«Вместе — дружная семья, — всплыло вдруг со дна памяти. — Но как легко она об этом говорит. Ничего не скрывает. Им что, нечего и некого бояться?».
— Вас только пятеро? — удивился Валентин вслух. — Сейчас все собираются в коммуны. По-другому не выжить.
— Мы выжили, — ответила Марина. — Мы были здесь, когда все началось. И в первый год действительно пришлось трудно: беженцы, мародеры. С нами был давний друг папы, дядя Боря. Он погиб тогда, в первый год. Но мы выжили. А теперь сюда никто больше не заходит. Вы — первый за последние годы.
«Как-то она неправильно все это рассказывает, — отметил Валентин; ему показалось, что интонация голоса ее изменилась, а сам голос в какой-то из моментов дрогнул. — Хотя, может, и зря я играю здесь в Ната Пинкертона, и ей просто тяжело тот минувший ужас вспоминать… Но если все, что она рассказывает, — правда, значит, мне наконец повезло: я нашел вот так вот вдруг райский уголок, уверенно держащийся на плаву в этом стремительно деградирующем мире».
— Спасибо, — произнес Валентин с чувством. — Спасибо вам всем, Марина, за вашу заботу.
Утром он получил возможность высказать слова благодарности всему семейству.
Отец, высокий и сильный по виду человек, с волевым подбородком и внимательным прищуром карих глаз, попыхивая в сторону самодельной трубочкой, выслушал его историю. Какое-то неясное предчувствие удержало Валентина от намерения выложить ему с первого раза все, что знает. Он умолчал о встрече с капитаном Евгением и о новой цели своих странствий.
«В конце концов, — решил Валентин, — я могу рассказать об этом и позднее. И более толково, чем сделаю сейчас».
Отца семейства звали Константин Александрович. Он выслушал историю Валентина спокойно, не перебивая. Потом с минуту сидел, задумчиво глядя перед собой.
— Весьма любопытно, — резюмировал он наконец. — Вы, Валентин, принесли с собой ту информацию, которой мне не хватало последние четыре года. За что я вам чрезвычайно благодарен.
И речь его — речь из другого времени!
— Ну что вы, — в тон ему возразил Валентин. — Это мне прежде всего надо…
— Это был наш долг, — остановил его Константин Александрович. — И подумайте, представьте себе, какими мы глазами смотрели бы теперь друг на друга, если бы позволили себе вышвырнуть вас из дома в метель.
Воистину райский уголок!
— Я понимаю.
Мать семейства, Светлана Николаевна, статная женщина, неплохо сохранившаяся для своих лет, и в самом деле готовила исключительные отвары. Валентин пил их из высокой чашки, вдыхая аромат лета, лесных трав, прогретого солнцем воздуха. Светлана Николаевна улыбалась Валентину и спрашивала:
— Ну и как?
— Бесподобно.
Приходили смотреть на Валентина младшие. Сестру звали Ириной, и на вид ей было лет четырнадцать; брата — Володей.
«Лет десять, — определил Валентин. — Совсем еще малец. Я для него, наверное, какое-то чудо-юдо. Вон как вытаращился». Мальчик и в самом деле смотрел во все глаза, при этом застенчиво молчал. Для него появление незнакомца здесь, в родном доме, было, по всему, событием первейшей величины.
И все было бы хорошо, все было бы просто отлично, если бы, проснувшись около полуночи, Валентин не услышал, как за полотняной ширмой, отгораживающей его покой от остального дома, Константин Александрович строго внушает детям:
— …в разговорах следите за собой: сначала думайте и только потом говорите. Это прежде всего тебя касается, Владимир. Я легко могу себе представить, как ты лезешь к нему со своими сказками про Волка…
— Ну, папа… — капризно проныл Володя.
— Слушай, что тебе говорят! И запоминай, понятно? Игры свои на время отставьте. Чтобы без этих — без догонялок, и кувырканий в снегу… Он нам вполне подходит, но ранняя демонстрация может прийтись ему не по вкусу…
Валентин затаил дыхание. Это было ошибкой. Если бы он продолжал дышать ровно, как полагается спящему, может быть, ему удалось бы услышать больше. Но у отца семейства оказался чертовки тонкий слух. Он вдруг выскользнул из-за ширмы, удерживая на весу перед собой лампу, а свободной рукой прикрывая ее свет. Валентин едва успел сомкнуть веки. Когда тепло от лампы коснулось его лица, он очень натурально всхрапнул и, завозившись как бы во сне, перевернулся на другой бок.
— Выйдем в сени, — приказал Константин Александрович детям.
И они послушно отправились за ним.
Солнечным утром, сделав десяток неуверенных шагов по комнате, Валентин обнаружил, что таинственный ночной разговор между Константином Александровичем и детьми представляется сегодня не более чем частью глупого бесполезного сна.
«Хотя если это и не сон, — размышлял Валентин, — то в конце концов они имеют полное право что-то скрывать от меня до времени. Я ведь тоже не ангел, не простая душа — тоже кое-чего утаиваю».
Светлана Николаевна приготовила очень плотный завтрак. Видно, из соображения, что больному гостю для скорого излечения необходимо усиленно питаться. Был борщ, наваристый и вкусный до умоисступления; была жаренная на сале картошка, и было само сало, нарезанное тонкими розовыми ломтиками. Валентин ел и не мог насытиться.
— Вы держите свиней? — полюбопытствовал он, прожевав очередной кусок.
— Последнюю забили перед зимой, — охотно поделился Константин Александрович.
Валентин остановился:
— Я ведь вас совсем объем.
— Вы кушайте, кушайте, — настаивала Светлана Николаевна. — Свининка хорошая. Не слишком солона?
— Свининка хороша, но мне… как-то неудобно.
— Вам нужно восстанавливать силы, — сказал Константин Александрович настойчиво. — Так что ешьте в свое удовольствие. А проблему с мясом мы решим. Не животноводством, так охотой.
Валентину ничего другого не оставалось, как продолжить завтрак, но теперь он ел медленно, тщательно прожевывая каждый кусок.
Потом Константин Александрович предложил выкурить по трубочке. Они сели в кресла у разрисованного морозными узорами окна и закурили. Мальчик Володя пристроился по левую руку от отца, застенчиво, но с неиссякаемым любопытством поглядывая на Валентина. Валентин подмигнул ему. Мальчик улыбнулся.
— Я обдумал то, что вы мне вчера рассказали, — начал Константин Александрович; взгляд его стал задумчивым, почти отрешенным. — Все, что случилось с миром, с нашей страной, ужасно. Только-только вроде бы все налаживалось, и вот на тебе — Армагеддон. Ужасно! Я хорошо представляю теперь, по краю какой пропасти мы с семьей прошли. Жаль Борис погиб. Но мы-то живы! Невероятное везение.
— Я тоже был несколько удивлен, — признался Валентин. — Особенно, когда увидел вашу дочь за чтением Кафки. Вы сумели сохранить здесь кусочек прежнего мира. Это — фантастика!
Константин Александрович согласно кивнул.
— Но не думаю, — заметил он, — что Марина стала бы читать «Замок» при нормальном жизнеустройстве. Ей больше пристало изучать «Унесенных ветром» или «Графиню де Монсоро». А теперь у нее просто нет выбора. У нас мало книг, числом ровно тридцать восемь. Последнее поступление в нашу библиотеку состоялось шесть лет назад. «Лолита» Набокова. Я выменял ее у одного дезертира за три десятка картофелин. Сначала он настаивал на целом мешке, утверждал с доверительным видом, что круче порнухи мне вовек не сыскать.
Валентин представил себе эту сцену и рассмеялся.
— Как легко вы обо всем говорите, — сказал он Константину Александровичу. — Бойня вас совсем не коснулась, это сразу видно.
— Да, невероятное везение. Раньше Светлана часто ворчала по поводу того, что дом стоит на отшибе — ни соседей, ни дороги нормальной. Но именно это нас, видимо, и спасло… Но я вот о чем хотел вас спросить, Валентин. Что вы можете рассказать о пришельцах? Мне почему-то представляется, что вы знаете о них больше, чем говорите.
А он к тому же и проницателен. Дьявольски проницателен. Валентин ощутил укол нехорошего предчувствия. Но отчего? Почему? Вполне нормальное любопытство образованного человека.