Я колебался, не зная, с чего начинать.
— Ты знаешь… о Джеби? — спросил я, дотягиваясь с сиденья до руки мальчика. Мне показалось, что его пальчики дернулись, словно желая сомкнуться вокруг моих пальцев. Я взглянул на Перримида и протянул обе руки. Он немного поколебался, затем протянул мне Джеби. Я прижал его к себе, вспоминая мягкое, дышащее тепло его тела.
Медленно, осторожно я передвинул руки мальчика, пока они не обвились вокруг моей шеи. Он держался, прижавшись ко мне, без моей помощи.
— Привет, Джеби, — прошептал я. Горло мое сжалось. — Давно не виделись, — продолжал я, не зная, может ли он услышать меня и понять, запертый в своем теле. Я попытался найти путь в его мысли сейчас, когда он так близко, но пространство между нашими мозгами подчинялось другим законам, и никто из нас не знал, в каком направлении двигаться.
— Перримид поделился своими подозрениями, — мягко, чуть ли не нерешительно сказал Ронин. — Ты можешь рассказать мне больше?
Я поднял глаза, отвлекаясь, почти раздраженный тем, что меня прервали. Я заставил себя снова собраться и ответить ему:
— Я могу рассказать тебе больше, чем кто-либо, — сказал я.
К тому времени, как я закончил, Джеби заснул у меня на руках. Мы пролетали над освещенной громадой Ривертона. Я никогда не думал, что буду с радостью смотреть на нее, и радости я не чувствовал. Но за темным провалом речного каньона уже были видны редкие огоньки и ветвящиеся улочки Фриктауна.
У меня вырвался вздох облегчения, когда мы миновали реку и за нами не погнались. Куда же везет нас Воуно, если Бабушки уже нет на свете?
Он отвез нас к Хэньену. Флайер завис в нескольких сантиметрах над крышей, словно боялся, что здание не выдержит такой вес. Мы осторожно выкарабкались из машины, помогая друг другу.
Воуно оставил флайер висеть над самой крышей и провел нас к лестнице. Почему он доставил нас сюда? Ведь Хэньен уже предал меня однажды. Сейчас я понимал, почему Хэньен сделал это, но от этого верить ему было не легче. Но я доверял Воуно, так что не задавал никаких вопросов.
Когда мы шли по крыше, я заметил остатки колонн по ее периметру. Должно быть, тут раньше была башня для ан, для призыва облачных китов спуститься вниз. От нее не осталось ничего, кроме отдельных камней кладки, торчащих, как гнилые зубы. Я удивился, что Хэньен не восстановил ее. Возможно, он чувствовал, что нельзя вернуть то, что потерял его народ с утратой ан лирр, и вид башни для молитв, которые кажутся бессмысленными, не был тем, с чем ему хотелось бы сталкиваться каждый день.
Хэньен поджидал нас внизу, в комнате, знакомой мне. Он отпрянул, увидев, как я вхожу, держа на руках Джеби. Не знаю, отреагировал ли он так на то, что было в моих глазах, или просто на мое появление. Комната была все той же, какой я помнил ее: наполненная вещами из прошлого, которое ушло навсегда.
В последний раз я видел его в здании склада, куда собрались спасшиеся патриоты из ДНО после кровавой расправы Тау с демонстрацией. Я помнил, как он держал безжизненное тело Бабушки на руках и проклинал нас за то, что мы сделали. Тот день был только началом бед, которые принесли общине патриоты. И хотя после этого он ненавидел нас и имел на то веские причины, его действия против нас были действиями отчаяния, направленными на то, чтобы Боросэйж не превратил в золу весь город.
Хэньен официально поклонился нам, отводя от меня глаза, и сказал:
— Намастэ. Добро пожаловать в мой дом.
Остальные поклонились в ответ. Воуно и Киссиндра пробормотали «Намастэ» естественно, как будто всю жизнь говорили это слово. Перримид неловко поклонился, отозвавшись эхом: «Намастэ». Это было первое гидранское слово, которое я слышал от него. Ронин искусно сымитировал остальных. Я стоял на месте, держа Джеби, молча и неподвижно.
— Намастэ, — произнес другой голос.
— Мийа?
Она уже глядела на меня, войдя в комнату, словно уже знала, что увидит, кто из нас где будет стоять, еще до того, как я заговорил.
«Кот! Джеби!» — ее мозг слил наши имена в одно, втиснув его между чувствами. Она тихо подошла через комнату к нам, словно боясь, что мы исчезнем. Но ее улыбка становилась шире с каждым шагом. Когда Мийа была совсем рядом с нами, она закрыла глаза, сосредотачиваясь, и мягко обняла нас своими мыслями.
Мой мозг распахнулся как окно, и внезапно они оба оказались во мне, глядя моими глазами.
«Намастэ», — сказал я, наконец понимая истинное значение этого слова.
«Я так боялась за тебя», — подумала она, целуя меня, называя меня именем, которое не произносится.
— Мамочка, — пробормотал Джеби, протирая глаза, словно он очнулся от странного сна и обнаружил нас рядом. — Папа. — Он улыбнулся. Мы все улыбались, снова в нашем маленьком мире. Комната и все в ней исчезли из реальности, и растворилась вселенная за ней.
Кто-то телепортировался в комнату, возникнув чуть не на нашем месте.
— Наох! — не знаю, сколько из нас одновременно, словно хор, произнесли это имя. Ронин отшатнулся, словно никогда раньше не видел, как кто-то телепортируется. Возможно, что и не видел.
Я взглянул на остальных: Киссиндра и Воуно, Перримид и Хэньен — все застыли с совершенно разными выражениями на лицах.
Удивление Наох превратилось в возмущение, когда она повернулась и увидела Мийю со мной и с Джеби. Ее ментальный барьер перерезал хрупкую нить, которой я был соединен с ними, прежде чем она вышвырнула нас из своего мозга. Она повернулась к нам спиной, завершая отрицание нашего существования.
Мозг Мийи мгновенно проник снова в мой мозг. Я почувствовал, как она пытается разрушить стену молчания своей сестры, чтобы заставить Наох признать наше право быть вместе, почувствовал, как она потерпела поражение.
Я удержал ее, когда она попыталась пересечь комнату.
«Не надо, — подумал я. — Это не ты. Это не мы. Это она».
«Она моя сестра, — покачала головой Мийа, напрягаясь в моих объятиях, в то время как воспоминания заполняли ее мысли. — Я нужна ей. Кто еще есть у нее? Я могу ей помочь». — Я почувствовал, как ее терпение тает.
— «Черт побери, она пыталась убить нас! — Я заставил Мийю вместе со своими проглотить и мои воспоминания, как кровь — с вином. — Она засасывает тебя, она бес'мод».
Мийа отвела глаза от бесстрастной спины Наох. Она заглянула в глаза Джеби, в мои глаза… столкнулась с ледяной коркой льда, еле сдерживающей мой гнев и страх снова потерять ее, отдав Наох.
Я почувствовал, чего стоило ей поверить мне, понял, что она не решалась сама увидеть, что их связь с Наох стала для той лишь слабостью, которую можно использовать. Ее решимость была полна горечи, когда она увидела, как ее сестра пронеслась огненным ветром сквозь мозг каждого в комнате, открытого теперь для нас.
Я окаменел, когда Наох выделила Ронина. В мгновение ока она оказалась перед ним. Она откинула его к стене телекинетическим полем, чуть не коснувшись его физически. Ее глаза потускнели, когда она вторглась в его мозг, просматривая каждое его воспоминание вплоть до дня его рождения.
— Наох! — крикнул я, достаточно громко для того, чтобы рассеять ее внимание.
Она повернулась и окинула меня взглядом, говорящим, что она прочистила бы мне мозги, если бы смогла. Она снова обернулась к Ронину, но на этот раз только сказала:
— Так что ты прибыл из ФТУ и говоришь, что можешь нам помочь? — Она говорила с ним на стандарте. Я никогда раньше не слышал, чтобы она пользовалась им. Они все говорят на стандарте, сказал как-то Перримид. Возможно, она всегда знала его, используя намеренно как официальный язык. Ронин кивнул. Он взглянул на Перримида, на Хэньена жалобно и непонимающе. — Тогда почему ты прячешься здесь от землян, как меббет?
Хэньен стоял рядом с Перримидом. Внезапно он оказался между Ронином и Наох. Ронин снова при жался спиной к стене, лицо его начало белеть.
— Он мой гость, — сказал Хэньен. — Он тут, чтобы ознакомиться с ситуацией. И он здесь для его собственной безопасности. — Он коснулся руки Ронина, и это было большее, нежели просто физическое ободрение. Ронин внезапно расслабился. Хэньен проник в его мозг, не осознавая этого, успокаивая потревоженную поверхность его мыслей. Хэньен проводил его к небольшому дивану с подушками в другом конце комнаты. Ронин осторожно сел на него, словно тот мог исчезнуть.