Несмотря на все эти чудеса, Пип понимал: от него самого сейчас проку никакого. Прислонившись к дереву, паренек наблюдал, как жрица расхаживает вокруг лежащих тел.
Ренауд семенил за ней по пятам словно собачонка.
– Но без тебя мне слишком одиноко, – захныкал он, когда Брид велела ему сидеть смирно. – Как будто… Понимаешь, моя мать никогда не отличалась здоровьем. Между старшим братом и мной у нее родилось много детей, но ни один не выжил. После каждых родов она тяжело болела, и хотя я чудом уцелел, мать так толком и не оправилась. Я постоянно боялся потерять ее. Наверное, будь она покрепче, меня бы не обуревали постоянные страхи, один другого хуже.
Слушая эти чистосердечные излияния, Пип только диву давался: и как Халь мог хотя бы предположить, будто Ренауд способен на заговор против брата. Правда, слабые люди зачастую бывают особенно опасны – они жаждут власти, чтобы стать сильнее и сквитаться с обидчиками. Паренек со стыдом признался себе: а ведь и он слаб. Никто и звать никак, пустое место, только и может, что мечтать выбиться в люди. До чего же тяжело быть сиротой, сыном простого дровосека! Ни рыба ни мясо! Бранвульф взял его в свою свиту, но в результате Пип чувствовал себя чужим везде – и среди гарнизона замка, и среди простолюдинов.
Разве ж он ровня солдатам? Они – люди благородные, их все уважают. У них свое место в жизни, свое положение. А у него? Даже прав никаких нет. Все, что он имеет, дано ему из милости, за все он должен быть смиренно благодарен. В вечном долгу и без малейшей надежды расплатиться.
– Пип, иди сюда, сделай хоть что-нибудь полезное, – резко окликнула его Брид, на миг прерывая заклинания.
Она уже битых полчаса ходила вокруг спящих, а те и не шелохнулись. Пип видел – жрица очень раздосадована.
Девушка метнула на него сердитый взор.
– Вмешательство в разум! Как они только смели! Да еще и этот олух, – она ткнула пальцем в сторону Ренауда, – под ногами путается и не дает сосредоточиться. Посиди с ним, поуспокаивай. Скажи, что все будет хорошо.
– И что в этом проку? – кисло спросил Пип, но в глубине души обрадовался поводу немного посидеть с Ренаудом наедине.
Пусть принц сейчас и невменяем, кто знает – вдруг он все-таки обратит внимание на услужливого паренька. А благосклонность особы королевской крови – штука ценная, ее не так-то легко снискать.
Поначалу чувствуя себя слегка глупо, он принялся рассказывать Ренауду о себе и своих любимых вещах.
– Мне страсть как нравится стрелять, – заявил он, показывая принцу лук. – Хотя, конечно, стрелок из меня не ахти какой. Слишком поздно начал, чтобы сравняться с мастером Халем или мастером Спаром. Когда их ровесники тешились погремушками, они уже забавлялись луками. А вот я – топором. Несколько раз чуть палец себе не отрубил, зато теперь только дайте мне топор, а уж я не оплошаю. Мама моя, помнится, просто из себя выходила. – Голос его смягчился. – Она умерла от рук ваалаканцев.
– Пип! – одернула его Брид. – Рассказывай что-нибудь радостное.
– Зато моя мать была счастлива, – обиженно огрызнулся он. – И красивее любой высшей жрицы.
К его удивлению, Брид лишь кротко улыбнулась.
– Ну, конечно, Пип. Элайна была редкостной красавицей. Но сейчас ты должен ободрить Ренауда.
Обезоруженный ее ответом, паренек кивнул и повернулся к дрожащему принцу.
– Кухаркины пироги! – выпалил он, отчаянно пытаясь придумать что-нибудь душесогревательное. – Знаете, во всем Кабаллане никто таких медовиков не печет. Вот закончится это все, приедем в Торра-Альту, она непременно вам таких пирожков наготовит – пальчики оближете.
– Да нет, мне туда не взобраться, духу не хватит, – честно признался принц. – Я так боюсь, всего на свете боюсь.
– А еще у нас там самые лучшие кони. А конюшни у подножия Тора, – продолжил Пип, решив отвлечь Ренауда новой темой.
– Вообще-то я всегда говорил, что не люблю ездить верхом, потому что потом вся одежда лошадьми воняет, но на самом деле я и лошадей-то боюсь, – простонал несчастный.
– А вот и не боялись бы, кабы позволили мастеру Спару поучить вас ездить. Он кого хошь научит. Даже сестру мою выучил, а уж она-то всегда лошадей терпеть не могла. А меня он учил стрелять из лука…
Продолжая болтать, что в голову взбредет, Пип понял: больше всего он вдохновляется, рассказывая, как увлекательно было расставлять мишени для стрельбы именно так, как нравится барону Бранвульфу.
Краем глаза он постоянно поглядывал на Брид, надеясь, что она не прислушивается к его болтовне. Юная жрица смешала зелье, вычертила несколько кругов с рунами и теперь принялась нараспев произносить какие-то заклятия, выкликая свое имя и имя Керидвэн, призывая Великую Мать и Ее силу. В самый центр круга она поставила Чашу Онда, так что все спящие касались головами магического сосуда. Затем девушка взяла кувшин с приготовленным настоем и вбрызнула в рот каждому из спящих по несколько капель темно-зеленой жидкости.
– Небольшая доза этого снадобья, самая чуточка, способна помочь им победить недуг. Будем молиться, и ежели нам повезет, они и сами выйдут из оцепенения, – пробормотала она.
Прошло с четверть часа. Истощив запас тем для болтовни, Пип просто сидел и ждал. Ренауд в ужасе взирал на распростертые посреди поляны тела. Халь, Кеовульф, Абеляр и Кимбелин дрожали во сне и время от времени кричали от муки.
Халь звал Брид. Пип бросил на девушку негодующий взгляд.
– Почему ты его не утешаешь? Что, так трудно сказать, что ты здесь, цела и невредима? Вдруг это достигло бы его подсознания?
– Нет, Пип, это ничего бы не изменило, – печально отозвалась Брид. – Сейчас нам остается лишь ждать, не подействует ли крестовник.
Она просидела в ожидании еще с четверть часа. Пип боролся с собой, не желая критиковать ее действия, но наконец не утерпел:
– Брид, это же глупо. Видишь, не помогает. И чародеи наверняка уже скоро придут.
К его удивлению, младшая жрица согласилась.
– Ты прав, моим чарам не хватило силы.
Она с отвращением поглядела себе на руки, точно это они были во всем виноваты. Пипу показалось даже, будто на глазах у нее блеснули слезы. Торопливо смахнув их, Брид страстно и пылко вскричала:
– О, Великая Мать! Чего ты хочешь от меня? Я должна их спасти!
14
– О, Великая Мать!
Широко раскрыв глаза, Каспар с почтительным трепетом глядел на море.
Игравшие на пляже дети разбежались, ища укрытия в деревне, но юноша от потрясения не мог сдвинуться с места. Словно приросши к песку, он не сводил глаз с трех огромных белых гребней и зазубренного хвоста, что бороздили поверхность воды в миле от берега. Мгновение – и вот они уже появились на мелководье. Скорость, с которой чудовище скользило по волнам, просто поражала.
Бешено тявкая, Трог подбежал к хозяину. Это наконец вывело Каспара из прострации. Поспешно запихнув Изольду в перевязь, чтобы обе руки оставались свободны, юноша стиснул лук. Он с первой секунды узнал характерные очертания этого хвоста.
– Трог, – тихо прошипел он, – дай сюда.
Пес, не сопротивляясь, позволил взять у себя из пасти мерцающий шар. Юноша вытер лунный камень от слюны пса и дрожащей рукой поднял над головой. Камень сверкнул в солнечных лучах, покачиваясь на кожаном шнурке.
Лунный камень! Молодой воин знал, в чем тут дело. Древний дракон из горных недр Торра-Альты питал непреодолимую страсть к хранящемуся в замке лунному камню. А у Каспара сейчас имелся почти такой же самоцвет. Дракон умеет плавать и жаждет заполучить сокровище. Не отвезет ли он их домой за такую цену?
– Эй! – заорал юноша, поднимая предмет торга как можно выше. – О, последний из великих зверей Торра-Альты, гляди, вот у меня лунный камень. Отвези меня домой, перевези меня через море – и он твой во веки веков.
Каспар сделал шаг назад. Зазубренный хвост яростно хлестнул по воде, и на поверхности показалась увенчанная рядом роговых зубцов шея. Из гигантской морды вырвались две струи пара. Каспар и не помнил, что дракон настолько огромен. Рога и зубцы на голове чудовища обросли водорослями, свисавшими, точно накладная борода.