– Какая гадость! – скривилась я, отодвигая стакан. – Так почему ты передумал?

– Ты говорила искренне о появлении… – он запнулся. – О появлении Лешиного призрака. Никогда не видел, чтобы люди врали с таким убеждением. Выходило, что по тебе плачет психиатрическое отделение.

– Если тебя это успокоит, то меня действительно туда направили, когда я призналась неврологу, что вижу призраков.

– Но для того чтобы просто сойти с ума и на каждом углу кричать о привидениях, ты слишком здравомыслящая особа, – закончил Марк.

Почему в его устах слово «здравомыслящая» прозвучало как оскорбление?

– Исходя из чего ты сделал такой вывод? – недовольно уточнила я.

– Литературный кружок в школе, золотая медаль, красный диплом, семь лет работы на одном месте, расстановки по Хелленгеру, ни одной случайной интрижки. Мне продолжить?

– Достаточно, – отказалась я, желая удавиться. – Иногда и я совершаю внезапные поступки.

– Ну да. Поступление на факультет менеджмента вместо бухучета. Просто какой-то бунт на корабле!

Делано фыркнув, уже с большим удовольствием я отхлебнула виски.

– Ты даже похожа на училку, когда хмуришь брови, – Марк не скрывал, что откровенно подкалывает меня. – Наверняка еще и очки носишь?

– У меня отличное зрение, – воспротивилась я, но тут же сдалась: – Ты прав, у меня отвратительное зрение, и когда я надеваю очки, то похожа на училку младших классов.

Мы замолчали.

– Единственный, кого я вижу четко даже без очков, – это твой брат, – крутя в руках стакан, призналась я. – И это страшно.

Беседа моментально погасла, как трепыхавшийся неровный огонек свечи. Марк не хотел обсуждать эту тему. Его лицо застыло.

– Сейчас кое-что изменилось, – я не понимала, почему никак не могу заткнуться. – Если раньше Алексей был как будто заморожен, то теперь стал мокрым. Его точно водой окатили.

– Вот как?

– Я абсолютно уверена, что тело твоего брата скинули в городское водохранилище.

Возникла нехорошая пауза. Одним махом Протаев опрокинул в себя сок, словно это был виски.

– У нас обоих был сложный день. Давай поговорим об этом завтра.

И он оставил меня один на один с тишиной дома, остывшей несъедобной яичницей и полным стаканом крепкого алкоголя.

На меня снова смотрели пустые глаза с расширенными зрачками, поглотившими радужку. Убийца жутковато скалился. Чужие руки сжимали и натягивали ворот пальто. Мне не хватало воздуха, и было очень, очень холодно…

Я резко села на кровати и едва не заорала, поймав свое темное отражение в зеркальных дверцах шкафа. Только спустя пару секунд мне удалось прийти в себя и осознать, что незнакомая комната – это гостевая спальня в квартире Протаева. И здесь действительно царил неприятный влажный холод.

Тело, как и предсказывал Марк, нещадно ломило. Футболка от пота липла к спине, волосы сбились в комок. Растерев лицо ладонями, я включила ночник. Лампочка вспыхнула и моментально выхватила из темноты застывший рядом с окном призрак Алексея. От неожиданности я взвизгнула, но тут же прикусила одеяло, надеясь, что вопль не разбудил гостеприимного хозяина.

Я заметила, что ругань отпугивает призраков, так что без зазрения совести шикнула:

– Уходи отсюда!

Он исчез, однако возник снова, уже на кухне, куда я направилась, чтобы смочить пересохшее горло. От внезапного появления я так перепугалась, что выпустила изо рта фонтан брызг. Дух последовал за мной в коридор. Я спряталась от него в туалете. Помыв руки, посмотрела в зеркало над раковиной, чтобы очередной раз расстроиться из-за распухших губ, и вдруг за плечом увидела Алексея.

– Матерь Божья! – вырвалось у меня. Призрак отказывался испариться, чтобы показать, как сильно ему не понравилась моя ночевка у его брата.

Стало так жутко, что захотелось спрятаться под одеяло, как делала в детстве Аня, когда отец пугал ее чудовищами из шкафа. Он был бездарным воспитателем и даже не догадывался, что ужас меньше всего способствовал здоровому сну у ребенка.

В страхе я даже не поняла, как оказалась у комнаты Марка. Из-под двери пробивалась полоска света. В спину веяло ледяным холодом, видимо мертвый художник следовал за мной по квартире.

Тихонечко постучав, я не стала дожидаться приглашения и беспардонно прошмыгнула внутрь, спасаясь от загробного надзирателя. Удивительно: всю квартиру наполнял арктический холод, а в комнате хозяина, озаренной мягким светом ночной лампы, сохранялось приятное тепло.

Одетый в пижамные штаны и майку, Марк лежал на кровати в окружении папок и документов. Замерев с поднесенным ко рту стаканом воды, он в изумлении уставился в мою сторону.

– Я у тебя футболку взяла. Можно? – первое, что пришло в голову, брякнула я.

Вытащенная наобум футболка с эмблемой какого-то спортивного клуба едва-едва прикрывала срам. Но если учесть, что голые ноги украшали фиолетовые синяки, сексуальностью тут и не пахло.

У мужчины вытянулось лицо.

– Послушай, – я неловко переминалась. – Это тебе покажется, наверное, немножко странным, но… возьми меня! – У гипотетического любовника поползли на лоб брови. – В смысле, можно я пересплю с тобой? – Ой, оговорочка по Фрейду… Как всегда в самую ответственную минуту на меня нападало косноязычие.

Марк поставил стакан на прикроватную тумбочку с осторожностью, словно тот кусался.

– Вернее, переночую с тобой? – исправилась я. – Клянусь, я только на краешек лягу. Честное слово, ты даже не заметишь меня!

Пока он, обалдевший от моей выходки, не мог противиться неожиданной «пижамной вечеринке», я на цыпочках пересекла спальню.

– Клянусь, я не храплю, не пускаю слюни на подушку и даже не шевелюсь. Ты и не поймешь, что мы спали в одной кровати. Я не помешаю. Ты работай дальше!

Последнюю фразу я пробормотала, уже забравшись в постель и накрывшись с головой одеялом. Потом ощутила, что острый край папки впивается в бок, и заворочалась, стараясь улечься поудобнее. Со стороны Протаева последовало ворчливое шиканье.

– Извини.

Марк недовольно покашлял, напоминая, что я обещала вести себя тише воды ниже травы.

– Извини еще раз, – пробубнила я, отвоевывая еще немножечко места у папок и документов.

– Я слышал, как ты кричала во сне, – вдруг вымолвил мой ночной сосед. – Надо было раньше прийти. Спи спокойно, Зоя.

– Спасибо, – чуть слышно выдавила я и едва сумела сдержать предательский всхлип, внезапно подступивший к горлу.

Я проснулась от ощущения, будто кто-то толкнул меня в плечо, и, резко открыв глаза, обнаружила, что лежу поперек кровати. За окном лил дождь, и по стеклу скользили быстрые неровные ручейки. Часы на прикроватной тумбочке показывали позднее утро, но из-за непогоды комнату окутывали грязновато-серые сумерки.

Затаив дыхание, я села и долгую минуту пыталась пережить боль в боку, куда пришелся жестокий удар преступника. Потом заставила себя подняться, уверенная, что меня поместили в персональный ад.

Кое-как доковыляв до кухни, я обнаружила на барной стойке мобильный телефон и записку от Марка.

«Уехал за вещами к тебе домой. Сестра в курсе. Дождись меня».

У Протаева был твердый, мелкий почерк и неприятная манера раздавать указания даже в коротких писульках. Вероятно, он оставил мобильник, чтобы я могла с ним связаться, но из-за совместной ночевки меня мучил стыд…

Испугалась как маленькая! Правда, мертвый художник впервые приходил ко мне ночью.

Я позвонила шефу. Он внимательно и с сочувствием выслушал сбивчивые оправдания за прогул, но явно не поверил, что меня избили преступники, а не поклонник на дорогом автомобиле, о котором взахлеб судачила вся контора.

– Зоя, я очень рад, что у тебя наконец появилась личная жизнь, – почти с отеческой грустью в голосе, заставившей меня потерять дар речи, вздохнул Иванович. – Но будь, пожалуйста, осторожна и постарайся, чтобы эта самая личная жизнь не мешала работе, потому что сейчас она не просто мешает, а заменяет тебе работу. Ты же знаешь, что за бурную личную жизнь деньги платят только звездам?