Победило именно такое мнение. Когда нынешние церкви говорят о своем понимании идентичности Христа – когда они раскрывают свою христологию, – как правило, они опираются на корпус готовых интерпретаций, на древние тексты, созданные в V веке. На Великом соборе, прошедшем в 451 году в Халкидоне (недалеко от нынешнего Стамбула), церковь сформулировала положения, которые в итоге стали официальным богословием Римской империи. Собор принял мнение о том, что во Христе есть две природы, соединенные в одном лице. Эти две природы существуют «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно; так что соединением нисколько не нарушается различие двух природ, но тем более сохраняется свойство каждой природы и соединяется в одном Лице»[4].

Мы не можем говорить о Христе, не упоминая о его полноценной человеческой природе, которую нисколько не умаляло и не упраздняло божественное в нем. Халкидонская формулировка сегодня остается официальным исповеданием большинства самых разных христианских церквей – исповеданием протестантов, католиков или православных, – хотя трудно судить о том, многие ли из этих христиан могут объяснить ее смысл. Как бы там ни было, Халкидон положил конец любым спорам об идентичности Христа, и после него любой неоднозначный текст Библии или ранней традиции следовало понимать в свете этой сильной формулировки. На протяжении более пятнадцати веков Халкидон давал ответ на великий вопрос, поставленный Иисусом.

Но Халкидон дал не единственное возможное решение вопроса, и нельзя назвать это решение очевидным или логичным. Только политическая победа сторонников Халкидона придала идеям собора особый статус, в силу которого все последующие поколения христиан толковали весть христианства исключительно в их свете. В Новом Завете можно найти самые разные типы христологии, которые создавали церкви, стоявшие близко ко временам Иисуса и к миру его мышления. В частности, несложно найти отрывки, которые предполагают, что человек Иисус обрел божественность в определенный момент своей жизни или даже после земной смерти.

Самыми в политическом смысле сильными оппонентами Халкидона были христиане, говорившие о единственной божественной природе Христа, которых мы называем монофизитами – от греческого выражения «одна природа». Их было много, они пользовались влиянием, более того, именно они господствовали в христианском мире и Римской империи на протяжении многих лет после Халкидонского собора и были побеждены лишь после нескольких десятилетий кровавых сражений. На протяжении веков после Халкидона монофизиты продолжали господствовать в тех местах, где ранее всего возникло христианство, – в Сирии, в Палестине и в Египте. Члены самых древних церквей, которые глубоко и самым непосредственным образом были связаны с апостольским веком, увидели, что их особое понимание Христа отвергли как ересь. Почетное происхождение ничего не значило в этих спорах.

Обе стороны, когда им давалась такая возможность, устраивали гонения на своих противников, в результате чего погибли как минимум десятки тысяч человек. Верующие были готовы убивать и умирать, становиться гонителями или мучениками за природу Христа. Современные христиане не склонны сочувствовать участникам этих древних религиозных войн. Неужели этот вопрос стоил того, чтобы проливать за него кровь? Люди того времени не мучились подобными сомнениями, их глубоко заботило то, как верующие должны понимать Христа, которому они поклоняются. Неправильное понимание природ Христа сводило на нет все самое ценное для христиан: смысл спасения и искупления, характер богослужения и Евхаристии, образ Девы Марии. Каждая сторона верила, что она обладает абсолютной истиной, без веры в которую невозможно спасение.

Мы слышим ужасные истории о насилии христиан в других сферах, в первую очередь истории о Крестовых походах и инквизиции; однако насилие внутри христианского мира по поводу споров V и VI веков имело куда более масштабный и систематичный характер, чем любые деяния инквизиции, и оно возникло куда раньше по ходу истории церкви. Когда Эдуард Гиббон писал свой классический труд – «Историю упадка и разрушения Римской империи», – он собрал там множество примеров насилия и фанатизма христиан. Вот что он писал об эпохе, последовавшей за Халкидоном:

Иерусалим заняла армия монахов [монофизитов]; во имя единой воплощенной Природы они грабили, жгли и убивали; гробница Христа была осквернена кровью… За три дня до праздника Пасхи [александрийский] патриарх был окружен в соборе и убит в баптистерии. Его изуродованное тело предали огню, а пепел развеяли по ветру; уверяли, что верующих на этот поступок подвигло явление ангела… Подобные кровавые суеверия у обеих сторон воспламеняли принцип и практика воздаяния; в метафизических спорах гибли тысячи людей[5].

Сторонники Халкидона вели себя не лучше в борьбе за свое понимание ортодоксии. В восточном городе Амида халкидонский епископ яростно преследовал противников вплоть до сожжения их живьем. Он придумал дьявольский метод: поселял прокаженных «с разлагающимися руками, покрытыми кровью и гноем» вместе с монофизитами, пока последние не образумятся[6].

Сама Евхаристия стала важным средством религиозного террора. На протяжении эпохи религиозных войн кто-то регулярно (и часто) отлучал других от церкви и предавал их анафеме, а из этого следовало, что отлученных не допускали к причастию. В отдельных случаях причастие давали, используя физическую силу, так что Евхаристия, основанная на идеях о самоотдаче и самопожертвовании, становилась орудием угнетения. Историк VI века рассказывает о том, как силы константинопольского патриарха, сторонника Халкидона, пытались искоренить очаги монофизитства в столице. Клирики патриарха с запасами освященного хлеба были вооружены и опасны. Они «выволакивали [монахинь] и заставляли их силой принимать причастие из своих рук. А те разбегались, подобно птичкам перед ястребом, забивались в угол и, завернувшись в покрывала, говорили: «Мы не можем иметь общение с Халкидоном, разделившим Христа, Бога нашего, на две природы вместо соединения и учащим о Четверице вместо Святой Троицы». Но их протесты ничего не значили. «Их силой подводили к причастию; когда они воздевали руки над головой, несмотря на их крик, руки им связывали и их тащили, несмотря на причитания, рыдания, громкие крики и попытки вырваться. И затем одним из них вкладывали в рот причастие, несмотря на их вопли, тогда как другие падали лицом на землю и проклинали тех, кто заставляет их причащаться силой»[7]. Они принимали Евхаристию в буквальном смысле с криком и дракой – но считалось, что после такого причащения они вступали в общение с Халкидоном и церковью, проповедующей это учение.

Битвы за понимание природы Христа отнюдь не ограничивались пределами церкви, ужасные гражданские войны продолжались и спустя двести лет после Халкидона. Этот вопрос казался столь важным, столь существенным для веры и будущего христиан, что бойцы с обеих сторон были готовы вносить разделения, подрывавшие силу церкви и империи, и создавать угрозу революций и гражданских войн. В итоге эти раздоры подорвали власть Рима в восточном мире, способствовали подъему ислама и уничтожению христианства во многих частях Азии и Африки. Среди победителей в этом конфликте оказался не только ислам, но и христианство Европы – точнее сказать, в результате Европа стала бастионом христианства. Таким образом, религиозная карта нашего мира во многом была создана под влиянием спора о природе Христа. Первенствующая церковь сохранила веру в то, что Христос был в полной мере человеком, – но ценой потери половины мира.