– Ну, что же, если все формальности соблюдены, давайте начинать, – с напором на слово «формальности», согласился я, давая офицерам последнюю возможность исправить свои преступные оплошности.

Насколько я помнил, по дуэльному кодексу в начале секунданты должны были предложить противникам примириться. Наши секунданты этим правилом пренебрегли. Следующее условие – подбиралось равное оружие.

– Пожалуйте, господа, в позицию, – не поняв или делая вид, что не понимает намека, предложил поручик Прохоров.

Мы с Инзоровым встали друг перед другом.

Моя восточная сабелька была сантиметров на десять короче, чем кавалерийская шашка штабс-капитана, и опять секунданты промолчали. Это было уже верхом наглости, за которую я решил при случае мерзавцев наказать.

Меня мало волновало оружие противника. В данном случае величина и вес сабли играли против моего соперника. В конной атаке, там, где требуется размах и инерция, у него было бы неоспоримое преимущество, но при фехтовании он терял скорость и маневренность. Его шашка была так тяжела, что, при активной рубке, через пару минут у него должна была устать рука.

Прохоров вытащил из кармана платок и собрался взмахнуть им, как будто мы стрелялись, но его остановил третий неизвестный мне по имени свидетель поединка:

– Вас устраивает это место? – спросил он, видимо, решив попытаться хотя бы создать видимость честного боя. У меня появилось шкодливое желание разыграть противников, убедив их в своей штатской глупости и простоватости.

– Не знаю, я его пока не видел.

– Возможно, у вас по месту поединка будут какие-нибудь пожелания?

– Сейчас осмотрюсь, – пообещал я и растерянно, как будто только теперь поняв, что меня ожидает, огляделся вокруг, прошелся по ровной лужайке и нерешительно согласился посередине:

– Да, пожалуй, место изрядное.

Своим движениям я попытался придать нерешительность и угловатость, саблю взял двумя руками, явно не зная, что с ней делать.

Видимо, розыгрыш получился, во всяком случае, офицеры многозначительно переглянулись, а противник приободрился. Иван оценил начало водевиля и отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Впрочем, на него, как на неодушевленный предмет, офицеры не обращали никакого внимания. Я же начал входить в образ: наклоняясь, неловко уронил треуголку, запутался в застежках полукафтана, потом в сабельной перевязи. Получилось у меня все это, по-моему, неплохо.

Чем дольше я валял дурака, тем наглее становились бретеры. Инзоров совсем успокоился, а поручик открыто не скрывал своего презрения. Ему, видимо, очень захотелось отплатить за мои оскорбительные давешние реплики и свою тогдашнюю робость. Он явно ждал случая побольнее меня лягнуть. Между тем, Инзоров снял мундир и встал в позицию, а я все путался в застежках своего полукафтана.

– Господин Крылов, пора начинать, – поторопил меня поручик. – Учтите, если вы побьете штабс-капитана, вам придется драться со мной. Так что не будем терять время.

Я картинно испугался, перестал расстегиваться и затрясся как овечий хвост.

– Мы так не договаривались, – начал было блеять я, но понял, что сморозил глупость, замолчал, потом докончил: – Биться тоже до смерти?

– Всенепременно! – пообещал Прохоров.

Этот вызов должен был меня окончательно уничтожить, а поручику вернуть самоуважение. Однако просто морально сломать человека им показалось мало, они решили растоптать меня в пыль.

– Ежели вы победите и господина поручика, то и я буду иметь честь скрестить с вами шпагу, – встрял в разговор третий участник.

Я затравлено взглянул на нового грозного противника и совсем утратил способность расстегнуть пуговицы. Офицеры ждали, теряя терпение.

– Прямо-таки Атос, Портос и Арамис! – не удержался я.

– Что вы этим хотите сказать? – сердито спросил Прохоров.

– Ничего, но похоже!

– Вы хотите нас оскорбить? – поинтересовался поручик.

– Отнюдь, это благороднейшие французские дворяне, Атос был графом, а Портос стал бароном.

– Не имею чести знать этих господ, – холодно сообщил Прохоров.

– Это ваша беда, у вас, видимо, мало приличных знакомых.

Пока поручик вдумывался в смысл моих слов, третий офицер, не выдержав, приказал Ивану:

– Эй, ты! Помоги барину раздеться.

Мой «денщик» положил на землю завернутый в мешковину бердыш, не торопясь, сплюнув в сторону «белой кости», протопал через полянку.

Странный, непонятной формы предмет офицеров заинтриговал, как и слишком уверенный в себе слуга. Однако вступать с противником в разговоры и тем более задавать не относящиеся к делу вопросы было совсем недопустимо.

С помощью Ивана я, наконец, снял верхнее платье. Инзоров давно стоял в позиции. Я встал против него, и он отсалютовал мне клинком. Я тоже неловко помахал саблей, выкатывая глаза и изображая на лице свирепость.

Офицеры откровенно ухмылялись, глядя на мои жалкие потуги напугать противника.

– Сходитесь, господа, – крикнул поручик, как будто мы дрались на пистолетах.

Инзоров направил на меня клинок и бросился в атаку…

Современное фехтование не зрелищный вид спорта. Слишком неуловимо отточены в нем движения. Оценить искусство боя могут только профессионалы. Красиво драться учат во ВГИКе, а не в спортивных секциях.

Инзоров был армейским пехотным офицером и совсем плохим фехтовальщиком, так что наш поединок мог окончиться секунд через пять после начала. Однако я не спешил и дал ему возможность вкусить всю прелесть боя.

Капитан бестолково махал саблей, я так же бестолково защищался. Со стороны это должно было выглядеть очень смешно. Тем более, что стиль поединка у нас получился «смешанный»: не то бой на шпагах, не то на эспадронах.

Короче говоря, Инзоров гонялся за мной по всей поляне, а я изображал из себя трусливого штафирку, уворачивающегося от былинного героя.

Постепенно штабс-капитан начал уставать, и его движения замедлились. К тому же он был человеком полным, давеча здорово перепил, так что вскоре совсем вымотался, весь лоснился от пота и начинал задыхаться. Так и не догнав меня, он поменял тактику и начал бросаться в бой, держа клинок в вытянутой руке как пику.