Тоби долго сидел в той ужасной яме, но так и не сказал своего имени. Теперь же, едва увидев Эдме, он сразу же, не думая, выпалил имя своей подруги по играм. Тут же от одной каменистой стены к другой эхом запрыгали вопли Старого Кагса: «Эдме! Эдме! Эдме!» Безумный волк уверенно шел к Эдме, не обращая внимания на потоки пенной слюны, вытекавшие у него из пасти. Эдме застыла на месте, не сводя глаз с Кагса, взор ее потух.

«Она обращается в камень!» – подумал Фаолан.

Единственный глаз Эдме стал почти таким же пустым, как и дыра на месте отсутствующего. Казалось, из этих дыр вытекает сама ее душа. Между тем Старый Кагс с каждым шагом набирался сил. В его глазах загорелся не виданный ранее свет, но не свет надежды и целеустремленности, а страха и отчаяния. Фаолан понял, что на самом деле, в глубине души, больной волк боится умереть в одиночестве, и потому хочет хоть с кем-нибудь разделить свою болезнь и свою смерть.

– Эдме! Эдме! – распевал Старый Кагс. – Мне нужно было имя, я получил имя, теперь все будет по-другому. Эдме! Эдме! Эдме! Подойди ко мне, раздели со мной мою пену. Мы не одни, Эдме!

Ноги его уже не дрожали, он ступал уверенно и ровно, с каждым шагом приближаясь к замершей волчице, которая не могла пошевелить даже хвостом.

– Беги, Эдме! – крикнул Фаолан. – Не стой на месте!

Казалось, что Эдме попала в ужасную паутину, протянувшуюся через всю Яму, и что с каждым разом, как звучало ее имя, эта паутина дрожала и еще сильнее запутывала несчастную волчицу. Болезненные нити этой паутины касались уже не только Эдме, но и других присутствующих.

Но тут спертый воздух Ямы разорвал пополам стремительный полет комка перьев, упавшего сверху. Раздался пронзительный крик тревоги, какой обычно издают пятнистые неясыти. Старый Кагс дернулся и на удивление ловко подпрыгнул.

– Артур! – непроизвольно воскликнул Фаолан.

– Артур! – пробормотал едва разборчиво Старый Кагс, вцепившись зубами в левое крыло птицы.

– Бегите! – крикнул Артур. – Хватайте медвежонка и бегите!

Послышался хруст нежных косточек, из пасти Кагса потекли струйки алой крови. Эдме наконец-то сдвинулась с места и подбежала к Фаолану с медвежонком. Они все еще находились слишком близко от больного волка, но тот был занят своим новым партнером по смерти и не обращал на них внимания. Желтые глаза пятнистой неясыти постепенно затухали, и даже белые пятнышки на голове Артура, похожие на драгоценные камни, казалось, тускнели.

– Быстрее! – опомнился Фаолан, и оба волка с медвежонком устремились вверх по тропе.

Выбравшись наверх, они заглянули с насыпи в мрачный каменный провал, где обрывалась жизнь храброй молодой совы.

«А все началось с глупой выходки, – подумал Фаолан. Загрохотал гром и небо разорвала молния, но волки стояли и не могли оторвать глаз от бьющейся в агонии совы. Тоби почувствовал, что его спутники, став свидетелями смерти своего друга, впали в какой-то особенное состояние. Он еще не знал, что это лохинвирр – инстинктивный ритуал прощания у волков. В них пробудилось неукротимое желание почтить память погибшего животного.

«Отважная птица, летавшая по небу, взлетит еще выше, до самых звезд, – думал Фаолан. – Лети же прямо к Глауморе!» Есть ли у сов своя звездная лестница и свой проводник душ к небесному обиталищу? Волк обратил свой взгляд на восток, на занимавшийся рассвет, а потом снова поглядел вниз, на почти оторванное злополучное левое крыло Артура. «У духов сов обязательно должен быть свой проводник, который поможет ему добраться до Глауморы».

Но медлить было нельзя. Они должны как можно быстрее добраться до Пустыни черного стекла, где начиналась битва между волками и медведями. Он должен вернуться к фенго, чтобы весть о спасении медвежонка разнеслась по всем краям. Даже на таком большом расстоянии ему казалось, что его лапы улавливают слабое биение медвежьего призыва к войне. «День и ночь… день и ночь», – столько требовалось медведям, чтобы подготовиться к общему походу. Так ему рассказывала Гром-Сердце. А это значит, что времени у них остается очень мало.

Эту пустыню еще называли темными землями, потому что стеклянный песок в ней был черным-пречерным, поглощавшим весь свет и ничего не отражавшим. Этой ночью темнота пожирала все вокруг: звезды, серебряный серп новой луны и даже молнии, которые, как казалось, не прорезали темноту яркими вспышками, а просто повисали над головой, как обрывки паутины.

Фаолан, Эдме и медвежонок стояли на утесе перед пустыней, и скала под ними дрожала от непрекращающегося мерного биения медвежьих лап. Если приглядеться, то можно было заметить еще более черные волны, идущие навстречу друг другу. Примерно с поллиги разделяло медведей от волков, которых было больше по численности, но которые по размерам казались просто карликами.

Фаолана преследовала одна и та же мысль: «Я такой же медведь, как и волк. Как часть меня поднимет лапу на другую часть?»

Он закрыл глаза и представил спиральный узор, отпечатавшийся у него на лапе, – золотистое мерцание угольков, поднятых со дна вулкана горячими потоками и кружащихся над кратером. Иногда он воображал, что этот узор, отметивший его как малькада, на самом деле говорил о чем-то возвышенном, а не о уродстве. Этот рисунок отражал другой рисунок, охватывающий мир бесконечной гармонии. Внутри него гармонично существовали две части, медведь и волк, вместе создававшие его таким, каким он есть. Убить медведя представлялось ему невозможным, от одной лишь мысли об этом вскипал его костный мозг. Он поднял лапу и нежно дотронулся до плеча Тоби.

– Отсюда я не вижу свою маму. Далеко и темно, – Тоби разлегся на камне и свесил голову со скалы, стараясь разглядеть что-то во тьме.

– Мы обязательно найдем ее, малыш, – утешила его Эдме.

«Как мы ее найдем?» – спросил себя Фаолан. Тут собрались сотни медведей, может, даже тысячи, и в темноте они сливались в одну большую массу.

Тут над их головами закружила сова. По ее движениям было заметно, что она чрезвычайно взволнована.

– Гвиннет! – позвал ее Фаолан.

– Вы что, йоикс? – выпалила сова. – Глупцы! Вы же должны быть на друмлинах Кольца. Вам крепко попадет… – тут Гвиннет резко замолчала. – А это еще кто? – указала она на Тоби.

– Я медвежонок. И мне не нравится, как ты разговариваешь с моими друзьями. Сама ты глупая.

– Ну-ну, малыш, – нежно потрепала его по загривку Эдме. – Она просто ничего не знает.

– Конечно не знаю, – ответила сова. Несколько мгновений она удивленно рассматривала Тоби, а потом воскликнула: – Да ты тот самый пропавший медвежонок!

– Конечно! Это я, – подтвердил Тоби.

Фаолан подошел поближе к тому месту, где уселась сова.

– Это Тоби. МакХиты похитили его и оставили в Яме.

– В Яме! – недоверчиво повторила сова. – Великий Глаукс! Я думала, что это всего лишь слухи. Такие ужасные слухи, что даже совы боялись пролетать над тем местом. Волк с пенной пастью! Как же он выжил…

– Они спасли меня! – прервал ее Тоби. Клюв Гвиннет распахнулся от изумления. – А ты назвала их глупыми! – глухо прорычал Тоби. Его рычание походило на звуки, издаваемые настоящим взрослым медведем, что удивило уже всех.

– Успокойся, Тоби. Гвиннет не хотела нас обидеть. Она просто не знала. Это мой самый первый друг в стране Далеко-Далеко.

– Как она может быть твоим другом? Я же твой друг! – не унимался Тоби. Он даже заскулил и снова стал походить на маленького медвежонка.

Эдме наклонилась и лизнула его между глаз.

– У Фаолана большое, щедрое сердце. Он может быть другом сразу для многих животных. А теперь закончим болтать по пустякам и подумаем, как вернуть тебя маме и остановить эту ужасную войну!

Эдме повернулась к Гвиннет.

– Гвиннет, ты можешь полететь к фенго и сообщить ему, что медвежонок у нас? Нужно, чтобы об этом узнало как можно больше волков и медведей.