– Я фея. Меня вызвали. – И для наглядности помахала волшебной палочкой со звездой из фольги на конце.
Свидетели почли за счастье поскорее испариться из коридора, а мне стало ужасно смешно. Я ненавидела попадать в глупые ситуации, всеми фибрами души старалась избегать публичных сцен, но прямо сейчас, после появления в моей жизни погибшего художника, все это, кажется, перешло в разряд нормального.
Наконец я нажала на кнопку звонка. Спустя невероятно долгую минуту щелкнул замок. Губы сложились в самую добрую из всех доступных мне улыбок. Дверь начала открываться. Я набрала в легкие побольше воздуха и громко, на весь подъезд, завопила тоненьким детским голоском:
– С днем рождения, малы…
На пороге стоял Марк Протаев. Резко захлопнув рот, я до крови прикусила язык.
– Здравствуй, фея, – сказал он и втащил в квартиру. От резкого движения я ударилась носом о твердую мужскую грудь. Волшебная палочка, сделанная нашим костюмером из школьной указки, шлепнулась на выложенный плитками пол.
– Ты полагаешь, что это смешно?! – вырвавшись из рук мужчины, я сдернула с головы проволочную корону вместе с несколькими волосками.
Однако Марк уже развернулся и исчез в недрах квартиры.
– Заходи, – позвал он.
От унижения мне хотелось ругаться и царапаться. Кое-как стянув крылья, я отчаянно пожалела, что запихнула пальто в пакет, оставшийся в подъезде под дверью, и не могла прикрыть нелепый костюм. Наверное, стоило одежду забрать с собой, но мысль о воровстве в столь шикарном жилом комплексе, где половина квартир наверняка пустовала, казалась неуместной.
Каблуки несмело простучали по каменным плиткам. Пройдя через арку, я замерла на пороге. В комнате, озаренной естественным освещением, было немного мебели, и ничто не отвлекало внимания от потрясающего вида городской набережной в огромном панорамном окне. Вечер окутывал город, зажигались фонари и огни на фасадах соседних зданий. Меркнущее холодное небо было так близко, что, казалось, стоит протянуть руку – и дотронешься до мягкого жидкого пуха перистых облаков.
– Что-нибудь выпьешь? – Марк стоял за барной стойкой.
– Нет.
– Симпатичное платье, – он кивнул в мою сторону и налил в высокий стакан воды.
– Что? – я сжала зубы и сделала короткий вздох, чтобы не взорваться от злости, как воздушный шар. – Ты серьезно не понимаешь, как унизительно стоять здесь в таком виде?
– Извини. – Сожаления он явно не испытывал. – Но если бы ты отвечала на звонки, то обошлись бы без сложностей.
Какого черта он отчитывал меня как школьницу?!
Фыркнув, я сердито прошлепала к стойке и схватила бумажную салфетку, намереваясь стереть яркие губы.
– Оставь, тебе даже идет, – продолжал измываться хозяин квартиры.
Одарив насмешника уничижительным взглядом, я избавилась от помады.
– Вот. – Протаев швырнул на полированную столешницу тоненькую папочку.
– Что это?
– Посмотри.
Содержимое файла вызывало оцепенение. Сухим протокольным языком, короткими, рублеными фразами излагались основные факты из моей жизни, начиная от рождения и заканчивая несчастливым днем, когда я, на свою голову, отыскала в Интернете телефон тогда еще незнакомого Марка Протаева. Среди документов даже лежала ксерокопия моего диплома.
– И что это значит? – Подняв голову, я обнаружила, что мужчина внимательно следит за моей реакцией. Только нечеловеческим усилием мне удалось сохранить самообладание. Внутри у меня все дрожало от негодования, словно чужие люди трогали мою жизнь грязными руками, превратив долгие годы в пустое описание, уложившееся на десятке печатных страниц.
– Не понимаешь? – Протаев изогнул брови и, забрав папку из моих рук, принялся читать: – Кондратьева Зоя Валерьевна, двадцать шесть лет, рост сто шестьдесят восемь сантиметров, родилась в…
– Прекрати! – перебила я. – Не нужно зачитывать мою биографию. Что ты этим пытаешься сказать?
– У меня отличное сыскное агентство, оно никогда ничего не упускает, но – вот странность – относительно Кондратьевой Зои Валерьевны сыщики не нашли ни одного факта, ни одного доказательства, что у заштатного менеджера по организации детских праздников, которая живет с сестрой, но без кошки, вдруг открылся экстрасенсорный дар. Или она неожиданно начала лечить людей наложением рук. Или предсказывать будущее. Или видеть мертвых.
Невольно у меня вырвался невеселый смешок.
Марк пронзил меня острым взглядом:
– Ты считаешь, я говорю смешные вещи? Ты считаешь, это забавно, что я пытаюсь разобраться, почему ты с уверенностью заявляешь, будто Алексей мертв?
– Стараешься подловить меня? – Я спрятала руки в складках нелепого платья с пышной пачкой вместо юбки, чтобы обвинитель не заметил, как сильно они тряслись.
– Подловить? – Он дернул уголками губ.
– Не сама ли я убила Алексея? – договорила я и, точно со стороны, расслышала в собственном голосе возмущение. – В скрупулезном описании моей биографии ты разве не прочел, что в день исчезновения твоего брата «главной злодейки» вообще не было в городе?
– Это ничего не значит.
– Ты меня раскусил! Я из любопытства прикончила известного на весь мир художника, спрятала тело в морозильной камере и дождалась объявления о прекращении розыска. Потом я решила, что такими темпами меня ни за что не раскроют, и явилась с повинной. Ты не находишь это чуть-чуть… нелогичным?
– Было бы логичнее, если бы я предположил, что тебя действительно посещают видения и сам Алексей попросил явиться к нам, чтобы устроить переполох?
– А если это так? – вырвалось у меня.
Я понимала, что, узнав правду, близнец Алексея наверняка посчитает меня чокнутой, но слова уже сами слетали с языка:
– Что, если я, менеджер в заштатной конторе, не умеющий лечить людей наложением рук, вижу мертвых?! Вернее, не мертвых, а мертвого. Точнее, твоего брата. И такого «дара», поверь мне, врагу не пожелаешь!
Признание повисло в воздухе, и наступила долгая пауза. В полной растерянности Протаев потер подбородок, потом странно взмахнул рукой, словно вел жаркий внутренний спор и пытался подыскать достойный ответ, а секундой позже… захохотал.
Он, прикрыв лицо ладонями, давился смехом, а я чувствовала себя круглой дурой. Задыхаясь, Марк облокотился о стойку и закашлялся.
– Ты. Принимаешь. Меня. За. Идиота?! – Он так резко и громко шибанул ладонью по столешнице, что я невольно попятилась, вжав голову в плечи.
Пугающая веселость слетела враз. Лицо приняло жесткое, даже злое выражение, а меня охватила горькая обида. Ведь чтобы признаться, мне понадобилась уйма душевных сил, но скептик, сидящий в Протаеве, не желал верить в мистическую драму, он требовал кровавого триллера.
– Хорошо! – выходя из себя, рявкнула я и выпалила на одном дыхании: – Я видела, как убивали твоего брата, а после поехала за преступниками на склад мясоперерабатывающего комбината, где проследила, как тело прячут в морозилке, чтобы потом пустить на котлеты!
– На котлеты? – тихо повторил противник.
Ну, ясно, все это звучало столь дико, что не поверил бы ни один здравомыслящий человек.
– Именно! А может, на колбасу! Поехала за ними на своем «Мерседесе»! – осекшись, я нарочито задумалась и с фальшивым раскаянием поморщилась: – Хотя извини, неловко соврала. Ты уже знаешь из досье, что у меня нет машины, тем более «Мерседеса», да и водительских прав тоже нет.
От возникшей тишины зазвенело в ушах. Гнев, распиравший меня изнутри, выплеснулся без остатка, и я сдулась, как воздушный шар.
– Господи, фея, – после долгого молчания устало пробормотал Марк, – откуда ты свалилась на мою голову?
Никогда в жизни я не чувствовала себя более паршиво, чем в ту минуту, когда глядела в безжизненное лицо мужчины, всего несколько дней назад полного энергии. Похоже, что-то сломалось в нем.
Домой я возвращалась в самом мрачном настроении. Полупустой поезд метро стучал по рельсам. В черном окне отражалось мое осунувшееся лицо. Под лихорадочно горящими глазами залегли тени, обветренные губы были обкусаны, длинные волосы торчали в разные стороны. Непроизвольно я пригладила макушку, без успеха пытаясь придать своему внешнему виду опрятность. Казалось, несчастливое кольцо на пальце, принадлежащее мертвому человеку, по капле выцеживало из меня жизненные соки.