Узнать о настроениях саксонской аристократии. Подтвердить, кто действительно симпатизирует Австрии в делах германских, кто просто предан Саксонии и своему монарху, кому нет особого дела до победителя в назревающем конфликте, а кто и вовсе обижен на нынешнюю власть и хочет тайно сменить сторону… либо просто желает не оказаться на стороне проигравших.

Дрезден — это хоть и столица, но не всё королевство. Совсем не всё! Потому, чтобы облегчить себе жизнь и показать важность и нужность для берлинского покровителя. Анна Гофштеттер запросила выделения ей средств на покупку ещё пары заведений, подобных «Золотой лилии», но уже в других городах Саксонии — Лейпциге и Хемнице. Дескать, там тоже есть много нужных и интересных прусской разведке людей. Получила ли скорый ответ? Бесспорно. Возникла ли у доктора Штибера заинтересованность? Опять же да. Было ли мадам Гофштеттер предоставлено всё желаемое? Разумеется, нет! В Берлине умели считать деньги и знали примерные размеры имеющегося у Анны капитала. Потому предложили лишь часть денег, да и то взаймы. Но хотя бы беспроцентно, что частично примирило деловую женщину с прусской прижимистостью, если не сказать откровенной скупостью.

В итоге к началу этого, 186го года, у Анны Фредерики было уже три заведения — известная и популярная в Дрездене «Золотая лилия» и два борделя куда как попроще, которым ещё только предстояло себе заявить. Разумеется, в новокупленных управляли её доверенные люди… под присмотром доверенных людей уже доктора Штибера. Только так и никак иначе. Первый человек в прусской тайной полиции предпочитал ничего не оставлять на волю случая. Понятно, что и тут, в «Золотой лилии», наряду с верными именно Анне людьми присутствовали и прусские агенты. Трое, если быть точным. Один, Клаус Велгер, контролировал поток сведений, а двое других, Отто и Генрих, использовались как на посылках, так и, в случае необходимости, способны были решать возникающие проблемы. Быстро и незаметно, так, что источники этих самых проблем просто исчезали.

Как складывались у Анны отношения с этой троицей? Принятие как необходимого зла вкупе с подозрительностью и готовностью защитить себя в случае, если что-то пойдёт не так. Битая жизнью женщина излишней и вообще доверчивостью не обладала, предпочитая ожидать удара с любой стороны. Однако умела прикидываться доброжелательной, улыбаться, показывать свое расположение. Женские уловки, против которых и самые умные мужчины редко когда могли устоять. А если вдруг им это и удавалось, то все равно хоть часть бдительности теряли. Таков уж род человеческий, вне зависимости от эпохи, места, обстановки вокруг.

Вот и сейчас, находясь в странном сочетании будуара и рабочего кабинета. Анна Фредерика, одетая лишь в атласный халат поверх новомодного, пришедшего из-за океана нижнего белья, курила вставленную в длинный мундштук папиросу и смотрела на углубившегося в изучение новой порции бумаг Вергера.

— Неужели эти скучные бумаги интереснее меня, дорогой Клаус? — не смысла ради. а исключительно из желания немного уколоть пруссака вымолвила Анна. Знала, что её тело мало привлекает агента тайной полиции, предпочитающего совсем иной тип женщин. — Меня и моего разума, в котором так много скрытого, загадочного.

— Нужные доктору загадки вы всё равно перенесёте на бумагу. Личные же ваши тайны можете оставить себе. К тому же мы и так их знаем.

— Пф!

Клаус, за минувшие месяцы привыкший к хозяйке борделя и её особенностям, даже бровью не повёл, будучи сосредоточен исключительно на чтении документов. И прочитанное ему… нравилось. Да, король Саксонии Иоганн был сторонником не собственно Австрии, а скорее Великой Германии на основе Австрийской империи, то есть объединения вокруг именно австрийского, но не прусского ядра. Правительство, понятное дело, подобралось соответствующее во главе с Фридрихом Бейстом. Последний и вовсе был слишком привязан к австрийским интересам последние годы. Слишком — это значит, что возникали обоснованные подозрения в ещё и финансовой заинтересованности главы саксонского правительства.

Но одно дело король и его министры и несколько другое — настроения аристократии просто и военной её части. Война за «голштинский ребус» показала тем, кто был достаточно проницателен, преимущество прусской военной машины, не чуравшейся новинок, над несколько заплесневевшим в собственном мнимом величии австрийским механизмом. Те же, кто больше разбирался не в войне, а в политике, также не могли оставаться спокойными, видя расклад сил в «европейском концерте». С союзниками у Австрии было плохо, а вот врагов «лоскутная империя» Габсбургов успела себе нажить слишком большое количество. С севера наличествовал совсем не дружелюбный взгляд России, император которой не забыл предательства Франца-Иосифа своего союзника перед Крымской войной. С юга жадно облизывалась на свои исконные земли Италия, слабая сама по себе, но всегда готовая накинуться исподтишка, когда уверится в собственной безнаказанности. Что же до готовой не допустить излишнего усиления Пруссии Франции, то… Стававшая союзной России Испания готова была сдержать галльский энтузиазм, да и французские колонии находились в уязвимом положении перед доминировавшим по ту сторону Атлантики флотом Американской империи.

Нет уж, о хорошем дипломатическом положении Австрии говорить также не приходилось. Вот и выходило, что умные, прозорливые люди в Саксонии — и не только в ней, но и в других германских государствах — понимали, на чьей стороне преимущество. Кого-то это устраивало, кого-то совсем наоборот, но как те, так и другие должны были сыграть свою роль. Как и сам Клаус Велгер, отвечающий за сбор сведений в Саксонии. Своей работой он был почти доволен. Почти, потому что излишняя удовлетворённость собственными действиями, по приобретённым ещё с юных лет убеждениям, зачастую вела к самоуспокоению и последующему краху. И всё же…

— Теперь большая часть усилий должна быть связана с влиянием на офицеров армии и особенно штабистов.

— К какому времени и что они должны будут сделать?

— Зачастую просто делать меньше или не делать ничего, кроме того, чего избежать вовсе не получится, — отозвался отложивший, наконец, бумаги в сторону пруссак. Армия королевства должна быть дезорганизована, тылы запутаться, вооружение и амуниция потеряться или поступить с запаздыванием.

— И опоздать на соединение с австрийской армией?

— Да, Анна. Саксония — очень удачное предполье для удара по Богемии. Со стороныСилезии австрийцы ожидают удара. С направления Дрездена… ожидают меньше.

— Срок?

— Начало лета.

— Тогда начнётся… война?

— Может да. Может немного позже, — пожал плечами Клаус. — Но к лету все ваши должники, все те, кого вы запечатлели на фотоснимках или иным образом поймали в сеть обязательств… должны понять, что они ваши. Что выхода нет.

Улыбка. Злая, жестокая… зато искренняя, так редко появляющаяся на устах незаконнорожденной дочери графа Кройвеца.

— Они сами сюда пришли. Сами стали… моими. Но до последнего они не должны знать то, что должны будут совершить. Каждый до своего последнего.

— Вы понятливы, фрау Гофштеттер. Доктор этого не забудет.

Вот уж в памятливости Штибера Анна Фредерика даже не думала сомневаться. Лишь надеялась, что тот сдержит данные обещания. Понимая, что её полезность отнюдь не окажется исчерпанной с началом и даже с окончанием готовой в скором времени начаться войны. Очень уж хотелось не просто остаться в уютном, хорошо обжитом гнёздышке, но ещё и получить своё, причитающееся по праву крови.

Март 1865 года, Ричмонд, Американская империя

Прогресс. Он может плестись еле-еле, словно беременная черепаха, а может нестись во весь опор, обгоняя не то что лошадей, но и страусов с гепардами. Лично я предпочитал второй вариант. Более того, имел возможность как следует подтолкнуть техническое развитие. Не то чтобы был сколько-нибудь выдающимся специалистом, хватало и общего знания относительно перспективности либо тупиковости тех или иных направлений. Взять те же паромобили, незаслуженно задвинутые в угол, из-за чего развитие автотранспорта застопорилось как минимум на половину века. С другими изобретениями зачастую случалось то же самое.