— Почему призраки пришли сюда?

Сначала мне показалось, что мужчина не ответит. Он сжал мою руку, поднёс к губам и крепко поцеловал, но мне казалось — хочет укусить.

— Эти драконы — вестники смерти, — сказал Влас, трудно выговаривая слова. — Чаще всего они являются тому, кому недолго осталось жить.

Я вздрогнула.

— Всегда?

— Почти. Порой другому человеку удаётся отвести беду, принять на себя дыхание прощального времени. Мне уже нечего терять, и я не позволил им увидеть тебя.

Значит, Влас тогда на корабле пощадил меня, не сказал правду. Или тоже защищал, забирая весь мрак себе? Зверю скрывать было нечего, но я не хотела пользоваться его честностью. Мы говорили до рассвета о наших семьях и близких, пока он не уснул, оперевшись о стену и крепко сжимая мою руку. Я ещё долго смотрела на мужчину, легонько поглаживая его широкое запястье, и думала о том, что, даже будучи зверем, он не причинил мне вреда. Значит, мне не почудилась эта нить между нами, не привиделось особое чувство. Значит, нам было суждено идти во тьму или на свет вместе.

Я убежала под утренним дождём, по дороге набрав грибов. Сторожа, если и удивились, виду не подали. Привыкли, наверное, что я прихожу либо рано, либо поздно. Я не собиралась нигде останавливаться, но, не дойдя до комнаты, отвлеклась на тихие голоса — это разговаривали братья Вихри. Пройти мимо, не показавшись им, я не могла, значит, стоило подождать. Мне не хотелось снова нарваться на злую шутку Эрха.

— Бегает за ним, как собачка. Смутил старший девчонку, что ещё скажешь? — сказал между тем младший.

Я покраснела, вжимаясь в нишу. Мужчины говорили обо мне.

— Ты бы язык-то попридержал, — хмуро отозвался Илья. — Веда его любит, дурень, да так, что тебе завидно должно быть. Она одна и не боится ходить в избушку к зверю.

— Я тоже не боюсь. Это вы не пускаете!

— Власов приказ нарушишь — огребёшь по полной.

— А ей, значит, можно?

— Ну, он лично ей не запрещал приходить, — с какой-то ядовитой интонацией отозвался Илья. — Так что да, можно.

— И всё-таки не понимаю я этого.

— Мал ещё, — сказал Илья, и Эрх выругался.

— То есть ты поощряешь их любовь?

— Её любовь, Эрхи. Влас не позволит себе глубокого чувства на краю пропасти. Я не уверен, что у него вообще чувства остались, кроме долга и чести…

Я метнулась обратно к лестнице, и долго сидела возле фонтана, омывая пылающие щёки. Дрожали в глазах злые, отчаянные слёзы. Мне было, над чем подумать и о чём сожалеть.

Осень берегла море, и шторма ещё только предстояли. Не было ни сильных ветров, ни гроз, ни водных смерчей. Не ведаю, замечали ли это другие, но Влас с каждый днём становился всё холоднее и отчуждённее. Глаза его утратили синеву, в теле появилось каменное напряжение, похожее на то, что владело Зверем. Он без устали трудился с воинами, часто бывал у горных драконов. А вечерами разговаривал с Люсьен, которая, казалось, поселилась в Вихреградье навсегда.

Больше всего меня пугала упрямая настойчивость девушки. Не знаю, как остальные, а я замечала, каким жутким взглядом она смотрит на вожака. Как будто точно знала все его слабости, и знай, выбирала, куда именно ударить, чтобы наверняка причинить вред. У Люсьен были на Власа какие-то свои планы, и от этого мне становилось не по себе.

Понимая, что у Элика много дел, я пошла за советом к Эльте.

— Нравится она ему, как же! — невесело хмыкнула сестра Вихря. — У него с ней какие-то особые дела, я подробностей не знаю. Но что не любовные — это точно.

— Но он смотрит на неё так внимательно, так пристально! — не сдавалась я. — Словно видит что-то, что нам недоступно.

Эльта задумалась.

— Если честно, Веда, я не знаю… Но неужели ты думаешь, что он её?..

— Любовь порой приходит так неожиданно, что сердце не готово смириться и принять эту истину, — пробормотала я. — Мне кажется, нужно за ней присматривать. Понимаю, про меня всякое болтают, но именно Люсьен куда больше похожа на ведьму.

— Вот здесь я с тобой согласна полностью. Мне даже кажется порой, что она творит колдовство, но доказать это будет непросто.

— Пожалуйста, поговори с братом! Убеди его поберечься! Тебя он точно послушает.

Эльта поглядела мне в глаза:

— Влас дорог тебе?

Я кивнула, пытаясь найти подходящие слова, но никак не могла решиться на серьёзное признание. Впрочем, Эльта и так понимала, что со мной произошло. Она ведь и сама любила без взаимности.

— Я поговорю с ним до отплытия. Ты ведь помнишь, мы с Ильёй к тёте собираемся?

— О таком не забудешь, Элик-то с вами пойдёт. Будет первое его долгое плавание. — Я вздохнула. — Как мы тут без вас месяц будем?

— Уверена, что ты справишься. Влас же остаётся. Хотя я понимаю, он сейчас сам не свой, но тебя в обиду не даст.

— Теперь некому меня обижать — Шимель извинился, остальные успокоились. Да я, наверное, сама виновата. Нужно было пожёстче с ними, а я только улыбалась и не могла решительно пресечь всякие попытки к более близкому знакомству.

Командир и правда пришёл ко мне спустя некоторое время после того неприятного разговора на берегу, и искренне попросил прощения. Я, конечно, приняла его извинения, но друзьями мы не стали. А тут ещё Люсьен появилась… Стоило отплыть Эльте, как наши с гостьей отношения резко ухудшились. И началось всё с одного простого разговора.

Мы столкнулись в саду, где я вместе с Храном чинила старые тома по волшебству. Я вообще стала чаще бывать в библиотеке, и если не вышивала, то читала, а пёс всегда был рядом. Добрый старик-хранитель никогда нас не прогонял, и непременно давал Храну что-нибудь вкусное.

— Вот это рухлядь! — не поздоровавшись, сказала Люсьен. — Зачем ты тратишь на них время, книги-то все сплошь бесполезные!

— Откуда ты знаешь? — спокойно спросила я, не спеша прерывать своего занятия.

— Читала. Всё это добрые сказочки для тех, кто ничего не смыслит в колдовстве.

— То есть ты считаешь сказки бесполезными? — усмехнулась я.

Хран встрепенулся, когда Люсьен шагнула к нам, но попыток обнюхать девушку не делал и хвостом не вилял — заворчал недовольно. Я снова подумала о том, что за тьма живёт в гостье, а девушка отозвалась:

— Мне по душе реальность. Сон, как бы ни был красив, не даст тебе настоящей пищи или особых способностей. К тому же сказки растят надежды там, где их и быть не должно.

— Сказки преувеличивают многое, но не чувства, — сказала я. — А магия и есть сказка, потому что идёт от сердца.

Девушка подняла брови:

— Ты многое понимаешь в колдовстве?

— Я пониманию направленность сил природы и энергии жизни, в том числе возможности любви. Даже красивые картинки могут научить многому, а сны даны нам для того, чтобы лучше узнать себя, понять свои страхи и потаённые жажды. Если тебе это не нужно — не значит, что я должна выбросить старинные тома о волшебстве света и мечты.

Люсьен пожала плечами.

— Это лишь мудрый совет. Уж лучше бы ты тратила своё время на что-то более значимое. Пса своего, например, в порядок привела — вон шерсть как лезет! Уродлив он больно.

Я почувствовала, что начинаю злиться.

— Хран не любит, когда его расчёсывают, и сам отлично трётся о шершавые камни на берегу. Ты бы лучше за своим внешним видом следила. Пёс ничем не заслужил такого отношения, и вовсе он не уродлив.

Девушка рассмеялась.

— Какие обидчивые нынче работницы пошли! Держи крепче своего дохлого зверя, вон как зло смотрит.

— И не подумаю. Лучше бы ты свой змеиный язык придержала. Кстати, если не по нраву моя собака и я сама — обходи нас стороной. А то мой задохлик прыгнет — и землю своими косами подметать будешь.

Никогда и ни с кем я так зло не говорила, но Люсьен умела выводить из себя одной своей наглой улыбкой. Она обращалась со мной так, словно я была рабыней, хотя рабство прибрежные давным-давно оставили. Девушка фыркнула и пошла прочь плавным неторопливым шагом, а мне захотелось бросить ей вдогонку обидные слова.