В эту ночь Савватеев так и не уснул, не один раз прокрутив в памяти весь странный разговор с братьями, но так и не мог уловить чего-то главного, а вернее, сделать некий вывод, который вроде бы напрашивался сам собой и в последний миг ускользал. Лёд, глубоко проникший в подсознание, так и морозил его, напоминая отрыжку самогоном, и к утру не растаял, однако пригрелся, и холод уже не ощущался так остро. К тому же после утренней связи с руководством стало ясно, что вторжения американских специалистов по розыску не избежать, а шеф по-прежнему считает, что эту кашу должно расхлёбывать ФСБ, и Савватеев остаётся всего лишь наблюдателем.
Оставаться наблюдателем в его состоянии было хорошо, по крайней мере, если и придётся отвечать, то не сейчас, а когда-нибудь потом. И эта оттяжка времени его устраивала, поскольку сейчас Савватеев ни за что бы не смог сконцентрировать свои мысли, вычленить и проанализировать основное, превратить свои соображения в формулу и ответить. Если бы приказали доложить реальную обстановку или устроили спрос сейчас, он бы лепетал что-то о колдовских чарах хозяина базы Ражного, потому что заледенелое сознание, впрочем, как и подсознание, притягивались к этой непонятной фигуре и ни одного вразумительного объяснения её реального существования не находилось.
Вывел его из этого липкого состояния внезапный вызов Варана. Командир группы диверсантов, партизанивший возле фермы, давно осатанел от массового психоза поисков и в последнее время откровенно ругался матом; тут же вновь обрёл достойную профессионала простоту и лаконичность.
— Объект у меня, — доложил он скучно.
— Какой объект? — переспросил Савватеев.
— Ваш пассажир, — был ответ. — Правда, состояние оставляет желать лучшего…
— Пристегни его к себе! — приказал он, хватая охотничью куртку, реквизированную на складе базы. — Я выезжаю!
Финал уже бывал в Зеленом Береге, поэтому гнал машину по лесным дорогам, не раздумывая на развилках и перекрёстках, куда свернуть. В замёрзших лужах трещал лёд, ветер от колёс вздымал палую листву, сучья откровенно царапали лакированные бока джипа, а склонённые деревья опасно целили в лобовое стекло. За несколько километров от фермы опер загнал машину в ельник, и дальше Савватеев пошёл пешком, вернее короткими перебежками, на зов радиомаяка.
Варан выступил из лесных сумерек неожиданно, как тень, стянул маску с лица.
— Где? — спросил Савватеев.
— В сарае спит. Дозу успокоительного вкололи.
Узнать ФБРовца было трудно, тем паче спящего: благородное лицо римского консула будто наждачкой начистили, одежда вплоть до майки изорвана в клочья, причём что на животе, что на спине. Между тем Твистер спал умиротворённо, чуть приоткрыв распухшие губы.
— Это он? — Савватеев склонился и вгляделся в лицо.
Офицер, охранявший беглеца, молча достал изпод сена мягкий чемодан с лямками, вынул из кармана пластиковую карточку удостоверения личности.
— Что внутри?
— Грибы, — ухмыльнулся Варан.
Савватеев распотрошил чемодан: в нем оказалось около десятка коробок, в которых были упакованы грибы-трутовики, обычно растущие на гибнущих берёзах и осинах. Единственное, что отличало их от настоящих, это полоска прозрачной плёнки, наклеенная на тыльной стороне — снял и приклеил к дереву…
— Какие-то передающие датчики, — объяснил диверсант.
Судя по тому, что чемодан был уже полупустой, Твистер успел все-таки расставить несколько датчиков.
— Придётся пособирать эти грибы, — сказал Савватеев.
Варан присвистнул:
— Да таких грибов здесь — на каждом дереве!
— Значит, хороший урожай снимешь…
Савватеев вызвал Финала с машиной — конспирироваться уже не имело смысла, а сам присел возле спящего Твистера.
Его искали за сорок километров отсюда!
— Но откуда он взялся здесь? — спохватился Савватеев.
— Погранцы на конях вели, едва отбил…
— Какие погранцы?
— Сыновья фермера Трапезникова.
— А они-то где его нашли?
— Сами спросите, — как-то обиженно проговорил Варан. — Взял с поличным, хотели порвать конями…
— За что?
— Молчат… Но я сильно и не давил, ребята хорошие…
Диверсанты загрузили спящего в багажник джипа, пристегнули наручником к креплению сиденья, накрыли сверху тряпкой.
— Соберёшь грибы — уходи поближе к деревням, — приказал Савватеев Варану. — Надо искать Филина…
— С этими кочевниками что делать? — спросил тот.
— Где они?
— Тут недалеко…
Скованные наручниками, братья обнимали толстую, сучковатую ель. Лица их были разлинованы глубокими царапинами, происхождение которых не вызывало сомнения. Однако при этом они стояли спокойно, даже как-то лениво и при виде «знакомого начальника» даже не шевельнулись. Теперь их можно было различать — одному досталось больше, физиономия походила на тетрадь в косую линейку.
Только их засёдланные кони, привязанные неподалёку, вскинули головы и насторожили уши. Варан поочерёдно снял оковы, братья тут же отвязали поводья, зануздали и вскочили в седла.
— Вы где его взяли? — с усмешкой спросил Савватеев, непроизвольно любуясь удалью этих молодцов.
Оба враз опустили плечи, с ненавистью поглядывая на спрятавшегося под маской командира диверсантов. Савватеев сделал ему знак — Варан спрятал под куртку пистолет-пулемёт и не спеша удалился. Братья хоть и расслабились, однако печально помалкивали, царапины.
— У Мили спрятался, — определил Савватеев. — А вы застукали…
— Не прятался он, — честно признался тот, что был в косую линейку.
— Сама в лесу нашла и привела, — добавил второй.
— Не нашла, а похитила!
— Взаперти держала.
— И отдавать не хотела…
— Обидно, аж челюсти ломит…
— Да и жалко её…
— Никому так никому! — тот, что был исцарапан сильнее, потряс плетью.
Савватеев пошёл к машине, однако братья догнали его, поехали с обеих сторон.
— И рвать его не собирались, — хмуро и без желания оправдывались они поочерёдно.
— За ноги привязали и покатали по лесу…
— Таджики так конокрадов карают… Затем поставили точный диагноз:
— Он и без нас уже крякнул…
— Башню начисто снесло…
Этот их сдвоенный монолог Савватеев вспомнил, когда Твистер очнулся после наркотического сна. Джип с мигалкой летел уже по московской трассе, оставив позади больше половины пути. Ещё зачумлённый, американец сел, пьяно покрутил оловянными глазами и спросил по-английски:
— What are you doing?
— Везу тебя в Москву, — отозвался Савватеев. — Поздравляю со счастливым освобождением из плена.
Сказал все это сквозь зубы, ибо чем ближе становилась Москва, тем неинтереснее ему было все, что связано с работой. А этот обеспокоенный за свою новую родину человек и вовсе вызывал ненависть.
Твистер выглядывал из-за спинки сиденья, как побитый, потрёпанный воронёнок:
— Какого плена?
— Женского…
— Немедленно верните меня назад, — беспомощно потребовал Твистер. — Куда мы едем?
— Приедем — верну, — пообещал Савватеев. — Лично в руки вашему послу. — И добавил неожиданно для себя: — Чтоб ты сдох…
Финал, сидевший за рулём, посмотрел удивлённо, однако промолчал.
— Вы кто? — пугливо и сдавленно спросил Твистер после долгой паузы.
— Ты что же, Мыкола, не узнаешь?
— Что вам нужно? Отпустите! — он стал рваться, бряцая наручниками. — Я вас боюсь! Я хочу назад! Почему приковали меня?! Отпустите к женщине! Я никуда не поеду с вами!
Савватеев обернулся к нему всем корпусом и, перехватив взгляд ФБРовца, ощутил, как вновь охолодило душу.
Твистер хорошо прикидывался пьяным, но сыграть так безумство было невозможно. Оно истекало из этого человека в виде матового блеска выпученных глаз и, казалось, имело физическое воплощение, напоминающее ядовитый туман.
От его похитительницы Милитины Львовны Скоблиной исходило примерно такое же, но воспринималось оно иначе — как зов, как чары, как то необъяснимое чувство, что способно в считанные минуты затянуть в воронку и растворить без остатка даже самый холодный мужской разум.
