Ни я, ни любой другой здравомыслящий человек не станет одобрять бессмысленные убийства таксистов-мусульман. Это вообще не обсуждается. Но манипулировать неподходящим в данном случае библейским — я подчеркиваю, библейским — высказыванием „око за око“ и оправдывать тем самым злонамеренного убийцу ни в чем не повинных людей, объявляя его безумцем, уже само по себе есть безумие. Террорист он и есть террорист, а то был акт терроризма в чистом виде. И в случае с Айшаком Раджабом только смертный приговор будет адекватен совершенному им преступлению. Таково мое мнение, теперь давайте послушаем ваше. Вы можете отправлять мне послания электронной почтой по адресу…»

Детективы вышли из здания в ночь.

Через четыре часа будет убит четвертый таксист-мусульманин.

Полиция сразу поняла: это не их человек. Начать с того, что ни одна из предшествующих жертв не подвергалась ограблению. А этот человек был ограблен. Остальные жертвы были убиты одним выстрелом, в основание черепа. В этого же стреляли три раза через открытое окно со стороны водительского места. Две пули попали в лицо, у левого виска и чуть ниже щеки, третья прошила шею насквозь и застряла в панели противоположной дверцы.

Гильзы нашли на улице, рядом с машиной, и это указывало на то, что преступник пользовался автоматическим оружием, а не револьвером, как в первых трех случаях. Баллистическая экспертиза это подтвердила. Пули и гильзы соответствовали образцам, выпущенным из пистолета-автомата «кольт» 45-го калибра.

Нашлись два свидетеля, и оба утверждали, что видели, как мужчина наклонился к окну такси за секунду до того, как прогремели выстрелы. И он определенно не был высоким белым мужчиной, одетым во все черное.

Все четыре убийства объединяло лишь два сходных обстоятельства. Все водители были мусульманами, на всех четырех ветровых стеклах была нанесена синей краской звезда Давида.

Но звезда Давида — шестиконечная, а эта, последняя, была пятиконечной, к тому же перевернутой вверх ногами. Такого рода пентаграмму используют сатанисты.

Детективам оставалось лишь надеяться, что в данном случае обошлось без религиозного подтекста. И еще они точно знали: это другой человек. Это подражатель.

Так выглядели заголовки на первых полосах почти всех утренних газет. В статьях по большей части пересказывались пресс-релизы полицейского управления. Однако в информации по первым трем убийствам, полученной из отдела по связям с общественностью, не было ни слова ни о самом убийце, ни о его мотивациях. Ни в одном из средств массовой информации — будь то печатные издания, радио или телевидение — не упоминалось о том, что убийца был весь в черном с головы до пят. Или же о том, что он расправлялся с жертвами всего одним выстрелом в затылок. И полиция надеялась, что убийца, если, конечно, удастся его поймать, сам раскроет эту информацию. И тем самым выдаст себя.

Но к этому времени полиция уже знала, что последний убийца — подражатель, а потому стала выдавать более щедрые пресс-релизы. Где, в частности, говорилось, что в четвертого таксиста стреляли три раза, что его ограбили, унесли всю ночную выручку. И что нападавший, по описаниям свидетелей, — чернокожий мужчина лет двадцати с небольшим. Рост примерно пять футов семь дюймов, вес около ста шестидесяти фунтов. Он был в синих джинсах, белых спортивных туфлях и черной вязаной шапочке, низко надвинутой на лоб.

Прочтя все это, убийца трех первых таксистов, должно быть, радостно хохотал и потирал руки. Особенно после второго взрыва бомбы, что грянул во вторник днем.

Объединенный центр по борьбе с терроризмом при Федеральном управлении представлял собой довольно оригинальную гремучую смесь из лучших детективов города, специальных агентов ФБР, людей из отдела внутренней безопасности и нескольких шпионов из ЦРУ. Команда из пяти офицеров центра во главе со специальным агентом Брайаном Хупером прибыла к заведению под названием «Мерри кофе бин»[29] в три часа дня, менее чем через полчаса, как террорист-смертник взорвал себя, а заодно еще двенадцать посетителей, сидевших за столиками на улице. Семь человек были ранены, их уже увезли машины «скорой» в близлежащий госпиталь «Эйбингдон мемориал», что на Кронли-стрит, неподалеку от набережной.

Кафе было разнесено в клочья. Кресла и столики представляли собой груду искореженного металла и напоминали сюрреалистическую скрученную и дымящуюся скульптуру лихого авангардиста. Стекла из витрин вылетели, и весь тротуар был завален осколками. А помещение внутри было сплошь залито водой — тут уж на славу потрудились городские пожарные.

Оглушенная и насмерть перепуганная официантка была вся в копоти и грязи, но, сколь ни покажется удивительным, в остальном ничуть не пострадала. Она-то и рассказала Хуперу, что как раз подошла к стойке с аппаратом для капуччино, выполняя заказ, когда вдруг услышала чей-то крик. Доносился он с улицы. Сначала она подумала, что раскричался кто-то из посетителей, ей не раз доводилось быть свидетельницей споров и выяснения отношений между клиентами. Она отвернулась от стойки и увидела, как какой-то худенький мужчина бежит к дверям кафе и что-то вопит во все горло…

— А что именно он кричал, мисс, вы не помните? — спросил Хупер.

Хупер, одетый в синий пиджак, белую рубашку, голубой галстук и до блеска начищенные черные туфли, был вежлив, говорил мягко и вкрадчиво. Детективы из Пятого участка тоже старались соответствовать, но в своих спортивных куртках, мятых штанах и рубашках с расстегнутыми воротничками выглядели рядом с ним чуть ли не бродягами. Они столпились вокруг, изображая неподдельный интерес, и строили многозначительные мины, пока Хупер проводил допрос.

— Что-то насчет евреев, — ответила официантка. — И с каким-то странным акцентом, слов не разобрать. Да еще так громко, что понять было почти невозможно. И потом, знаете ли, все произошло так быстро… Он бежал по тротуару прямо сюда, к двери, между столиками. Видите, у нас там такой проход? Ну вон там, проход, который ведет прямо к дверям?.. И орал во всю глотку, евреи, мол, такие, евреи сякие, да еще размахивал руками как сумасшедший. А потом вдруг грохнул этот ужасный взрыв, и меня едва не сшибло с ног. И это при том, что находилась я внутри, у стойки с кофеваркой. И потом я увидела… ну прямо как зарево на улице, яркое-яркое, понимаете? Увидела зарево и как в нем разлетаются в разные стороны руки, ноги, части тел… Ну, силуэтом, что ли, таким… Бедных людей, что сидели на улице, просто на куски разнесло. Это было так… ужасно, так страшно…

Затем Хупер и его люди начали тщательно осматривать место происшествия. Два детектива из Пятого участка понимали — ничего хорошего это происшествие не сулит.

Если он достиг своей цели, добился желаемого, то к чему испытывать судьбу? «Все сложилось как нельзя лучше, даже превзошло самые смелые мои ожидания. Так что пора уходить. Самое время залечь на дно», — твердил он себе.

А этот кретин только осложнил все прошлой ночью. В полиции работают далеко не дураки, сразу сообразят — тип, прикончивший четвертого таксиста, не имеет отношения к трем другим убийствам. Так что, возможно, придется совершить еще одно. Чтобы расставить нужные акценты. Четыре ведь всегда лучше, чем три, разве нет?..

Для индейцев племени навахо, настоящих американцев, как они себя называли, число «четыре» всегда было священным. Четыре времени года, четыре священных горы, четыре части света. Восток символизировал позитивное мышление. Юг — планирование. Запад — саму жизнь. А север — надежду и силу. Они верили во все это, люди племени навахо. Религия вообще странная штука. Вещи, в которые верят люди. Сам он тоже когда-то верил, но было это давно, очень давно…

Нет, конечно, на самом деле число «четыре» никакое не священное. Просто в это верили навахо. Ну как, к примеру, христиане верят, что 666 — число зверя, а зверь не что иное, как антихрист. А антихрист, безусловно, еврей — кем же еще он может быть, правильно? Были даже люди, которые верили в то, что акроним Интернета, «www», на деле означает вовсе не Всемирную паутину, а является производным от трех букв иврита, «vav». Повторенные три раза подряд, эти «vav, vav, vav» означают не что-нибудь, а 666, то есть число зверя.