Глава V. МОНАХ И ЖЕНЩИНА
«Он мой муж!»
Она произнесла это исключительно просто, но вряд ли подобные слова производили когда-либо такое потрясающее действие. Они сделали нас в мгновение ока безмолвными и неподвижными каменными болванами. Устремив на нее застывшие взгляды, мы пытались собраться с мыслями, чтобы уразуметь значение, которое имели для нас эти простые слова.
Жена Луи де Павана! Луи де Паван женат! Если это была правда, — а, глядя на ее лицо, вряд ли можно было допустить с ее стороны намеренную ложь, — то мы действительно были одурачены. Все наше путешествие было никчемным, и мы рисковали жизнью для негодяя. Это означало, что Луи де Паван, бывший нашим идолом, представлял собой самого низкого, гнусного из придворных кавалеров; что мадемуазель де Кайлю была для него только игрушкой, и что, стараясь опередить Безера, мы только спасали злодея от заслуженного наказания. Вот какое значение получили для нас эти слова, когда мы их вполне усвоили!
— Мадам, — начал необычайно серьезно Круазет после долгого молчания, согнавшего улыбку с ее лица, приобретшего беспокойное выражение. — Ваш муж уезжал на некоторое время? Он вернулся только недели две тому назад?
— Это верно, — отвечала она, и наша последняя надежда отлетела. — Но что из этого? Он вернулся ко мне… и только лишь вчера, — продолжала она, сжимая руки, — мы были так счастливы.
— А теперь, мадам?
Она посмотрела на меня, не понимая моего вопроса.
— Я хотел сказать, — поспешил я объяснить, — что мы не понимаем, как вы попали сюда, да еще пленницей.
Я все еще надеялся, что ее рассказ, быть может, прольет некоторый свет на интересующий нас вопрос.
— Я и сама не знаю, — отвечала она. — Вчера после обеда я была у настоятельницы монастыря Урсулинок…
— Извините, — перебил ее Круазет, — но ведь вы кажется принадлежите к новой вере? Вы гугенотка?
— О, да, — отвечала она быстро. — Но настоятельница мой старинный друг, к тому же она не фанатична. Когда мне случается бывать в Париже, я посещаю ее каждую неделю. Вчера, когда я прощалась с ней, она просила меня зайти сюда и передать одно ее поручение.
— Так вам знаком этот дом! — воскликнул я.
— Даже очень хорошо. Во дворе, с улицы Платриер, вывеска «Руки и перчатки» — лавка метра Мирнуа. Я несколько раз бывала в ней. И вчера пришла сюда, чтобы передать поручение, оставив горничную на улице. Мне предложили подняться наверх, все выше и выше, пока я не попала в эту комнату. Тут меня просили подождать немного, и мне показалось странным, что меня завели в такое жалкое помещение, когда мне нужно было передать Мирнуа пустое поручение насчет перчаток. Я пробовала повернуть ручку двери, но она оказалась заперта. Тогда я перепугалась и стала звать на помощь…
— М-да, — только и мог сказать я, захваченный ее рассказом, во время которого каждый старался найти объяснение произошедшему, и, судя по тому, что мы все одновременно кивнули друг другу, оно было одно и то же.
— … Тогда явился Мирнуа. «Что это значит?» — спросила я. Он был весьма сконфужен, но дорогу мне преградил твердо. «Все дело в том, — ответил он наконец, — что вашему сиятельству придется пробыть здесь несколько часов, самое большее — два дня. Вам не грозит никакая опасность. Моя жена будет прислуживать вам, а когда придет время покинуть этот дом, все будет объяснено». Более я ничего не добилась, напрасно расспрашивая его, не принял ли он меня за другую, или же посчитал за сумасшедшую. На все вопросы он отвечал отрицательно. Когда же я вновь пыталась покинуть комнату, он пригрозил насилием. Я должна была подчиниться. С того времени я здесь одна, в постоянном ожидании всяческих ужасов…
— Этому положен теперь конец, мадам, — сказал я, исполненный самых рыцарских чувств, прикладывая руку к груди.
Перед нами была, ежели я не ошибался, еще одна жертва злодея, оскорбленная даже более чем Кит.
— Даже если на лестнице оказалось десять перчаточников, — заявил я смело, — мы выведем вас отсюда и доставим домой! Где находится дом вашего мужа?
— На улице Сен-Мерри, около церкви. Именно там у нас свой дом.
— Мсье де Паван, — прибавил я с подвохом, — без сомнения в страшном беспокойстве за вас…
— О, конечно, — отвечала она с наивным простодушием, и слезы выступили на ее глазах.
При виде ее полнейшего неведения и отсутствия всяких подозрений, я был готов заскрежетать зубами от ярости. Низкий, презренный обманщик! Чем он мог прельстить ее, что находили мы в этом человеке, который платил злом за нашу привязанность?
Я отвел в сторону Мари и Круазета под предлогом обсуждения способа выломать дверь.
— Что все это значит? — спросил я вполголоса, взглянув на несчастную женщину.
— Как ты полагаешь, Круазет?
Его ответ я знал заранее.
— Что я полагаю! — воскликнул он в страшном негодовании. — Этот негодяй Паван сам устроил ловушку для своей жены! Разве может быть иначе? Раз его жена задержана, он может свободно продолжать свою интригу в Кайлю. Он может жениться на Кит, или… проклятие на его голову!
— Проклинать мало толку, — остановил я его. — Мы должны сделать более этого. Но мы обещали Кит, что спасем его, и мы обязаны сдержать слово. По крайней мере мы должны спасти его от руки Безера.
Мари простонал. Но Круазет горячо поддержал эту мысль.
— От Безера! — воскликнул он с пылающим лицом. — Да, это верно! Но затем мы кинем жребий, кому из нас выпадет драться с ним и убить его.
Я бросил на него уничтожающий взгляд.
— Мы должны драться с ним по очереди, — сказал я, — пока один из нас не убьет его. В этом ты прав, но только твой черед будет последним. К чему тут жребий? И без жребия известно, кто старший.
Дав ему такой отпор, я уже собирался искать что-нибудь подходящее для взлома двери, когда Круазет вновь привлек мое внимание, подняв руку. Мы стали прислушиваться: со стороны окна до нас долетели звуки голосов. Мы переглянулись.
— Они открыли наш побег, — сказал я, и сердце мое сжалось.
К счастью мы догадались сразу же задернуть занавесь, так что люди Безера могли видеть из своего дома лишь слабый свет в окне мадам де Паван. Однако, они скоро догадаются куда мы скрылись, и поспешат отрезать нам отступление с улицы. Вначале у меня мелькнула мысль, выломав дверь, пробить себе любым способом дорогу на улицу прежде, чем наши ошеломленные враги успеют придти в себя от внезапного нападения. Но потом я взглянул на мадам. Как же мы оставим ее? Пока я колебался, единственный шанс был упущен: на лестнице внизу послышались тяжелые шаги и голоса.