— Этого я не знаю, Фенелла, — честно признался Вольфрам. — Пока я должен ехать совсем в другое место, и оно очень далеко от Сомеля.

— Я тоже хочу стать Владычицей, — призналась девочка. — А пока я лучше поживу с Бабушкой. Ведь я же всегда могу вернуться домой, правда?

— Да, — ответил Вольфрам. — Ты всегда сможешь вернуться домой.

Мягкий кокон с телом Башэ сняли с повозки. Джессан, Бабушка и Фенелла стали готовить кокон к продолжению путешествия, теперь уже по воздуху.

Вольфрам смотрел на них. Ему пора было трогаться в путь, но он мешкал. Он слишком давно не ездил один.

Он подошел к Ранессе. Та с тоской глядела на звезды, словно не могла дождаться, когда окажется в небе, поближе к ним.

— Я буду скучать по тебе, девонька, — сказал Вольфрам. — Жаль, что ты не поедешь со мной.

— Я обязана им помочь. — Ранесса оглянулась на Джессана. — Они всегда были добры ко мне, хотя я и не заслуживала этого.

— Ты не виновата.

Ранесса едва заметно улыбнулась.

— Даже став драконом, я могла бы быть добрее и мягче. Увы, — она пожала плечами. — Прошлого не вернешь. А сейчас я отвезу их домой и помогу разыскать племя. Это все, что я могу для них сделать.

— И куда ты отправишься потом?

У Вольфрама заныло сердце.

— Мне нужно будет какое-то время побыть одной, — ответила Ранесса. — Возможно, долгое время. Драконы предпочитают одиночество, Вольфрам.

— Дворфы тоже, — сказал он. — Во всяком случае, некоторые из них.

— Тогда разыщи меня когда-нибудь, — предложила Ранесса и вдруг ласково ему улыбнулась. — Устроим одиночество вдвоем.

— Я разыщу тебя, — пообещал Вольфрам.

Наклонившись, она быстро поцеловала Вольфрама в щеку. Поцелуй был обжигающим, как прикосновение пламени. Отстранившись, она взмахнула руками и запрокинула голову. Лицо Ранессы осветилось радостью… Через мгновение она превратилась в дракона, могучее тело и чешуя которого блестели под луной.

— Поторапливайся, племянник! — крикнула она Джессану. — Ночь быстро проходит.

Джессан стал укреплять на ее шее кокон с телом Башэ.

— Мне до сих пор трудно представить, что Башэ погиб, — сказал Вольфрам.

— Он погиб как герой, — ответил Джессан. — Вряд ли пеквеи это поймут.

«Ты прав, — подумал Вольфрам. — И вряд ли многие захотят понять». Однако мысли свои он оставил при себе.

— Мой народ позаботится о Фенелле, — сказал Джессан и негромко добавил: — Я сделаю все, чтобы пеквеи не воспитали ее по-своему.

— Спасибо тебе, — скрывая улыбку, ответил Вольфрам. — Я был очень рад вновь повидать тебя, Джессан. Или, может, я должен теперь называть тебя по-другому? Ты нашел свое взрослое имя?

— Старейшины решат, могу ли я им называться. Но имя я себе нашел.

Джессан умолк, потом задумчиво добавил:

— Имя оказалось совсем иным, чем я ожидал.

— Так оно и бывает, — сказал Вольфрам.

Джессан кивнул. Он усадил на спину дракона Бабушку, затем поднял Фенеллу. Сам он расположился между крыльев. Удерживая обеих спутниц рукой, другой он ухватился за гриву дракона.

— Мы готовы.

Джессан оглянулся на дворфа, печально улыбнулся и повторил:

— Мы готовы, тетя Ранесса.

Присев на свои могучие задние ноги, дракон взмахнул крыльями и взлетел.

— До свидания, Вольфрам! — крикнула из поднебесья Ранесса, поднимаясь к звездам.

— До свидания, девонька, — прошептал Вольфрам.

Шадамер вновь ощущал себя младенцем, уютно посапывающим в колыбельке. Однако в полной мере наслаждаться безмятежным сном барону мешали два обстоятельства. Мать почему-то постоянно плескала в его колыбель холодной водой, и у него мокла спина. И словно этого ему было мало, его накрыли одеялом, которое отчаянно пахло рыбой.

Шадамер неоднократно пытался проснуться и пожаловаться на столь жестокое обращение со своей персоной. Иногда это ему удавалось. Он просыпался, успевал выпить воды, тоже пахнущей рыбой, съесть кусок рыбы, который ничем иным пахнуть не мог, и… Едва мозг Шадамера начинал проясняться и связно мыслить, барона вновь погружали в сон. И снова вода, затекающая под спину, снова «рыбье» одеяло.

Барон не знал, сколько времени продолжалось его «младенчество». День незаметно переходил в ночь, ночь так же незаметно сменялась днем. Если не считать упомянутых неудобств, сон его был вполне спокойным и свободным от каких-либо сновидений. Никто не причинял ему вреда. О нем очень заботились, можно сказать, совсем по-матерински. И все же внутри Шадамера росло недовольство. В один прекрасный день, когда его подняли со дна мокрой «колыбели» и перенесли на сухое пространство, барон взглянул на кружку воды, что дали ему в руки, и выплеснул воду прочь.

— Нет, — тяжело ворочая языком, сказал он. — С меня довольно.

Слова получились не слишком членораздельными, будто рот у него был набит кашей. Тем не менее орки поняли их и бросились доложить о случившемся. Пришла Капитан-над-Капитанами. Встав над Шадамером, она изучающе глядела на барона. Он приподнялся на локте и тоже смотрел на предводительницу орков. Она то разбухала, то уменьшалась. Наконец Шадамеру удалось восстановить привычное зрение.

— Что тут творится? — резко спросил барон.

Язык все так же плохо его слушался.

— Ты проспал шесть дней. Ничего не отлежал? — спросила Капитан-над-Капитанами.

Шадамер немного подумал.

— Выспался, — коротко ответил он.

Капитан-над-Капитанами покатилась со смеху. Лодка была наполовину вытащена на песчаный берег широкой, лениво текущей реки. Ветви плакучих ив окунали в воду безжизненные желтые листья. Одного орка поставили стеречь лодку. Остальные ловили рыбу или готовили ее на огне. Воздух был прохладным. Над головой светило холодное солнце, тускло отражаясь в воде. Рядом с бароном лежала крепко спящая Дамра.

— Что с Дамрой? — спросил Шадамер.

— Жива-здорова, — ответила Капитан-над-Капитанами. — Спит, только и всего. Поить и кормить ее не забываем. Можешь не волноваться.

Шадамер встряхнул свой осоловевший мозг, заставив его соображать. Дамра здесь, но где остальные? Барон начал вспоминать.

— Где Алиса и Гриффит? Что с ними?

— Ты про свою рыжеволосую женщину и этого эльфа-чародея? Я их не взяла, — усмехнулась предводительница орков. — Хватит с меня дурных знамений.

Шадамер вздрогнул.

— Так вы догадались?

— А ты думал? — Она сердито поморщилась. — Если ведун не отличает знамений богов от проделок какого-то эльфа, его надо просто гнать с корабля.

— Тогда почему вы не разоблачили Гриффита сразу? — спросил Шадамер. — И зачем приказали кораблям уйти?

— Это входило в мои замыслы, — коротко ответила Капитан-над-Капитанами.

Один из орков что-то крикнул ей. В ответ она кивнула.

— Пошли есть, — сказала Капитан-над-Капитанами, показывая туда, где лежала жареная рыба. — Не упрямься, иначе ослабнешь. Даже во сне твоему телу нужна еда.

— Куда мы направляемся? — спросил Шадамер.

В ответ он услышал какую-то заунывную песню и начал погружаться в сон. Вот оно что! Его опять усыпляли с помощью заклинания. Шадамер отчаянно сопротивлялся, но сил у него не хватало.

Предводительница орков забрала из его нетвердых рук остатки рыбы.

— Сам знаешь куда, — сказала она.

После этих слов его поглотила дрема.

И опять — насильственный сон, запах рыбы, мокрая спина и грязная промасленная парусина. И опять время потекло подобно речной воде: пробуждение, настойчивые попытки выпутаться из обволакивающей дремы, осточертевшая рыба с черствым хлебом и монотонные звуки заклинания. Больше Капитан-над-Капитанами не говорила с ним. Орки, к которым он обращался, тупо глядели на него и молчали.

И вот однажды скольжение лодки по воде прекратилось. Чьи-то сильные руки подняли его. Мускулистый орк легко перебросил барона через плечо. Потом он обхватил своей волосатой ручищей ноги Шадамера и куда-то понес его. Ни дать ни взять — упрямый и капризный ребенок, которого приходится силой укладывать в постель.