— Будь ты проклят, Дроу! — снова заорал Макгристл.

Дзирт уловил упоминание о своей расе и догадался об остальном. Он хотел бы помочь упавшему человеку, полагая, что это может стать началом более цивилизованного общения, однако засомневался, что пришедшая в себя собака с удовольствием протянет ему лапу. В последний раз оглянувшись в поисках спрайта, с которого все это началось, Дзирт выбрался из рощицы и устремился в горы.

— Мы чуть было ее не поймали, — бормотал Бартоломью Тистлдаун, когда отряд возвращался к черничной поляне. — Если бы Макгристл подоспел туда, куда обещал, мы наверняка поймали бы пантеру! И где, интересно, пропадает этот предводитель собачьей своры?

Раздавшийся из кленовой рощицы рев «Дроу! Дроу!» стал ответом на вопрос Бартоломью. Фермеры побежали туда и обнаружили Родди, все еще пригвожденного к земле поваленным кленом.

— Проклятый Дроу! — орал Родди. — Убил моего пса! Проклятый Дроу! — Ему удалось высвободить руку, и он потянулся к левому уху, но обнаружил, что оно оторвано. — Проклятый Дроу! — взревел он снова.

Коннор Тистлдаун, получивший подтверждение своей истории, которую все считали сомнительной, засиял от гордости, однако неожиданное заявление Родди доставило радость только ему одному. Остальные фермеры были старше Коннора и понимали, какие зловещие последствия может иметь появление темного эльфа в их местности.

Бенсон Дельмо, отиравший пот со лба, не делал тайны из того, как он воспринял эту новость. Он тотчас же повернулся к стоявшему рядом молодому фермеру, который славился своим умением растить и объезжать лошадей.

— Отправляйся в Сандабар, — приказал мэр, — и немедленно разыщи следопыта!

Через несколько минут Родди оказался на свободе. К этому времени раненый пес присоединился к нему, но то, что один из его драгоценных любимцев остался в живых, мало способствовало успокоению разбушевавшегося горца.

— Проклятый Дроу! — наверное, в тысячный раз взревел Родди, вытирая кровь со щеки. — Ну я доберусь до этого проклятого Дроу!

Он подкрепил обещание тем, что швырнул Громобой в ствол еще одного клена, упавшего рядом с первым.

Стражники-гоблины отскочили в стороны, когда могучий Улгулу прорвался через завесу и выбрался из пещеры. Свежий, бодрящий горный воздух был приятен велпу, и еще приятнее ему становилось при мысли о деле, которое предстояло ему этой ночью. Он взглянул на саблю, принесенную Тефанисом: искусно изготовленное оружие казалось крошечным в могучей, покрытой темной кожей лапе Улгулу.

Он невольно кинул саблю на землю. Ему не хотелось использовать ее этой ночью. Велп мечтал пустить в ход собственное смертельное оружие — когти и зубы, чтобы вкусить плоть своих жертв, поглотить их жизненную сущность и стать сильнее. Однако Улгулу был умен, и разум быстро возобладал над основными инстинктами, которые так жаждали вкуса крови. У его ночной вылазки была цель обеспечить значительную выгоду и уменьшить угрозу, которую несло неожиданное появление темного эльфа.

С гортанным рыком, безотчетно вырвавшимся из самого нутра, Улгулу снова схватил саблю и направился вниз по склону горы, с каждым шагом покрывая большое расстояние. На краю оврага, откуда вниз по крутому каменистому склону извивалась узкая тропинка, баргест-велп остановился. Ему потребовалось бы много времени, чтобы преодолеть этот опасный путь.

Но Улгулу был голоден.

Монстр погрузился в глубины своего сознания, сосредоточиваясь на том уголке, где пульсировала магическая энергия. Он не принадлежал к числу созданий Материального уровня, а те, кто приходил с других уровней, неизменно приносили с собой такие силы, которые здешним обитателям показались бы волшебством. Когда немного спустя Улгулу вышел из транса, его глаза от возбуждения светились оранжевым светом. Он пристально взглянул с утеса вниз, мысленно представляя себе ровное место где-нибудь в четверти мили отсюда.

Перед ним возникла мерцающая разноцветная дверь, которая висела в воздухе над самым обрывом. Издав смех, больше похожий на рев, Улгулу толчком открыл дверь и обнаружил прямо за порогом место, которое ему представлялось. И он двинулся вперед, одним гигантским шагом преодолев материальное расстояние до самого дна ущелья.

Улгулу побежал по горному склону, направляясь к селению людей. Он сгорал от нетерпения осуществить свой жестокий замысел.

Приблизившись к предгорьям, баргест-велп снова вернулся в волшебный уголок своего разума. Бег замедлился, а затем Улгулу вообще остановился, конвульсивно вздрагивая и издавая какое-то неразборчивое бульканье. С хлопающими звуками кости монстра стали уменьшаться, кожа лопнула и преобразовалась, потемнев почти до черного цвета.

Когда Улгулу снова двинулся вниз, его шаги, шаги темного эльфа, были уже не так широки.

Этим вечером Бартоломью Тистлдаун вместе со своим отцом Марком и старшим сыном сидели на кухне уединенного фермерского дома на западной окраине Мальдобара. Жена и мать Бартоломью ушли в сарай, чтобы устроить на ночь домашних животных, а четверо младших детей благополучно улеглись под одеяла в маленькой комнате рядом с кухней. В обычную ночь остальные Тистлдауны, представители всех трех поколений семьи, тоже уютно посапывали бы в своих постелях, но Бартоломью опасался; что пройдет еще много ночей, прежде чем на их некогда тихой ферме воцарится хотя бы подобие прежнего спокойствия. В их местности появился темный эльф, и хотя Бартоломью не был уверен в том, что этот чужак хочет причинить им вред (ведь Дроу с легкостью мог убить Коннора и остальных детей), он знал, что появление Дроу на какое-то время вызовет в Мальдобаре переполох.

— Лучше бы мы ушли в город, — сказал Коннор. — Нам наверняка нашлось бы там место, и тогда весь Мальдобар защищал бы нас.

— Защищал нас? — саркастически переспросил Бартоломью. — И они стали бы каждый день бросать свои фермы, чтобы приходить сюда и помогать нам управляться с нашей работой? Как ты думаешь, кто из них согласится приезжать сюда каждый вечер и заниматься нашим скотом?

Слушая ворчание отца, Коннор поник головой. Он положил ладонь на рукоять меча, напоминая себе, что он не ребенок, но все же в глубине души был благодарен деду, который словно невзначай обнял его за плечи.

— Прежде чем обращаться к людям с такой просьбой, сынок, надо крепко подумать, — продолжал Бартоломью уже более мягким тоном, начиная понимать, как глубоко ранили сына резкие слова. — Ферма — это источник нашей жизни, это единственное, что имеет значение.

— Но малышей мы могли бы отослать, — вмешался Марк. — У мальчика есть все основания для страха, раз уж поблизости бродит темный эльф.

Бартоломью отвернулся и безвольно оперся подбородком о ладонь. Он не хотел даже думать о разъединении семьи. Семья была источником их силы на протяжении жизни пяти поколений Тистлдаунов и даже дольше. И поэтому Бартоломью бранил Коннора, хотя мальчик заботился только о благе семьи.

— Я должен был хорошенько подумать, папа, прости меня, — услышал он шепот Коннора и понял, что его собственная гордость ничего не значит в сравнении с болью, причиненной сыну.

— Тебе не за что извиняться, — ответил Бартоломью, оборачиваясь к сыну и отцу. — А вот мне следовало бы попросить прощения. От этого темного эльфа у всех нас волосы дыбом встали. Ты совершенно прав в своих рассуждениях, Коннор.

Мы слишком далеко от остальных, и это опасно.

Словно в ответ на эти слова раздался громкий треск ломаемого дерева и приглушенный крик со стороны сарая. В этот ужасный краткий миг Бартоломью понял, что свое решение он должен был принять раньше, когда разоблачительный дневной свет мог служить им хоть какой-то защитой.

Первым пришел в себя Коннор. Он бросился к двери и распахнул ее. Во дворе фермы было смертельно тихо; даже трели сверчков не нарушали эту сверхъестественную тишину. Безмолвная луна мерцала низко на небе, и длинные блуждающие тени стелились по земле от каждого колышка изгороди, от каждого дерева. Коннор наблюдал, не смея дышать, хотя каждая секунда казалась ему часом.