Почему тогда Сашка был источником не только гордости, но и плохого настроения? Слишком резво сын стал не просто собирать вокруг себя сторонников, но и принимать решения, даже не подумав посоветоваться с отцом. Мезенцев, начальник Третьего Отделения, лопухом сроду не был и дело своё крепко знал. Потому быстро распутал не такой и сложный клубок касаемо бегства имама Шамиля и обоих его сыновей. Неудачной попытки бегства. Спровоцированной попытки бегства, к которой приложил руки в том числе и его сын. Другое дело, что сделано всё было красиво, эффективно и так, что никаких прямых доказательств, даже косвенных и то мизер. Одни только подозрения и то лишь у тех, кто был полностью посвящён в секреты империи, имел возможность спрашивать и получать ответы на любые запросы и вопросы.

Провокация с последующим бегством и хорошо замаскированным, но убийством Шамиля, которое непременно должно было вызвать пусть уже не слишком опасное, но возмущение на Кавказе. Прибавить к этому Туркестанскую кампанию Черняева. В итоге получался полный триумф панславистов, делающих ставку на подавление любых инородческих выступлений силой оружия. И самое забавное было то, что вскройся участие Саши в причастности к бегству Шамиля и тому, что из этого получилось — он и толики своей популярности не потеряет среди тех, кто его и без того поддерживал. Либеральные же круги… Им вот-вот станет совсем нехорошо. Очень плохо станет, даже хуже, чем после покушения Каракозова и последующего почти полного разгрома «Земли и Воли» с переходом осколков оной на полностью нелегальное положение.

Почему так? Просто наряду с устранением мешавшего ему — а точнее политике жёсткого панславизма и полной ориентации на Европу — Шамиля сын вскрыл ещё один гнойник. Неожиданный такой, но от этого ещё более болезненный. «Декабристы», а точнее их эхо, как оказалось, донесшееся и до сегодняшних дней. Понятно, что в этом Саше сильно помогли — как и с Шамилем — и даже известно, кто именно выступил в амплуа помощника, точнее помощницы.

Мария Станич и явственно стоящая за спиной этой женщины тень её брата, по сути правящего Американской империей. Не единолично, опираясь на своих друзей, союзников и даже императора — выбранного в узком кругу и приглашённого — но ведь правящего и вовсе не собирающегося уходить в сторону. Как бы то ни было, эта женщина, действующая не только по собственному желанию, а в интересах и своего брата, сумела свести воедино разрозненные нити, после чего сплести из них цельную картинку. Казавшиеся естественными смерти уже старых, часто больных «декабристов». Их связи с «молодой порослью» вроде «герценского кружка» в Лондоне, удравших за границу видных членов «Земли и Воли» в том же Лондоне. Париже и иных городах. Связь как тех, так и других с польским мятежом. И пускай пока не доказанное, но подозрительное нахождение поблизости от всего этого… его доверенного лица, советника, бывшего министра иностранных дел Российской империи и её же канцлера — князя Горчакова Александра Михайловича.

Удар! Сильный, болезненный, прямо в спину, да ещё и отравленным кинжалом. Александр Романов не хотел верить в возможность подобного, но не в его привычках было отмахиваться от фактов, что действительно вызывали сильные подозрения. Подача всех этих фактов также была сделана мастерски, так, что начальник Третьего Отделения аж прицокивал языком от восхищения проделанной работой. Никаких передёргиваний, полное отсутствие попыток опираться на пустые слухи и сплетни. Разные источники, в одних из которых упоминалось, что «возможна провокация против верной трону особы», а вот из других эти самые «возможные провокации» находили подтверждение или, по меньшей мере, становились ещё более подозрительными.

И всего этого не было бы, не окажись его сын достаточно решителен. Именно решительность и готовность рискнуть, использовать постороннюю помощь дала возможность императору серьёзно призадуматься относительно возможной змеи, пригретой у себя на груди.

Самоуправство относительно Шамиля, приводящее в скором времени к проблемам на Кавказе, хотя цементирующее панславистскую и консервативно-европейскую партию. Это с одной стороны. С другой же — возможное раскрытие многолетнего, многоступенчатого и очень опасного заговора, пробравшегося к самому сердцу империи Романовых. После всего вот этого он, император, не мог не признать, что наследника необходимо менять. Как бы в итоге ни сложилось с Горчаковым, со степенью его вины и итоговой участи князя, но Николаю на троне не сидеть. Ну а если не ему, то кому ж ещё, как не Александру! Только вот следовало как следует поговорить с отпрыском, устроить одновременно и выволочку, и похвалить. А ещё предостеречь относительно разных… помощниц. Хотя что уж тут предостерегать? Разговоры, касаемые Марии Станич, велись не раз и не два. Неоднозначная фигура в политическом пасьянсе, одновременно и привлекающая, и опасная. Только вот под её хищное обаяние так легко попасть… Чего уж тут говорить, если и другой его сын, Владимир, испытывал к девушке явную слабость. Не в смысле желания оказаться с ней в одной постели, а просто как к яркой и необычной личности, с которой можно интересно проводить время, а заодно узнавать нечто для себя важное и полезное.

Ох уж эти дела сердечные! Александру Николаевичу Романову они были хорошо известны, очень близки, но вот что касалось всех трёх его детей, оказавшихся на престоле или близ оных… Старшего, уже почти не цесаревича, следовало женить на ком-нибудь из аристократок, не имеющих никаких, даже самых косвенных прав на престол. Любой престол! Николай может вообще выбрать невесту сам. Любую… почти любую. Морганатический брак вкупе с совершёнными ранее промахами и низкой популярностью окончательно отодвинет его от трона. Хотя найти для старшего сына область приложения сил придётся, чтобы тот не почувствовал себя совсем уж обделённым.

Император тяжко вздохнул, глядя на убранство кабинета, книжные полки, качающийся маятник напольных часов, стрелки которых подходили в отметке в пять часов пополудни. Обделённым Николя себя всё равно почувствует, слишком уж привык к своему положению цесаревича, стал считать его незыблемым. Почувствовав же угрозу этой самой незыблемости… тоже не проявил себя должным образом, даже не удосужившись исправить совершённые ошибки. Впрочем, тут и присутствие рядом Горчакова могло сыграть свою пагубную роль. Того самого Горчакова, которого он сам направил к сыну, надеясь на исправление ситуации. А оно вот как всё обернулось.

Или же… Забрезжившая идея, способная пусть запоздало, пусть частично, но исправить ситуацию, начала оформляться. Империя велика, окраин у неё много. В том числе и таких, где требуется наличие даже не генерал-губернаторов, а полноценных наместников, в том числе несущих в себе кровь правящего Дома. Вот пусть Николя и попробует в таких условиях показать себя. Уже не как цесаревич, не как наследник, но в то же время и не терзая себя бессмысленностью бытия. Если есть у него в душе должная твёрдость — тогда справится. Нет? Жаль, но сейчас такое время, когда слабые должны отойти в сторону. В этом случае в светскую жизнь и в, например, попечительство разного рода культурных делах. А чтобы сын всё же сумел справиться — дать ему правильных помощников. Не либералов, не стремящихся к двусмысленным компромиссам, а людей стали и крови. Их, к счастью, в России хватает, нужно лишь дать им возможность проявить себя в должной мере. Он, по крайней мере, сделает то, что должно. И пусть случится то, чему суждено.

Приложение 1.

Хронология цикла «Конфедерат»

1854, май — принятие закона Канзаса-Небраски, предоставляющий населению новообразованных территорий самостоятельно решить вопрос с узакониванием или запретом рабовладения.

1855, сентябрь — на территории Канзаса начинаются столкновения со смертельным исходом на идеологической почве между аболиционистами и сторонниками рабства

1856, январь — президент США Франклин Пирс признает, что ситуация в Канзасе близка к революционной и представляет серьёзную опасность для целостности страны