Есть способ восстанавливать цвет после каждого сбрызгивания, всякий раз прорисовывая заново, тогда удается получить яркие блики… но мне показалось, что это испортит картину. Все ее очарование, пожалуй, и заключалось в невесомой прозрачности, которую можно запросто потерять, превратить в нечто искусственное. Поэтому я, как и в прошлый раз, переложила рисунок калькой. Если бережно относиться к нему, можно обойтись без закрепителя.

Лошади мирно паслись, не обращая на меня никакого внимания.

– Спасибо, – сказала я то ли им, то ли долине и верхушкам гор на горизонте.

Уже возвращаясь к домику, я столкнулась с Настей. Бодрая, в джинсах и белой облегающей майке, она шагала мне навстречу.

– Мира, привет. А ты ранняя пташка! – заметила Настя с улыбкой.

– Привет! – отозвалась я. – Ходила порисовать.

– Покажешь?

Поскольку, по крайней мере, одна работа была закончена, а я все равно собиралась отдать ее в журналистскую студию, я протянула альбом Насте.

Тренер долго смотрела на свежий рисунок.

– Ты очень чуткая, – сказала она наконец. – По-моему, ты почувствовала лошадей. Ведь так?

– Я не знаю…

Я действительно не знала. То есть я обнаружила в вопросе двойное дно. Да, мне нравятся лошади, и пока я рисовала сегодня утром, то и впрямь ощущала себя принадлежащей их миру, это было необыкновенно прекрасно.

Но, услышав подобный вопрос от тренера, невольно задумываешься о практическом применении чувства.

Настя столько раз повторяла, что нужно прислушиваться к лошади, что напрашивался логичный вывод: ты почувствовала лошадей, значит, сразу же начнешь показывать лучшие результаты. А для меня это – совсем другое дело. Тоже своеобразное волшебство, хотя и не слишком доброе: когда я сажусь в седло, мигом деревенею и становлюсь ужасно неловкой. Работает как заклинание, когда лягушка превращается в принцессу, но в точности наоборот.

– Мира, хотела попросить тебя поприсутствовать на занятиях третьей группы. Если тебе, конечно, интересно. Может, что-нибудь нарисуешь… – предложила Настя, к счастью, не пытаясь выяснить вопрос с моим волшебным преображением.

– Хорошо. – Я даже опешила от такого поворота, а позже сообразила, что, наверное, Настя не оставляет надежды увлечь меня верховой ездой.

Она думает, что, если я посмотрю на успехи других ребят, захочу добиться того же. Но… не факт. Насколько я себя знаю, велика вероятность, что я, напротив, впаду в ступор и смирюсь с тем, что мне такого никогда не добиться. Состязательность отсутствует у меня в принципе. Мама говорит, что все из-за того, что я расту слишком независимой, и целует меня в макушку, почему-то немного виновато, словно извиняется за вечную занятость.

Но отнекиваться было поздно. Настя быстро договорилась с Димой, который вел продвинутую группу, о моем присутствии на занятии. Он согласился, едва взглянув на меня и, готова поспорить, даже не узнал. А что, собственно, меня узнавать – девочка-неумеха. Из услышанного накануне обрывка разговора с Денисом я окончательно убедилась: Дима нацелен на победы, ему и подопечные нужны в качестве чемпионов. Почему-то я почти уверена, что он не взялся бы возиться с такой бесперспективной ученицей, как я.

Но с Настей не спорил, возможно, она ему действительно нравится. Или приятно ее обожание.

С этими мыслями я и отправилась смотреть занятие третьей группы, проходившее на открытом воздухе. Естественно, я захватила блокнот для скетчей.

Это был урок конкура[8], и мне повезло – в больших кавычках! Я попала на тренировку Дениса. Я не сразу его узнала, а потом убегать показалось стыдным, и я просто затаилась в уголке, наблюдая за тренировкой.

По всему периметру манежа расположили различные препятствия, иногда, на мой взгляд, стоящие слишком тесно друг к другу. Денис, верхом на глянцево-блестящем изящном вороном коне, преодолевал их одно за другим. По-моему, это было невероятно красиво.

Перед препятствием конь группировался, отталкивался задними ногами и едва ли не взлетал, словно это для него в порядке вещей. Всадник крепко и, насколько я могла судить, уверенно держался в седле, но я почему-то волновалась, наблюдая за прыжками. Когда очередное препятствие оказалось чересчур близко к предыдущему, я испугалась, что конь не справится, не успеет перегруппироваться, к тому же у него ведь нет достаточного места для разгона…

Но нет, едва приземлившись, он был готов к новому прыжку.

Я глядела на них разинув рот. Как будто действие какого-то фильма вдруг перенеслось в реальность, и я могу наблюдать его вблизи. Засмотревшись, я чуть не забыла про блокнот для скетчей, но вовремя очнулась и принялась делать быстрые наброски, все на одной странице – зарисовки движения: поджатые и вытянутые ноги, летящий по ветру хвост… и, конечно же, маленькая, по сравнению с крупным и сильным животным, фигурка всадника. Выяснилось, что они идеально дополняли друг друга.

Когда я рисовала лошадей, отдыхающих в загоне, и мчащегося по манежу коня, то испытывала совершенно разные чувства. Сейчас я как нельзя лучше ощущала напряжение, стремительность и мощь, исходящие от жеребца. Казалось, что скакать, преодолевая препятствия, – самое обычное для него состояние, как и дышать.

Как нельзя кстати пришлось мое задание по журналистской студии – конь, занятый делом и получающий явное удовольствие. Вот он – счастливый конь. Кто бы мог подумать! Я наблюдала за ним и Денисом, пораженная собственным открытием и нутром ощущала, что и конь, и всадник абсолютно счастливы.

Более того, у них, похоже, одно счастье на двоих, и не разделить.

Денис подъехал к тренеру, они о чем-то заговорили. Я стояла в стороне, поэтому почти их не слышала, но это неважно. Я была занята, машинально набрасывая профиль и выбившуюся из-под шлема прядь темных волос. Хорошо, что ни Денис, ни Дима не обращали на меня внимания, и я могу спокойно заниматься делом.

– Посмотрите, как работает наш художник! – послышался невдалеке знакомый голос. – Собираешь материал?

Я вздрогнула и едва не выронила карандаш.

Из всех законов вселенной сбоя не дает лишь один – закон подлости. Ко мне шли Вита и Алина.

Вита в костюме для верховой езды: очевидно, настало время ее занятия. Алина, как всегда, сопровождала подругу и была рада сунуть свою крысиную мордочку во все, что ее не касалось. Ах да, она ведь журналист и, вероятно, не зря.

Бывают такие репортеры вроде шакалов.

Я захлопнула блокнот и посмотрела на закадычных подруг. Сказать бы что-то едкое, но, как назло, ничего не пришло в голову. Опять.

– Ты, говорят, хорошо рисуешь? – спросила Вита, оказывая мне тем самым великую честь. – Покажешь?

Она протянула руку, но я невольно отступила. Если бы в блокноте были только лошади…

– Пока нечего показывать. Здесь наброски. Скетчи, – выпалила я, подавив детское желание спрятать блокнот за спину. Я прекрасно понимала, что нужно выглядеть уверенной и тщательно скрывать беспокойство.

Акулы даже на большом расстоянии способны почувствовать единственную капельку крови, так и некоторые люди ловят малейший признак растерянности, тревоги, страха, и, как акула на жертву, кидаются на проявившего слабину.

– Интересно посмотреть. – Вита, не моргая, смотрела прямо на меня, и мне стало очень неловко.

– Хм… Дорисую и покажу, – ответила я.

– Ой! – взвизгнула вдруг Алина. – Он сейчас упадет!

Я повернулась, чтобы посмотреть на манеж, и в этот момент блокнот для скетчей вырвали у меня из рук. Разумеется, на манеже ничего не происходило, а Денис, спешившись, по-прежнему разговаривал с Димой.

Я медленно повернулась. По крысиной мордочке Витиной подружки расплывалась наглая улыбка. Подлые трюки – определенно ее конек.

– О! – Вита не прикасалась к отобранному блокноту, а Алина предусмотрительно раскрыла его на последней изрисованной странице. – Я думала, тебе Дима нравится… Вот оно, значит. У нас весь лагерь обычно делится на две части. Одни обожают Димку, другие – Дениса. Но, наверное, ты до Дмитрия явно не доросла. Хотя и у Дена фанклуб из тяночек приличный.