Наох стояла со скрещенными на груди руками, пренебрежение ее было видно даже человеку, ее безнадежность была настолько ясна мне, что я почти сочувствовал ей. Ее волосы были грязными и спутанными, одежда выглядела так, словно она спала в ней. Черты лица стали тоньше и тверже, чем раньше, рот — более жестким, глаза затерялись в провалах усталости.

— Ты же говорил, что не знаешь, где она, — пробормотал Хэньену Перримид.

— Я не знал, — покачал головой Хэньен, переводя взгляд от Наох к нам, глядя на Мийю. В мыслях у него было больше, чем он произнес вслух.

Мийа опустила глаза и не ответила. Или она не могла ответить никак иначе.

— Мы сестры, — непокорно ответила Наох, словно стыдливое молчание Мийи было еще одним ударом по ее самоконтролю. — Мы — это вся наша семья, потому что земляне убили наших родителей. Мы — все, что осталось от нашей семьи. Навсегда, — она так ядовито произнесла эти слова, что Хэньен дернулся. — Что бы ни произошло, сильнее этого не будет ничего.

— Это правда, — тихо сказала Мийа, глядя на сестру с состраданием. — Если она близко, я знаю… мы всегда знаем. С того времени, как умерли наши родители. — Она беспомощно пожала плечами, но я почувствовал ее страдание, когда она взглянула на меня. Она понимала теперь, как часто и глубоко Наох предавала все, что должна значить кровная связь. — Она знала, что я у тебя, Хэньен. И я знала, что она наблюдает, слушает.

— Я ее сознание, Хэньен, — сказала Наох. — И твое. — Она снова перевела взгляд на Ронина и остальных, избегая меня. — Это действительно тот человек, который, как ты думаешь, спасет вас? — Когда я не смогла. Ее взгляд договорил эту мысль. — Этот жалкий твердолобый человек?

Ронин замер, словно эта словесная пощечина выбила из него стремление жить.

— Я могу показаться одиноким, Наох, — сказал он, встречая ее взгляд. Он указал на свою порванную форму, — но я не одинок и не бессилен. По небрежности Тау погибли трое человек, прибывших со мной… — Он запнулся. — Но я жив. Я собираюсь заставить их пожалеть об этом. На планетарной орбите над Убежищем ожидает корабль ФТУ. Чтобы связаться с ним, мне нужны основания. Я сделаю все возможное, чтобы помочь вашему народу, равно как и нашим рабочим, если вы дадите мне больше информации.

— Как ты собираешься связаться с кораблем? — спросил я, соображая, что мы вынудили его оставить идентификационный браслет с лентой данных на разработке Тау.

— В моей ленте данных есть передатчик. Он есть у всех нас, мы называем его «звонком мертвеца». — Он замолчал, так как то, что так долго было сардонической шуткой, внезапно перестало быть ею. — Он… если он не будет выключен в определенное время, то автоматически свяжется с кораблем. Там предположат самое худшее и известят офис на Земле — и Дракона в этом случае тоже. Они пошлют вниз свое тактическое подразделение: санкции будут наложены немедленно. Расписание полетов Тау будет отменено, пока ситуация не решится удовлетворительно для ФТУ. У Тау и даже у Дракона есть причины бояться ФТУ, когда оно берется за работу.

Эти слова придали силы Ронину. Слова — и то, с какими лицами его слушали все, включая Наох.

— Наох, — сказала Мийа, и я почувствовал, как она молится, чтобы в голове Наох осталось что-то рациональное и доступное. — Это последний шанс дать нашему народу то будущее, которое мы хотели ему дать. Даже Хэньен сейчас понимает, как надо видеть наш Путь. — Она говорила на стандарте, словно желая, чтобы Ронин поддержал ее.

— Что ты имеешь в виду? — спросила нахмурившись Наох.

Мийа взглянула на меня:

— Глубоко в Отчизне Биан показал мне, как наш дар связывает нас с ан лирр, с этим миром.

Морщины на лице Наох стали еще глубже, а я в изумлении посмотрел на Мийю.

Она продолжала, на этот раз мысленно. Я почувствовал ее облегчение, когда она отказалась от слов. Она показала мне, как мой необдуманный вопрос «Что будет, если вернутся ан лирр» вошел в ее мысли струйкой песка, как болезненное напоминание о потере открыло новые возможности, пока наконец она не предложила Хэньену жемчужину вдохновения, дар надежды. Если община возобновит свой симбиоз с ан лирр, возможно, гидраны возродят свое чувство полноценности как людей. С помощью Ронина можно заставить Тау прекратить манипулировать миграциями облачных китов.

Мийа замолчала, ища какую-нибудь деталь, которую она еще не показала сестре, деталь, которая сможет пробудить доверие.

— Наох, — сказал я, не зная, почему я пытаюсь заполнить тишину после всего того, что Наох сделала со мной. Быть может, потому что Мийа достаточно страдала, а я люблю Мийю больше, чем когда-либо ненавидел ее сестру… — Благодаря дару, на разработке рифа Тау я мог читать рифы так, как не получилось бы ни у одного человека. Не имея пси-способностей, направляющих их, они пропускали невероятные вещи в матрице. Так что я стал… ценен для них. Это помогло мне выжить. Если это ценно для них, это может быть ценным для общины. Это то, что есть у нас и нужно им. Мы можем использовать это.

— Они никогда не будут доверять нам, — покачала головой Наох, но хотя бы прислушалась к моим словам.

— Единственное, что я понял, живя с людьми, это то, что никогда нельзя недооценивать силу их жадности. — Я указал на Ронина: — Покажи ему правду, как ты однажды показала ее мне. Дай ему увидеть в точности, в чем нуждается твой народ — наш народ. — Я вспомнил кошмарное путешествие по Фриктауну, его медицинский центр, притон наркоманов на задворках города, где я встретил Наву. — И затем дай ему помочь нам получить это.

— Наву, — сказала Мийа, переходя на гидранский язык, уловив эхо моих мыслей. — Мы можем оказать ему помощь. Мы можем убрать с улиц наркотики.

— Слишком поздно, — сказала Наох ровным голосом — Наву умер.

У Мийи вырвался звук, словно кто-то ударил ее в живот, и Джеби заплакал.

— О Боже, — выдохнула Мийа. Человеческие слова сорвались с ее губ в отчетливой тишине. — Как? Почему?

— Потому что пока Хэньен не выдал вас службистам, вместе с остальным перестали поступать и наркотики, — сказала с горечью Наох. — Он не смог жить без них, ему надо было чувствовать. Он… он остановил собственное сердце. И это из-за вас! Это твоя вина — твоя и этого получеловека мебтаку! — Слезы, потекли из ее глаз. — Если ты хотела быть человеком, Мийа, почему тогда ты просто не использовала наркотики? Тогда единственной сломанной жизнью была бы твоя собственная!

— И ты бы с радостью продавала их мне? — спросила Мийа с внезапным гневом. В ней вспыхнуло и погасло сострадание. Джеби пискнул, когда она прижала его к себе слишком сильно. — Я никогда не работала с землянами из-за того, что считала их лучше себя. Я делала это потому, что верила в нас. И в то, что и у нас, и у них есть свой дар, который нужен нам веем.

Наох замерла, Хэньен на другом конце комнаты тоже застыл на месте. Некоторое время Наох колебалась, словно эти слова сбросили пелену с ее глаз и заставили любоваться правдой. Она тряхнула головой, но этим стряхнула лишь стремление поверить нашим словам. Она не затруднила себя тем, чтобы оспаривать точку зрения Мийи или хотя бы оправдать себя. Она снова перевела взгляд на Хэньена.

— Я буду наблюдать за тем, что ты делаешь, — сказала она на стандарте. — И если этого будет недостаточно… — Она исчезла, оставив угрозу висеть в воздухе.

У людей и, возможно, гидранов в комнате вырвался вздох облегчения.

— Что она имела в виду? — спросил нахмурившись Ронин. — Она действительно опасна? — Он посмотрел на Хэньена.

— Наох… — Хэньен показал на свою голову, все еще ошеломленный тем, что Наох торговала наркотиками, словно забыл, как на стандарте назвать психическую болезнь. — Она не может причинить какого-либо серьезного вреда, не навредив этим себе.

Я снова подумал о том, что она наделала, взбаламутив толпу, что она сделала со мной. Но, взглянув на Мийю, я решил не говорить об этом.

Наконец Перримид повернулся к Ронину и сказал:

— Тут ты будешь в безопасности на этой планете. Мы должны оказаться на другом берегу реки до того, как кто-нибудь обнаружит наше отсутствие. — Он взглянул на Киссиндру и Воуно, перевел взгляд на растерянное лицо Ронина. — Хэньен с Мийей и Котом лучше всех помогут тебе разобраться в проблемах гидранской общины. Они смогут объяснить все то, чего я… чего я никогда не понимал.