– Зоя, – Иванович прокашлялся, – ты же понимаешь, почему я тебя позвал?
Бывшие коллеги умирали от любопытства. Их взгляды прожигали дыры в стеклянных стенах похожего на аквариум кабинета шефа.
– Хотите, чтобы я связалась с вашей умершей собакой? – нахально спросила я.
Иванович болезненно поморщился:
– Кондратьева, у тебя не язык, а скальпель!
– Только уволили вы меня по другой причине.
Бывший шеф нервно дернул ослабевший узел галстука и свернул его набок.
– Зой, – с жалобной интонацией протянул он, – хватит уже, а? Возвращайся, может?
– Как медиум, нашедший погибшего человека, я прохожу свидетелем по нашумевшему делу. Меня узнают люди на улицах, а вам скандальная слава ни к чему.
Сложив руки на груди, я глянула на бородача. По моему непроницаемому виду он бы никогда не догадался, что в душе обиженной работницы играли фанфары, а ладони горели от радостных аплодисментов.
– Ну что ж ты меня все тычешь?! – взвыл Иванович. – Возвращайся! Без тебя здесь глухо, как в танке!
– А еще вы говорили, что незаменимых людей не бывает!
– Тридцать процентов плюсом к прошлому окладу! – пошел в наступление бывший босс.
– Пятьдесят! – потребовала я. – И отдельный кабинет!
– Сорок, и прямо сегодня малая переговорная комната превращается в твой кабинет!
– И моя квартальная премия больше не зависит от вашего настроения!
– Хорошо.
– И отдельную полку в офисном холодильнике!
Я понимала, что окончательно обнаглела. Однако во время торга нужно просить больше, чтобы получить желаемое.
– Зоя… – предостерег Иванович, намекая на перебор.
– Я согласна! На работу выйду через две недели.
– Зоя!
– Ладно, через неделю, – пошла на попятный я и уже в дверях опомнилась: – И еще! Я больше никогда не буду заменять актрис!
– Договорились.
– Почему вы такой сговорчивый? – возмутилась я.
– Я соскучился по тому, как ты ворчишь по утрам, Кондратьева, – вдруг по-отечески улыбнулся Иванович. – Заканчивай свои важные дела и возвращайся.
На улице было слякотно. Февраль подходил к концу, в воздухе чувствовалось скорое приближение весны. Зима еще нервничала, пыталась отвоевать время – то сыпала снегом, то колола морозами по ночам. Однако днем совсем раскисала, превращая улицы, проспекты и переулки в непролазные деревенские тракты.
Перейдя дорогу на зеленый сигнал светофора, я вошла в маленькую уютную кофейню. Меня приветствовал переливчатый звон колокольчика, окутали ароматы свежего кофе и сладких булочек.
Елизавета Потаповна сидела за столиком у окна. При моем появлении она поджала накрашенные губы и отвернулась, с преувеличенным вниманием рассматривая непривлекательный вид на оживленную эстакаду.
– Здравствуйте, – поприветствовала я будущую свекровь и, сняв пальто, села напротив.
– Ты непунктуальная.
Покосившись на настенные часы с эмблемой кофейни, я едва сдержала улыбку.
– Я опоздала на две минуты.
– Две минуты потерянного мною времени. – Она сделала крошечный глоток кофе. – Но я тебя позвала не для того, чтобы прививать хорошие манеры.
Надеясь развеять тяжелую атмосферу, я произнесла заговорщицким тоном:
– Говорят, что можно вывезти девушку из провинции, но провинцию из девушки – никогда. Это про меня.
– Ты самокритична, – Елизавета Потаповна одобрительно изогнула брови.
– Я пошутила, – тут же оговорилась я и быстро, пока обидчивая собеседница не подумала оскорбиться, сменила тему разговора: – Так что за важное дело, о котором не должен знать Марк?
– Вот. – Она вытащила из сумки белый конверт и положила на середину стола. – Я решила купить твою благосклонность.
– Вы серьезно? – Глядя на очередную взятку, я не знала, плакать или смеяться.
Я отодвинула конверт к чашке будущей свекрови. Ревнивым взором женщина впилась в колечко с маленьким камушком на моем безымянном пальце. Похоже, даже Елизавета Потаповна больше не могла игнорировать тот факт, что летом мы с Марком планировали сыграть свадьбу.
– Это не деньги. – Она перевернула конверт и вернула на прежнее место.
Сощурившись, я сумела разобрать, что на лицевой части мелким скользящим почерком был указан адресат послания: «Ангелу из снов».
У меня свело желудок от болезненной судороги.
– Когда разбирали студию, то нашли дневники Алеши и это письмо. Мы его не вскрывали.
Я перевела взгляд на собеседницу и вдруг осознала глубину ее потери. Передавая в руки фактически чужого человека письмо, она отнимала у самой себя частицу сына. Возможно, для матери послание создавало впечатление, что Алексей еще жив: дышит, рисует, мыслит, только где-то очень далеко от нее.
– Я не могу его взять. – Я снова отодвинула конверт.
– Оно принадлежит тебе. – Женщина протянула руки и накрыла мои пальцы теплыми ладонями. – Зоя, я знаю, как ты дорога Марку. Я потеряла одного сына, помоги мне вернуть второго. Можешь считать, что я даю тебе взятку.
На глаза выступили слезы. Наверное, из-за стресса последних месяцев я стала жутко сентиментальной.
– Хорошо. – Я мягко улыбнулась.
– Тогда оставлю вас наедине. – Женщина встала, надела шубу. – Приезжайте в эти выходные на дачу. Знаю, что ты сможешь уговорить Марка. Мы с Ириной будем ждать.
Будущая свекровь ушла. По дороге к автомобилю она обернулась и легонько помахала рукой, словно мы являлись лучшими подружками. Пришлось ответить тем же. Казалось, что меня поместили в сумасшедший, сюрреалистический сон, где злая мачеха вдруг оказалась доброй крестной, умеющей превращать тыквы в кареты.
Некоторое время я смотрела на конверт, боясь прикоснуться хотя бы к уголку. Была ли я готова получить весточку с того света и выслушать человека, с которым познакомилась только после его смерти? Даже разворачивая листы, я не могла ответить утвердительно.
Прочитав, я аккуратно сложила письмо и спрятала в конверт. Меня охватывало ледяное оцепенение. Это было послание безумца, обрывистое, странное, полное страсти.
Здравствуй, мой ангел!
Как жаль, что я так и не узнаю твоего имени. Ты приходишь ко мне во сне, ночь за ночью, раз за разом. Что это? Я вижу твое лицо. И да, ты прекрасна.
Я вдруг осознала, что в кофейне стало очень шумно и все столики были заняты. Вероятно, в офисном центре закончился рабочий день. Несмотря на то что меня окружили люди, я все еще чувствовала себя так, словно находилась на необитаемом острове.
Я знаю, что мы никогда не встретимся, никогда не заговорим. Ты придешь ко мне после того, как меня не станет. Я рисую тебя, чтобы помнить каждое короткое мгновение, которое нам только предстоит пережить вместе. Жаль, что я никогда не смогу назвать тебя по имени.
На столе завибрировал мобильный телефон. На экране высветился знакомый номер Марка Протаева.
– Алло?
– Зоя? – У меня всегда будет сладко сжиматься сердце от того, как Марк произносит мое имя.
Ты будешь носить мое кольцо. Я видел его на твоей руке. Его прокляла она, страшная женщина, которую я играючи увел у брата. Женщина, которая заставила меня узнать, как больно, когда тебя ненавидит собственное отражение. Простит ли он меня когда-нибудь?
Она подарила кольцо в тот день, когда я решил разорвать наш неправильный союз. Она кричала страшные вещи, проклинала меня. Я еще не знал, что значит проклятье отчаявшейся женщины. Кольцо больше не слезло с пальца. Мой хрупкий мир был обречен, и, словно луч надежды, ночами стала приходить ты.
– Твоя мама только что дала мне взятку.
– Совершенно точно я не желаю знать, что это значит, – хмыкнул он в трубку.
Потом налетели тени. Ужасающие создания наполнили пространство, превратили друзей в чудовищ и обратили вспять время. Я возненавидел часы, потому что они всегда вели обратный отсчет. Сейчас, увидев тебя на краю своей могилы, я понимаю, что финалом станет смерть.
За окном смеркалось. Город накрывали ранние зимние сумерки, снова шел снег.