела, распирая сосуды, пытаясь вдохнуть в непослушное тело силу, вырваться из чар он не мог. Палату заполнил странный гул – то трепетали крылья старейшин. Бранвульф лихорадочно соображал. Должен найтись способ покончить с Гвионом! Глаза его остановились на голубой стали мечей лесничих. Может, один из них поможет ему?

– Приведите остальных узников, – велел Страйф.

Морригвэн вступила в палату смело и гордо, в сопровождении четырех лесничих. Гвион же еле ковылял, опираясь на руку Тартарсуса. На шее главного лесничего висело ожерелье из солнечных рубинов, он не шел, а словно плыл по воздуху, несомый магией своей песни. На пороге Тартарсус замер и вскинул на Страйфа укоризненный взгляд, но тотчас же потупился и изобразил на лице улыбку безразличия. Глаза его встревоженно обегали всех тринадцать членов Высокого Круга.

Бранвульф сразу понял: Тартарсус ожидал увидеть здесь одного лишь Страйфа. Однако это барона уже не волновало. Ахнув, он потрясенно уставился на существо, что хромало рядом с главным лесничим. Гвион весь оброс шерстью, челюсти у него удлинились и искривились, а изо рта торчали волчьи клыки.

Морригвэн остановилась рядом с Бранвульфом.

– Мы должны добраться до Гвиона! Должны уничтожить его! – прошипел барон.

– Я знаю, что он натворил, но не могу уничтожить его, – отвечала жрица. – Он мой сын по всему, кроме крови. Ребенком я качала его на коленях. Какое бы безумие ни овладело им, винить следует меня – за нехватку материнской любви. Мне жаль тебя, Бранвульф, я горячо люблю тебя, Керидвэн и вашего мальчика, но моя задача уже закончена. Брид с Керидвэн нашли новую Деву – я костями чувствую, что нашли. Теперь все, что им осталось, – провести обряд посвящения, и Троица снова обретет целостность. И тогда я получу свободу.

– Морригвэн, нет, ты должна помочь нам! – вскричал Бранвульф, но в голосе его звучало поражение.

Гвион резко обернулся на крик и яростно взревел, увидев Морригвэн.

– Развяжите меня! – велела она лесничим. – Дайте мне подойти к моему сыну. Тот взвился и зарычал.

– Только приблизься ко мне, старая кляча, я оторву тебе глупую башку!

– Освободите старуху, – приказала Нуйн. – Посмотрим, что тут происходит.

Морригвэн тихо шагнула вперед и протянула руку, точно приближаясь к испуганному животному.

Хотя Гвиона ничто не держало, он и не пытался броситься на нее, а, как ни странно, попятился, пока не прижался спиной к одному из высоких зеркал, что обрамляли чертог.

– Грязная ведьма, обманщица!

– Гвион, мальчик мой, – тихо произнесла старая жрица, делая очередной шаг к нему, чтобы коснуться его руки. Гвион отшатнулся, но не сводил с нее глаз.

– Ты любила одну только Керидвэн, – обвинил он.

– Нет. Я равно любила вас обоих. Вы вместе играли у меня на коленях, рисовали в грязи и пели прекрасными голосами. Керидвэн обнимала тебя. Но в душе она всегда тосковала по матери. Ты был старше, ты сумел проститься с матерью, когда та лежала на смертном ложе, но твоя младшая сестричка слишком сильно нуждалась в ней. Она никогда не любила меня так, как ты. Однако Керидвэн было предначертано стать Одной-из-Трех, мне приходилось уделять ей много времени, чтобы обучать ее, но это не значит, что я любила ее больше.

– Ты не любишь меня! – выкрикнул Гвион, но в его хриплом голосе звучала боль.

– Гвион, сын мой, я люблю тебя.

– После всего, что я натворил, после того, что я пытался сделать с Керидвэн и ее сыном?

– Обними меня.

Морригвэн, такая маленькая и хрупкая рядом с ним, отважно шагнула к приемному сыну и, взяв его за руку, потянула к себе.

Гвион покачнулся, замер и, наконец, с рыданием упал ей на грудь и крепко прижался.

Морригвэн погладила его по голове и поцеловала.

– Милый мой мальчик. Ты мой сын. Здесь, в посмертии, на пути к Великой Матери нет ничего, что я не простила бы тебе.

Он заплакал, шумно шмыгая носом, а Бранвульф почувствовал, как узы спадают с него. Рука сама легла на рукоять кинжала, но в том не было больше нужды.

– Ты никогда не хотел власти, Гвион, – продолжала Морригвэн. – Ты хотел только любви, и я люблю тебя. А когда мы придем к Великой Матери, любовь переполнит тебя, захлестнет, и ты омоешься ее блаженством.

– Я не хочу Ее любви, – всхлипнул Гвион. – Мне нужна только твоя. – Морригвэн крепче прижала его к себе.

– Милый мальчик. – Она поцеловала отвратительные пучки шерсти, что топорщились у него на шее. – Но скажи мне, – попросила она, несколько минут покачав его у себя на груди, – скажи, почему в смертный миг ты пожелал возродиться волком? Хотел стать сильнее и свирепее?

Гвион помедлил с ответом.

– Нет, мама, – произнес он, немного подумав. Голос его теперь звучал нежно и невинно. – Нет, просто волки из Лова всегда живут большими семьями и так преданно любят друг друга. Я хотел возродиться в стае волков, чтобы меня окружала любящая семья.

Жрица кивнула.

– Да будет так. Новая Дева найдена, а я отправляюсь на встречу с Великой Матерью. Ты пойдешь со мной?

Гвион стиснул ее руку и кивнул, по щекам его катились слезы. Тартарсус издал мучительный вопль, песня его задрожала в воздухе, самоцветы на шее засверкали желтым огнем. Но мелодия Нуйн заглушила мятеж. Голос старейшины, ясный и мелодичный, вобрал в себя песню лесничего, меняя напев и гася магию.

Огромные двери отворились, в чертог хлынуло солнце. Три души вышли навстречу сверкающему солнцу Ри-Эрриш, что озарило их головы. Бранвульф без раздумий присоединился к колонне, что уже готовилась отправиться под присмотром лесничих к одним из врат Аннуина.

– Надеюсь, мы еще встретимся в следующей жизни, – Морригвэн помахала ему рукой, – ибо я всегда узнаю благородство твоей души.

Бранвульф ответил ей воинским салютом и остановился послушать, как она говорит сыну:

– Идем, Гвион, скачи со мной. Мне обещали коня, что стрелой промчится сквозь лес и в считанные минуты доставит меня к воротам. К Великой Матери! – вскричала она. – К Великой Матери!

И вот жрица, Гвион и быстроногий эскорт тринадцати старейшин понеслись через лес Ри-Эрриш.

Рука Керидвэн дрожала в ладони Каспара. У юноши пересохло во рту, он не мог говорить, глядя в желтый мир, что отражался в глазах Изольды. Изображение перемещалось вместе с Бранвульфом, что ровным шагом шел по лесу.