Про тебя и про сегодня

Мягких полов в школе не бывает. Ни в классах, ни в коридоре. Филя Боков знал это лучше других. Во-первых, в Филином классе учился второгодник Гера Дубровцев. Во-вторых, на жесткий пол удобнее падать человеку с мягким характером, чем с твердым.

Филя обладал характером до удивления мягким. Мягче, чем перина. По определению Филиного папы, у него вообще был не характер, а простокваша.

Поэтому, когда Гера Дубровцев выставил ногу, Филя, как всегда, не заметил ее. Филя споткнулся и неуклюже шлепнулся в проходе между партами.

Захихикали девчонки. Филин портфель отлетел к Викиной парте. Вика насмешливо сузила глаза и прикрыла ладошкой рот.

— Ну, чума в маринаде! — закричал Гера Дубровцев и схватился за ботинок. — Самый любимый палец отдавил!

Филя дотянулся до портфеля, поднялся и робко шмыгнул носом. Холодная простокваша растеклась по Филиному животу, добежала до коленок и опустилась в пятки.

— Ничего я тебе не отдавил, — буркнул Филя. — Я даже не наступил тебе.

Жирный Боря Чинин, по прозвищу Бобчинский, радостно гоготал, у него тряслись щеки и три подбородка.

— Не отдавил? — крикнул Дуб. — Еще как отдавил! Даже косточка хрустнула. Извиняйся давай, а то после уроков всыплю.

— Га, га, га! — тряс подбородками Бобчинский.

— Почему это всыплешь? — обиженно поинтересовался Филя, — Ты же мне сам нарочно ножку подставил.

— По шее всыплю, вот по чему, — объяснил Дуб. — Проси прощения.

Вика снова прикрылась ладошкой. Филя прошептал:

— Но буду просить. Это нечестно.

Он сел на свое место, рядом с Левой Селютиным, и положил в парту портфель. Длинный Лева Селютин обходил Геру Дубровцева за километр.

— Ты Марии Никифоровне скажи, — зашептал Лева, прижавшись щекой к парте. — Скажи. Чего он?

Кляузничать Филя не любил. Он даже маме ни разу не пожаловался на Геру, который все время ставит подножки, толкается, без всякого отбирает марки, бодается головой в живот и еще после уроков поджидает в школьном дворе. Пожалуйся на него, а потом еще хуже будет. Дуб тогда вовсе проходу не даст.

Правда, от мамы с папой все равно не утаишься. Все беды написаны у Фили на лице. Это с пальто можно отряхнуть снег. А с лица синяки не стряхнешь.

— Опять, что ли, контузия? — спрашивает вечером папа.

— Споткнулся просто, — бурчит Филя.

— Эх и недотепа же ты, Филимон, — сокрушается отец. Он еще говорит, что Филе лучше всего лежать на печке.

Потому что если человек думает, что он слабее и глупее всех, то в конце концов он действительно станет самым слабым и самым глупым.

— Простокваша, — вздыхает папа.

Филя и сам знает, что простокваша. А что делать, чтобы была не простокваша? Характер ведь не пиджак, который, если он не понравился, можно переодеть или вообще купить другой. Характер какой достался, такой и носи, его в шкаф не спрячешь. Даже вообще неизвестно, где он находится, этот характер, — то ли в голове, то ли в животе, то ли в коленках.

— Наступать нужно, — твердит папа, — атаковать! Победить можно только в атаке.

— Чему ты учишь ребенка? — возмущается мама. — Не слушай его, Филя. Умный всегда отойдет в сторонку и не станет связываться с хулиганами.

Маме легко так говорить. А если отходить некуда? Кулаки у Геры потверже, чем школьный пол. Да тут еще Вика прикрывается ладошкой.

Филя посмотрел на Викин затылок и вздохнул.

— Будешь извиняться или нет? — крикнул Гера.

Филя не ответил. Он никогда не извинялся перед Герой.

Может, поэтому Гера и не любил его. В Филе закипала боевая злость. Наступать! Победить можно только в атаке. Он сегодня покажет Гере, где зимуют настоящие раки. Сегодня он расплатится с Герой за каждую подножку и за каждую марку. Хватит!

Заманчивые картины победы над Дубом мелькали перед Филиными глазами все четыре урока. Главное, не обороняться. Раз! И Гора воткнулся головой в сугроб. Два! И его ноги болтаются в воздухе. Три! И у Геры под глазом отличный фонарь.

Гера будет сидеть на снегу и реветь. По его щекам покатятся крупные слезы. Гера станет размазывать их и хныкать: «Филя, миленький, я больше не буду. Прости пожалуйста, Филя».

А Филя посмотрит на Герин фонарь под глазом и скажет: «Так и быть, прощаю. Но мне за тебя стыдно. Ты худой человек, Гера Дубровцев. Ты нечестный человек. Ты все делаешь исподтишка. Так нехорошо, Гера, делать».

Он еще много чего ему скажет. А Вика будет стоять на школьном крыльце и улыбаться.

Вика не стояла на школьном крыльце. После уроков она убежала на занятия драмкружка, в котором репетирует роль королевы. В остальном поединок в школьном дворе протекал почти так, как предвидел Филя.

Почти.

Только наоборот.

Раз — и Филя воткнулся головой в сугроб. Два — и Филины ноги болтаются в воздухе. Три — и под глазом появился неплохой синяк. Филя так и не успел перейти в атаку. Уж больно ловко Гера орудовал кулаками. А жирный Бобчинский противно гоготал. Он гоготал так, что, даже когда они с Дубом ушли, его «га, га, га» неотвязно гудело в ушах и весь день не могло затихнуть.

Вечером папа спросил:

— Что, опять стукнулся?

— Не, — буркнул Филя, — с трамплина упал.

— Интересным образом ты падаешь с трамплина, — покосился папа на Филин синяк под глазом.

Филя прикрыл глаз мокрым полотенцем и ничего не ответил. Что тут скажешь? Папа его пожалел.

— В шашки сгоняем? — спросил он.

Филе не хотелось в шашки. Не то у него было настроение. Но он все же сел.

Папина рука бодро щелкала по клеткам. Филя двигался на одну клеточку. С каждым ходом его поле становилось все просторней. Папины шашки проскакивали в дамки и косили по диагонали. Филя сопротивлялся изо всех сил, но неизменно проигрывал.

— Ну, Филимон! — возмущался папа. — Весь ты тут. Ведь умеешь играть, а не хочешь.

Как «не хочешь»? — дулся Филя. — Я хочу.

— Ничего ты не хочешь. Играют для того, чтобы выиграть. А ты с первого хода обороняешься. Наступать нужно!

Филя пробовал наступать. Но у него ничего не получалось. Ведь папа наступал тоже, и поэтому сразу приходилось переходить в защиту.

— Да нет же! — шумел папа. — Ты с первого хода готовишься к поражению. Так нельзя. Ты должен думать, что обязательно выиграешь.

Филя старался думать и опять проигрывал. Папа устало откинулся на спинку стула.

— Ну что с тобой делать? Весь в мать. Он потер подбородок и сказал:

— Ладно, так и быть, подарю тебе одну вещь. Очень ценную. Она мне от деда досталась. Береги пуще глаза.

— Не, не нужно, — испугался Филя, которому вовсе не требовался ценный подарок.

Что папе мог оставить дед? Не велосипед ведь и не фотоаппарат. А другие вещи Филе не нужны, тем более ценные. Что с ними делать? Даже показать никому нельзя. Мальчишки в два счета отберут.

— Ну и недотепа же ты, — вздохнул папа и вышел из комнаты.

Через минуту он вернулся и положил на стол обыкновенную гайку, величиной с шашку.

— Получай, — сказал папа.

Внутри к резьбе гайки прилипли соринки. Гайка матово поблескивала темным металлом. Таких гаек в автопарке, где работал папа, можно было отыскать сколько хочешь.

Филя недоуменно поднял глаза и спросил:

— Чего это?

— Гайка, — сказал папа. — Но не простая, а волшебная.

— Волшебная, — хмыкнул Филя, — Ищи дураков. Волшебных гаек не бывает.

— Иногда бывают.

— В сказках только.

— И в жизни.

— Ты думаешь, я маленький? — обиделся Филя.

— Нет, — серьезно сказал папа, — не думаю. Но если ты положишь эту гайку в карман и загадаешь любое желание, то оно непременно исполнится.