– Так совы называют растущую луну. А время убывающей луны называют ущербом, – ответил Фаолан.

– Где ты этому научился?

– У Гвиннет, совы-кузнеца. Она кует металл и живет отдельно от других своих сородичей.

– А, Гвиннет! – Крюк услышал их. – Она прилетит, когда наступит сезон Моргана и Быстробуйного. Совам-отшельникам особенно нравятся именно их угли. Подуют ветры-ветрищи, и оба вулкана начнут извержение в одно и то же время. Тогда к нам слетятся чуть ли не все отшельники – кузнецы и угленосы – на свете. Замечательное настанет времечко! Но вот и ваше логово. Обучение скоро начнется, так что отдохните как следует.

– Ты только посмотри! – восторженно сказал Фаолан, когда они по узкому ходу забрались внутрь. – Они даже выделили нам шкуры. Я никогда не спал на отдельной постели. Мне только иногда бросали старые промокшие шкуры, оставшиеся от щенков моей стаи.

– И у меня не было своей шкуры! – сказала Эдме. – Мне вообще никакие не давали. Говорили, что это для меня слишком хорошо.

Они трижды обошли свои постели по кругу, как всегда делают волки, готовясь ко сну. Это были шкуры карибу, добытых зимой, когда олени толще.

– Эдме, я слишком взволнован, чтобы заснуть, – сказал Фаолан.

– Я тоже, но давай попробуем.

– Давай.

Некоторое время они лежали молча. Наконец Фаолан не выдержал:

– Ты спишь? Спишь, Эдме?

– Спала, пока ты не спросил.

– Ой, извини.

– Все в порядке. Что ты хотел?

– Я думал о том, что ты сказала в пещере фенго. Это очень смело с твоей стороны – сказать правду.

– Спасибо, Фаолан, – отозвалась Эдме, но про себя подумала: «Неужели ты разбудил меня, только чтобы похвалить за смелость?»

Оба поуютнее устроились на своих шкурах.

– Хорошо пахнут, правда? Никаких следов щенков, – снова заговорил Фаолан.

– Да, никаких следов.

Едва Эдме начала снова погружаться в сон, Фаолан снова заговорил:

– Эдме, так ты не спишь?

– Почти, – пробормотала она.

– Я еще кое-что хотел сказать.

– И что же?

– Ты действительно заслуживаешь места в Страже. Гораздо больше, чем я. Ты отличилась на охоте.

Волосы на загривке Эдме невольно встали дыбом.

– Фаолан, это глупо. Никогда в жизни не слышала ничего более кэг-мэг. Ты не раз доказывал, что достоин. Дай мне наконец поспать.

Но Фаолану не спалось, и он принес Кость Костей. В темноте пещеры читать ее было нелегко, но вскоре волк обнаружил фрагмент с более глубокими линиями и принялся водить по нему языком. Один участок был вырезан особенно глубоко – как будто для того, чтобы привлечь внимание. Читая его, Фаолан чувствовал, как по спине пробегает холодная дрожь.

Между волками и медведями-гризли, обитающими в краю Священных вулканов, всегда поддерживалась тесная связь, поскольку это очень важно для сохранения существующего порядка. Так два самых крупных вида поедателей мяса существовали мирно бок о бок друг с другом. Такой дружбы между волками и медведями нет нигде в других частях страны Далеко-Далеко. Но знайте, что для поддержания этой связи следует соблюдать ряд особых правил. Одно из самых важных гласит, что волк ни при каких обстоятельствах не должен прикасаться к детенышу гризли, ибо никто не скажет наверняка, какая реакция последует со стороны его матери. Самое малое, что грозит волку, – это смерть.

Есть и другие правила и ритуалы, обеспечивающие мирное существование медведей-гризли и волков Стражи в этой части страны Далеко-Далеко. Хорошие отношения между нами важны потому, что добычи здесь мало, а значит, нам пришлось бы из-за нее сражаться.

– Урскадамус, – пробормотал Фаолан. Гром-Сердце иногда повторяла это медвежье проклятие, когда бывала не на шутку рассержена. Эдме снова проснулась.

– Что ты делаешь?

– Читаю Кость Костей.

– В темноте?

– Линии-то глубокие, я их языком чувствую.

В голосе его слышалась тревога.

– Фаолан, что-то не так?

Он обернулся к Эдме. «Знает ли она, что была на волосок от смерти?»

– Ты прикасалась к медвежонку? – прошептал он.

– Вроде бы нет, – ответила Эдме, и в ее голосе теперь тоже звучал испуг.

– Я следовала за ними днем и ноЧЬЮ, пока они не устроились на отдых на утесе над рекой. На дальнем берегу лежал труп лося, который одновременно ели медведица-гризли и члены бирргиса Стражи.

– Что? Такого быть не может! – послышались удивленные возгласы волков, собравшихся в гаддерхиле клана МакХитов.

– Заткнитесь! – приказал вождь. – Так у них водится: волки Дозора и медведи иногда едят вместе. Продолжай, Фретта. Все это интересно, очень интересно!

– Детеныши гризли лежали на берегу. Медведица подходила к ним и приносила мясо. Когда все наелись и волки ушли, мать заснула. Медвежата же ничуть не устали и продолжали играть.

– Конечно, мать же о них позаботилась, – тихо сказала Катрия, волчица с такой темной шкурой, что она казалась забредшим в пещеру кусочком безлунной ночи. Однако от внимания вождя ее слова не скрылись. Дунбар МакХит набросился на дерзкую волчицу и погрузил клыки ей в загривок. Один из шипов огонь-травы, по-прежнему висевший у него в шерсти, вонзился Дунбару в морду, отчего вождь пришел в еще большую ярость. Он изо всех сил ударил Катрию, да так, что та отлетела к дальней стене гаддерхила.

– Хватит пререкаться!

Катрия съежилась в углу, зажав морду лапами. Больше всего на свете она сейчас хотела сделаться невидимой. Сколько еще ей терпеть оскорбления от клана? Она была матерью Киран – глупой несчастной Киран. Супруг Катрии, похоже, нисколько не взволновался, когда Дунбар МакХит приказал слинк-мелфсу выследить и убить Киран с Инглисс, – Донайдха всегда заботило лишь его собственное место в клане.

На древнем волчьем языке слово «донайдх» означало «правитель мира». Супруг Катрии полагал, что одно это дает ему право стать преемником Дунбара, который на глазах старел и оттого с каждым днем становился всё злее и придирчивее.

Разведчица продолжила доклад.

– Эдме и Фаолан наблюдали за ними со скалистого выступа. Как раз наступила полуденная жара, и Фаолан тоже задремал. А Эдме спустилась к реке и принялась играть с медвежатами, пока Фаолан не проснулся и не отогнал ее подальше.

Вождь усмехнулся.

– Если бы медведица проснулась, работы бы тебе было вдвое меньше.

– Плохо, что не проснулась, – заметил Блиден.

– Нет, вовсе нет, – возразил Дунбар. – Мне нужна не просто смерть волчицы Эдме. Возможно, это происшествие окажется нам даже на пользу.

– Наш вождь – он хитрый, – пробормотал кто-то из собравшихся не без гордости.

– И еще одно, – сказала Фретта.

– Что же?

Казалось, разведчица чем-то обеспокоена. Она отвела глаза и сделала шаг назад.

– Ходят слухи… просто слухи…

– Какие слухи? – спросил Дунбар МакХит тише обычного.

– Я слышала, что об этом говорили совы. Слухи, что фенго вызывает наш клан на Суд крайта.

– Суд крайта!

Дунбар поперхнулся и зацарапал когтями пол пещеры, будто ему не хватало воздуха. Послышался гул взволнованных голосов.

– Молчать! – приказал вождь, справившись с собой, и в гаддерхиле тут же стало тихо. Дунбар МакХит принялся расхаживать взад и вперед по всей пещере. Через несколько минут он остановился, поднял морду и попытался успокоиться.

– Крайт. Значит, они говорят «крайт». Ну что ж, покажем им, кто тут крайт. Маленькая одноглазая волчица увлекается медвежатами, так ведь? – размышлял он вслух. – Стражи вряд ли придут от этого в восторг. Слишком долго кланы Далеко-Далеко во всем им подчинялись. А теперь Стража созывает Суд крайта! Что за дерзость! Кланам, особенно их вождям, давно пора вернуть себе честь и власть.

«Это не имеет ничего общего с честью. Сплошная жажда власти», – подумала Катрия.