– Ага! – торжествующе прищелкнула пальцами она. – Гляди! Виден почерневший след. Должно быть, все зарыты на краю поляны – иначе кеолотианцы ни за что не нашли бы меч.

Теперь, когда голова перестала болеть, Пип тоже разглядел на земле красноречивые отметины – почерневшие и скукоженные листья. А вот и четыре невысоких кургана на краю поляны. Теперь он лишь диву давался – и как же они с Брид с самого начала не догадались потушить огонь. И остальных бы нашли, и в лапы кеолотианского барона не попали бы. Теперь же через считанные секунды четыре спящих тела были вытащены на поверхность земли. Все четверо заледенели и посинели от долгого пребывания в холодных могилах.

Пип старался не смотреть на них. Лица спящих были искажены гримасами неземного страха, руки и ноги чуть подергивались, как у собак, когда им что-то снится. Кимбелин плакала, на щеках у нее виднелись глубокие царапины – видно, в плену кошмара она изорвала лицо ногтями. Кеовульф яростно хрипел что-то, точно в пылу битвы, а Халь… Халь был весь покрыт запекшейся кровью!

– Что у него с рукой? – в ужасе вскричал Пип.

Подойдя к молодому воину, Брид опустилась рядом с ним на колени и торопливо сорвала повязку, ища рану, – но кожа уже затянулась. Бережно приподняв руку спящего, она показала Пипу длинный неровный шрам. Плечо Халя было покрыто черными и желтыми разводами старых синяков.

– Я постоянно видел во сне, будто мне разбивают и уродуют лицо, – задумчиво проговорил сын дровосека. – Но проснулся без единой царапины. Почему же тогда…

– Должно быть, чтобы сделать кошмары Халя еще более реальными, чародеи вытаскивали его из земли и заставляли, одурманенного, с кем-то биться, – предположила Брид.

Она оглядела руку Халя повнимательнее.

– Да, рана жуткая, но уже успела вполне зажить и сама по себе. Хотя, не сомневаюсь, еще сильно болит. – Она ощупала плечо. – Такое впечатление, будто кости были переломаны, но, похоже, несколько недель назад, потому что сейчас уже почти срослось. Надо их разбудить. Мы и так потеряли много времени. Слишком много времени, – горестно добавила она. – Кто знает, что могло случиться с Керидвэн. Или со Спаром. И как только мы все это допустили? Ну-ка, Пип, собери хвороста и разожги огонь. Предстоит много работы.

Долгую минуту она неподвижно стояла, глядя на спящих.

– Гнусные чародеи воздействуют на рассудок. Черное дело, воистину черное дело. Ну же, Пип, где костер? Ренауд, сиди здесь и прекрати скулить. Слезами горю не поможешь. – Она снова поглядела на тела одурманенных и покачала головой. – Поверить не могу, что я бросила вас всех такими неподготовленными к встрече с настоящей опасностью. Ну же, Абеляр, славный лучник, – она похлопала его по руке, – ты знаешь истинный страх. Так не тревожься больше. Все скоро пройдет! Пип! Да пошевеливайся же! Принеси мне дуб, чтобы защитить нас от врагов, и остролист, чтобы укрепить в битве. Сожжем их вместе с орешником, что проясняет разум. Нужно многое сделать, дабы облегчить им пробуждение.

Они с Пипом разожгли высокий костер и подтащили к нему беспробудные тела. Девушка улыбнулась Пипу.

– Ты почти такой же хороший помощник, как милая Радостная Луна. Она вздохнула.

– А я-то думал, ты недолюбливаешь Май. Брид нахмурилась.

– Что за вздор. Ну конечно, я очень люблю Радостную Луну. Такая внимательная девочка. И так любит слушать всякие истории. А это кто? Кеовульф?

Пип опешил.

– Ну, да. Кто же еще? Юная жрица улыбнулась.

– Вот уж не думала, что он так хорош собой. Ну, что ж! Доблестный Кеовульф. Великий человек. Благородный, но печальный. Погляди, сколько скорби на его челе. Не таким я его представляла. О, сколько же я потеряла. – Она погладила рыцаря по щеке. – Я знала похожего на него человека. О, эти годы, потерянные годы. Сколько времени потрачено зря!

– Брид, ты знаешь, что делаешь? Брид…

– Пип, – непререкаемым тоном прервала девушка. – Найди мне крестовник.

– Да он же ядовитый! – Подозрения Пипа все усиливались и усиливались. – Не станешь же ты давать им отраву! Брид, с тобой что-то стряслось, и теперь ты сама не знаешь, что делаешь.

– Мне нужен крестовник, Пип. Я – женщина, благословленная Великой Матерью. В моей душе живет Ее мудрость. Крестовник называют еще шатухой, потому что объевшийся его скот начинает шататься от страха. Именно то, что мне сейчас нужно. Принеси его мне! Или будешь сидеть и смотреть, как твои друзья умирают от ужаса?

– Не такое это быстрое дело, найти крестовник, – предупредил Пип.

– Тогда тем более поторапливайся. Хватит терять время.

Прошло добрых полчаса, прежде чем Пип сумел найти заросли знакомой травы с рваными листьями и желтыми крестиками цветов. Набрав охапку, паренек бегом бросился обратно сквозь чащу, страшась, что же могло произойти на поляне за время его отсутствия. Все это еще кошмарнее, чем его самые жуткие сны!

Запыхавшись от бега, он вынырнул из-под зеленого свода ветвей и очутился на поляне. Брид уложила тела спящих в форме креста, головами к центру, и теперь вычерчивала круг на земле вокруг них.

– Ренауд, пой! Так тебе будет легче, – приказала она.

– А чародеи? Разве они не вернутся? – выпалил Пип.

– Дитя, не поднимай панику. В ближайшее время – не вернутся. Перемены и непокой в туннелях магии приведут их в такое смятение, что им будет не до меня. И теперь у меня есть чаша! – Она любовно погладила золотой сосуд. – Мне давным-давно следовало бы озаботиться розысками чаши, но я не волновалась, потому что меч был у Халя.

Нет, и впрямь свихнулась! Пип недоуменно покосился на чашу. Небольшая – ладонью прикроешь, зато яркая, из блестящего металла, и очень замысловато украшенная. Высокие деревья с пышными кронами, а у их подножия извиваются и стонут пойманные цепкими корнями души. Искаженные страданием лица умирающих от голода людей, торчащие из земли руки. И все тянутся к свободе, к небу. По ободку чаши вилась вязь рунных символов.

Брид водила по ним пальцами, ощупывая узор так трепетно и тщательно, точно вдруг ослепла и пыталась без помощи зрения понять смысл изображения.

– По глупости я воображала, будто раз уж меч в надежных руках, то Чаша Онда не представляет для нас никакой опасности. Ох, как же я ошибалась. – Она горько вздохнула. – Пип, ты еще слишком молод, чтобы знать, что такое по-настоящему ошибаться. Нельзя совершить серьезной ошибки, пока на тебе не лежит никакой ответственности. Только когда твои решения влияют на судьбы других людей, ты можешь причинить серьезный вред. А до того все ошибки – не более чем досадная случайность, мелкая неприятность, как будто щенок погрыз любимые сапоги хозяина.

Она обвела рукой поляну.

– Все это – моя вина. Понимаешь, Пип, одна только я могла остановить все с самого начала. Я должна, должна была проявить больше прозорливости. Должна была понять, что происходит. Мне не хватило любви именно тогда, когда моя любовь была так необходима, – и вот результат. – В уголках ее глаз блеснули слезы. Девушка торопливо смахнула их и хлюпнула носом. – Ну, да ладно, жалеть себя – никчемное занятие, глупое и эгоистическое. Ты небось удивляешься, что это я так разнылась. Давай-ка лучше приготовь настой из крестовника.

– Но я…

– Прости, детка, я и забыла, что ты так мало знаешь. Думала, ты научился чему-нибудь дельному от твоей бедной сестры.

– Чему еще? – оскорбился паренек. – Только у девчонок учиться не хватало! – Он самодовольно похлопал по рукояти меча. – И вообще, я умею гораздо больше, чем она.

– В военном деле – да, разумеется. Все эти способы отнимать жизнь. А твоя сестра, наоборот, училась дарить жизнь. Вот я и думаю – кто из вас умеет больше?

Пип надулся.

– Вот твой крестовник. Сама и готовь настой.

Брид фыркнула и провела по траве рукой. Пипу снова пришло в голову, что девушка во многом ведет себя, точно слепая, хотя зрение ей явно не изменяло. Она все с таким же непонятным ликованием глядела вокруг и улыбалась. А самое странное, Брид больше всего хлопотала над Кеовульфом, Халю же уделяла не больше внимания, чем всем остальным.