Тогда как Рейшо и Кобнер с аппетитом уплетали за обе щеки, молниеносно уничтожая куски запеченной в орехах рыбы и курицы в медовой глазури с дынным соусом. Овощные рагу и грибы, тушенные в лимонном масле, пользовались не меньшим успехом. Под конец появился грушевый пирог со свежим кремом — Тиар взбила его и оставила на леднике, чтобы он не потерял свежести. Еще на столе были ревеневый, ореховый, персиковый и черничный пироги, а также сладковато-соленый пирог из ложечного кактуса.

Краф, однако, без труда обошел их обоих. Гном уже несколько раз расслаблял пояс на животе, Рейшо в полном изнеможении откинулся на спинку стула, а волшебник так и сидел сгорбившись и прихлебывал чай, словно у него в животе было пусто и никакого неудобства он не испытывал.

Нийю ужасно заинтересовала подобная прожорливость; мать напрасно шипела на нее, стесняясь неуемного характера дочери.

— Думаешь, я слишком много ем, верно? — спросил Краф.

— Ужасно много, — сказала Нийя с округлившимися от изумления глазами.

Волшебник махнул в ее сторону вилкой.

— Думаю, еще кусочек-другой в меня влезет. Вот интересно, а ты на вкус нежной окажешься?

Девочка завизжала от восторга и спряталась в материнских объятиях, изображая испуг, чтобы не разочаровать важного гостя. Всех сидевших за столом проделка Нийи немало позабавила.

Кроме Джага. Он никак не мог забыть, как легко Краф уничтожил Мефосса и обратил в соляной столп Ладамаэ. Помнил он и о всех тех неблаговидных поступках, которые волшебник, по собственному признанию, совершил, пока искал Книгу Времени.

— Что, еда совсем не по вкусу пришлась, господин Джаг? — огорченно спросила Тиар, глядя на почти нетронутую тарелку двеллера.

— Прошу прощения, — сказал он. — Ужин замечательный, просто у меня, к сожалению, не только голова не в порядке, но и желудок.

И, еще раз извинившись, вышел из-за стола.

Изгой с юга ходит жаром дока.

Ритм этих слов мучительно бился в голове Джага, словно корабль без руля и ветрил, который летний ураган захватил в открытом море. Теперь голова у него разболелась по-настоящему.

Двеллер сидел за столом Шарца; когда стемнело, он зажег свечу и продолжал работать при ее свете. Джаг беспомощно листал страницы, надеясь, что каким-то чудом сообразит, как же разгадать этот хитрый шифр. Ему уже приходилось расшифровывать секретные документы, авторы которых умерли более тысячи лет назад — все их амбиции и неблаговидные поступки, покоившиеся, казалось бы, в могилах, выплыли, благодаря труду дешифровщиков, на белый свет.

В обычных случаях прежде всего дешифровщик искал повторяющиеся слова из одной буквы вроде «я», «в», «о» или «и». Найдя их, можно было браться за двух— и трехбуквенные, такие как «но» или «вот». После расшифровки этих слов с другими справиться было уже легче.

Но дневник Великого магистра выдавать своих секретов не желал.

Джаг заставил себя встать. Спина и ноги у него отчаянно ныли, причем вызваны эти болезненные ощущения были не столько схваткой с бандитами, сколько тем, что он много часов просидел не двигаясь за столом.

В крошечной кухне он налил себе холодного чая. Заварка уже почти закончилась, хватит, пожалуй, еще только на одну чашку.

Все остальные давно улеглись. Краф, Рейшо и Кобнер, привыкшие обходиться малым, спали внизу, в лавке Шарца, на койках и составленных вместе столах. Нийю уложили с родителями, чтобы освободить комнату для Джессалин.

Двеллер подошел к окошку и выглянул наружу, стараясь встать так, чтобы его силуэт не вырисовывался на фоне окна.

Большая часть Одежного района отошла ко сну. Только фабрики работали всю ночь, и скрип водяных колес разносился по притихшей округе. Кое-где люди шли по мощенным булыжником улицам в ночную смену.

Город на островах не был похож ни на одно из известных Джагу мест. Юг материка почти полностью был захвачен гоблинами; собираясь во все больших количествах, они расширяли границы подвластных им территорий. На дальнем севере лед надвигался на крошечные островки цивилизации, которые сражались за выживание не с внешним врагом, а с самой природой. А расположенные в центральной части материка поселения гномов и людей добывали себе пропитание в море или на земле, в лесах бродили эльфы, кое-где возникали и городки двеллеров. Отличительной особенностью их жителей были свежие шрамы, оставленные гоблинами-рабовладельцами, от которых им посчастливилось сбежать.

Нигде не было ничего подобного Городу каналов с его процветанием и надеждой на будущее. Несмотря на то что другие города завидовали Имаришу, никто не отказался бы от такой жизни, как там.

Но теперь гоблины наводили сюда мосты. Они намеревались переползать по морю, пожирая острова один за другим.

Джаг вздохнул. В конце концов, все это не имело значения. Хранилище Всех Известных Знаний было разрушено, книги погибли. Во всяком случае, большая их часть. А жители Рассветных Пустошей были бы совсем не прочь, чтобы их жизнь так и продолжала оставаться скрытой от остального мира.

— Если и дальше так будешь продолжать, в самом деле заболеешь.

Двеллер едва не подпрыгнул, услышав голос Джессалин. Он повернулся к эльфийке, чувствуя, как стучит у него сердце. .

— Извини.

Джессалин стояла в дверях маленькой спальни, которую ей отвели, и виноватой вовсе не выглядела. При свете свечи кожа девушки словно лучилась теплым светом, ее медные волосы спадали густой гривой на плечи.

— Я думал, все спят, — вздохнул Джаг.

— А я и спала. Но вне пределов королевства моей матери я обычно сплю очень чутко, а ты тут ходил взад-вперед.

— Не думал, что кого-нибудь разбужу.

Эльфийка покачала головой.

— Ты почти бесшумно двигаешься. Мало кто вообще был бы способен услышать звук твоих шагов. Но Кобнер наверняка слышит, а может, и Краф тоже, хоть я и не знаю, как можно столько съесть и остаться в сознании, — добавила она с улыбкой.

В другой раз двеллера, может, и позабавило бы ее замечание, но сегодня ему было не до того.

— Ты не в духе, — заметила девушка.

Джаг не стал этого отрицать. С годами он неплохо узнал Джессалин. Одно время он даже ревновал к ней Великого магистра, потому что, на его взгляд, тот уделял юной эльфийке слишком много внимания. Джессалин была прекрасной ученицей, однако она хотела увидеть весь мир, просто перелистывать страницы пыльных книг ее совершенно не устраивало.

Она приезжала один раз в Рассветные Пустоши и около месяца провела в Хранилище Всех Известных Знаний. К концу его, однако, они с Великим магистром начали действовать друг другу на нервы.

Двеллер вернулся к столу. Дым от свечи тянулся к нему, заставляя слезиться глаза.

Джессалин пододвинула стул и села с другой стороны стола. Она протянула к свече ладонь и произнесла слово, которого Джаг не понял. Дым немедленно свернулся в замысловатую спираль и теперь поднимался к потолку, не мешая ему.

— Это что, заклинание? — удивленно спросил двеллер.

— Мне нравится учиться новому, — с улыбкой ответила девушка. — Этим мы с тобой похожи, Джаг.

— Ты поэтому сюда пришла?

— Я пришла потому, что Вик — мой друг.

Джессалин откинулась на спинку стула. При дворе ее матери, среди эльфийской знати, подобная расслабленная поза вызвала бы массу нареканий.

— И потом, мне нравится Имариш. Ну, жить здесь я, конечно, не смогла бы, тут все же, на мой вкус, слишком много людей. Открытые леса нравятся мне больше.

— Извини, мне хотелось бы вернуться к делу, — сказал двеллер, указывая на дневник Великого магистра.

— Сейчас у тебя ничего не получится.

То, что эльфийка столь пренебрежительно отнеслась к его способностям, рассердило Джага.

— Почему ты так в этом уверена?

— А ты сам уверен в успехе?

Джаг вздохнул. Пора было перестать обманывать себя и других.

— Нет.

— Дай мне взглянуть, — внезапно попросила Джессалин.

Двеллер неохотно повернул к ней раскрытый дневник.