— Хороших чародеев можно найти в любом из Этшаров, — уточнила Ирит, — но Этшар Пряностей самый большой, да и расположен ближе остальных. — Она отпила эля. — И я давным-давно не бывала в Этшаре Пряностей!

— А сколько всего Этшаров? — спросила Аша.

— Всего четыре, — ответила Ирит. — Три, соответствено, находятся в Гегемонии Трех Этшаров. — Она стала записать пальцы. — Этшар Пряностей, Этшар-на-Скалах, Этшар-на-Песках. Есть еще Этшар-на-Равнине, это одно из Малых Королевств, по площади едва ли не самое маленькое, находится к юго-востоку отсюзда. Оно отделилось от Дрии сразу после окончания Великой Войны. А может, аккурат перед тем, как война закончилась.

— Я этого не знал, — подал голос Келдер. — Я думал, есть только три больших Этшара.

Ирит пожала плечами:

— Никто не знает всех Малых Королевств. Их куда больше сотни, разве упомнишь названия. Но я знаю многие. Мои странствия не ограничивались Великим Трактом.

— Да уж, — Келдер отсалютовал ей кружкой, — времени тебе хватило.

Ирит пристально посмотрела на него, подозревая, что юноша пытается ее поддеть, но решила, что он просто констатирует факт. Она улыбнулась Келдеру и отпила из своей кружки.

Келдер же не отрывал от нее глаз, гадая, удастся ли снять с Ирит все заклинания, а если удастся, изменится ли она к лучшему.

Они поняли, что Эздрел просыпается, когда тот громко икнул и перестал храпеть.

Келдер и Аша повернулись к нему, Ирит, сидевшая у окна и расчесывавшая волосы, — нет.

Старик даже не пошевелился, когда Келдер, Аша и Ирит перетащили его в гостиницу, подняли по лестнице и в комнате уложили на маленький коврик. Там Эздрел пролежал остаток ночи.

К счастью, храпел он не все время, поэтому остальным удалось немного поспать.

Эздрел громко чмокнул губами, чихнул и открыл глаза.

Но тут же закрыл их, потер рукой, наконец открыл вновь.

Посмотрел на коврик, чисто выметенный деревянный пол, ножку большой кровати, которую в эту ночь делили Келдер и Ирит. К сожалению, только делили. Келдер хотел бы еще кое-чего, но Аша спала рядом на кушетке, Эздрел — на полу, так что приставать к Ирит он не стал.

Старик повернул голову, заметил Ашу, потом Келдера, медленно сел. Пробурчал что-то напоминающее "доброе утро", правда, на мезгалонском, потом откашлялся, повторил то же самое на торговом наречии.

Начал оглядываться и увидел Ирит. Она все так расчесывала волосы, напевая себе под нос. Рот старика открылся, глаза округлились, руки потянулись к девушке.

— Ирит, — прохрипел он.

— Доброе утро, Эздрел, — ответила она, не глядя на старика.

— Ирит. — Он приподнялся.

Вот тут Ирит повернулась:

— Если ты прикоснешься ко мне, Эздрел, я выпрыгну в окно и улечу. И клянусь всеми богами, после этого ты меня больше не увидишь.

Эздрел замер, стоя на одном колене.

— И не смотри на меня, — фыркнула Ирит. — Это невежливо.

Эздрел тут же отвел взгляд, уставившись в коврик.

— Ирит, как давно...

— Да, я знаю. Тяжелое дело.

— Я тебя люблю.

— Я знаю. Ты ничего не можешь с этим поделать.

— Я всегда буду тебя любить, — настаивал старик.

— Может, и нет. Мы постараемся это исправить.

Эздрел моргнул и покосился на девушку.

Окно выходило на юго-восток, солнечные лучи превращали расчесанные волосы Ирит в золотой дождь, льющийся на плечи. Эздрел как зачарованный не мог отвести от нее глаз.

— Келдер, скажи ему. — И Летунья вновь отвернулась к окну.

— Сказать что? — Эздрел по-прежнему смотрел на Ирит. Келдер заметил, что старик весь дрожит.

— Эздрел, ты знаешь, почему ты так сильно любишь Ирит, даже после того, как она бросила тебя и вы не виделись столько лет?

— Потому что она самая совершенная, самая прекрасная женщина в Мире, — ответил старик.

— Нет, — покачал головой Келдер, — потому что она зачаровала тебя.

Старик нахмурился, повернулся к Келдеру.

— Она зачаровала тебя, — повторил юноша. — С помощью любовного заклинания, которое называется Фенделова Ослепляющая Влюбленность. Это заклинание действует всю жизнь, и Ирит не знает, как его снять! Это магия! Всего лишь заклинание, ничего больше! — Он уже кричал. — Поэтому ты так любишь ее!

Брови Эздрела сошлись у переносицы.

— Такого не может быть. Я хочу сказать, может, она и воспользовалась заклинанием, но я бы все равно полюбил ее. Я знаю, что полюбил бы. Да ты только посмотри на нее! Разве ты видел кого-нибудь, кто мог бы сравниться с ней красотой?

Келдер непроизвольно глянул на девушку и не мог не признать, что старик абсолютно прав: Ирит могла дать сто очков вперед любой женщине. Но вслух ничего не сказал. Его ответ не имел никакого значения. На Эздрела наложено заклинание, а потом, внешность — это далеко не все.

Но Ирит очень красива. Так что Келдеру пришлось шумно сглотнуть слюну, а уж потом он смог продолжать:

— Это заклинание, Эздрел. Может, ты бы и полюбил ее, но любовь не затмила бы для тебя весь Мир. Короче, этой ночью мы посовещались и решили, что негоже оставлять тебя в таком виде. Мы намерены отправиться с тобой в Этшар Пряностей и найти чародея, который сможет снять заклинание. А может, мы найдем такого чародея по пути.

— Не надо этого делать. — Эздрел вновь любовался Ирит. — Я и так счастлив.

— Но едва ли ты будешь счастлив, если Ирит уйдет, — осторожно заметил Келдер.

Эздрел резко повернулся к нему.

— Но она же не уходит. — И его взгляд опять устремился на девушку. — Ирит, ты ведь не уходишь?

Летунья положила гребень на подоконник, вздохнула и посмотрела на Келдера, не зная, что сказать.

— Нет, она не уходит, — пришел ей на помощь Келдер. — При условии, что ты согласишься пойти с нами в Этшар и позволишь чародею снять с тебя заклинание.

— Хорошо, — кивнул Эздрел. — Как ты захочешь, Ирит, так и будет. Если ты хочешь снять заклинание, я не против.

— Я хочу снять заклинание, и перестань пялиться на меня!

Взгляд Эздрела вновь скользнул на пол.

— Как скажешь, Ирит, — пробормотал он смущенно. — Я готов на все, Ирит, только не покидай меня.

Келдер безрадостно взирал на эту картину. Такая покорность, такое раболепие.

"Негоже, — думал он, — одному человеку находиться в столь полной зависимости от другого”.

И если это результат воздействия любовного заклинания, его использование следует запретить.

Прежде чем они покинули гостиницу, Ирит потребовала, чтобы Эздрел помылся. Она заявила, что отказывается идти рядом с таким грязнулей. Старик подчинился беспрекословно, и, пока Ирит с Ашей завтракали, Келдер и двое слуг занимались Эздрелом.

Бороду и волосы ему подстригли. Тунику и бриджи отнесли в стирку. Старика усадили в ванну, Келдер натер ему спину, с остальным Эздрел справился сам.

Когда он вытерся и причесался, Келдер подумал, что теперь с ним не стыдно выходить на улицу.

Но тут принесли одежду.

Бриджи расползлись по всем швам: гнилые нитки стирки не выдержали. Тунике повезло больше: дыр не появилось, зато пятна, скрытые ранее слоем грязи и жира, проступили наружу.

— Что же нам делать? — Келдер в отчаянии смотрел на одежду. — Не можешь же ты шагать по дороге голый?

Слуги посовещались.

— А деньги у вас есть? — спросил тот, кто уносил одежду в стирку.

Келдер посмотрел на него, потом на Эздрела, который пожал плечами.

— Не знаю. У Ирит, должно быть, есть.

— Я мог бы продать что-нибудь из старья. Комплекция у нас одинаковая.

— Пожалуй, идея хорошая, — согласился Эздрел.

Деньги у Ирит нашлись, одежда пришлась Эздрелу впору.

— Дороговато он нам обходится, — пожаловалась Летунья, когда все четверо вышли из гостиницы.

Келдер взглянул на Эздрела в опрятной светло-зеленой тунике, расшитой желтым, и темно-зеленом килте с черной вышивкой по подолу. Старик ну ничем не напоминал пьяницу, которого они встретили в Шане.