Он вспомнил слова Клендиста, сообщившего Шакуру о таанах. Тогда Улаф не придал этому значения, о чем теперь горько сожалел.

У него сильно болела голова. Как назло сейчас, когда ему нужно думать четко и связно. Подцепив ногтями несколько комочков земли, он произнес исцеляющее заклинание. Улафу очень хотелось проделать то же самое с Джессаном, который, судя по всему, был серьезно ранен. Но чтобы заклинание подействовало, ему требовалось коснуться Джессана.

Тааны изредка бросали на своих пленников голодные взгляды. Сами они были поглощены разговором и громко смеялись. Один из них усердно точил нож.

— Бабушка! — шепотом позвал Улаф.

Пеквейка его не слышала.

— Бабушка! — снова прошептал он, на этот раз погромче.

Следя глазами за таанами, Улаф слегка толкнул ее ногой.

Бабушка изогнулась, повернувшись к нему лицом.

— Джессан совсем плох, — тихо сказал ей Улаф. — Ему требуется помощь.

Бабушка покачала головой.

— Его раны — раны воина, — сказала она. — Он рассердится, если я вмешаюсь.

— Пусть лучше рассердится, чем умрет, — сердито ответил Улаф. — Мне очень нужно, чтобы он очнулся и был в сознании. Бабушка, ты должна это сделать. Мне до него не дотянуться.

— Однажды он позволил Башэ вылечить ему руку, — вспомнила Бабушка. Немного подумав, она сказала: — Ладно, я согласна.

Извиваясь свои щуплым телом, пеквейка стала придвигаться к Джессану. Ее юбка с колокольчиками и камешками негромко позвякивала. Один из таанов услышал эти звуки и что-то сказал соплеменникам. Те заухмылялись и громко загикали. Страдания пленницы доставляли им явное наслаждение. Наконец Бабушке удалось дотронуться рукой до ноги Джессана.

— Плохо получится, — сказала она. — Мне не дотянуться до моих камней.

— Обязательно получится, — сказал Улаф, успокаивая и ее, и себя.

Бабушка закрыла глаза и забормотала на твитл — языке пеквеев, похожем на птичье щебетание.

Улаф внимательно следил за Джессаном. Дыхание тревиниса выравнивалось и становилось легче. Бледное лицо немного порозовело. Джессан перестал стонать. Его веки дрогнули. Он открыл глаза и стал ошалело водить ими по сторонам.

— Твои шрамы я не тронула, — заверила его Бабушка и вернулась к прерванному созерцанию.

— Что ты там увидела? — спросил Улаф, поворачиваясь в ту же сторону.

Вскоре он и сам увидел и чуть не вскрикнул от удивления.

На некотором расстоянии от костра сидел… ребенок. Сначала Улаф посчитал его таанским ребенком, но, приглядевшись, понял, что ошибся. Из-за обилия тряпок, навороченных на маленьком существе, Улафу было трудно определить его принадлежность к какой-либо расе Лерема. Впрочем, Улафа сейчас занимало не это. На детской шее висел сверкающий драгоценный камень.

Он поглощал свет костра, вспыхивая всеми цветами радуги и разбрасывая радужные искры. Зрелище было настолько восхитительным, что Улаф недоумевал: как же он не заметил этого сияния сразу? Камень был на редкость крупным, величиной почти с кулак Улафа, и имел форму трехгранной призмы с безупречно ровной поверхностью. Похоже, эту призму когда-то откололи от еще более крупного камня.

Изумленный Улаф шумно втянул воздух, что сразу насторожило таанов, и они вскочили на ноги. К счастью, он вовремя спохватился и начал кашлять. Тааны уселись снова.

— Сколько живу, никогда не видела такого камня, — завороженно прошептала Бабушка. — У него, должно быть, сильная магия.

— Ты права, — шепотом ответил ей Улаф. — Знаешь, что висит на шее у этого ребенка? Камень Владычества!

Бабушка опять изогнулась, поворачиваясь к нему лицом.

— Такой же, как нес Башэ? А ты не спутал?

— Я видел картинки в старинных книгах и узнал его. Но почему Камень оказался здесь, в лесу, да еще на детской шее? Кажется, это девочка. Как она вместе с Камнем попала к таанам? Может, я сумею с ней поговорить и тогда хоть что-то пойму.

Тааны начисто позабыли о девочке. Взбудораженные предстоящим пиршеством, они даже не глядели в ее сторону. Она сидела одна, погруженная в себя. Улаф попробовал улыбнуться ей. Он легко заводил дружбу с детьми.

Девочка встала и сделала робкий шаг в сторону Улафа. Он сразу заметил на детской шее веревочную петлю, напоминавшую собачий ошейник. Второй конец веревки был привязан к дереву.

«Совсем маленькая, от силы лет шесть», — подумал Улаф. Однако, приглядевшись, он понял, что ошибся. Ей было вдвое больше. Теперь, когда девочка подошла ближе к огню, Улаф отчетливо увидел ее черные волосы, смуглое лицо и характерный для дворфов приплюснутый нос. Как же ее занесло в такую даль? Улаф кивнул ей. Девочка отрешенно посмотрела на него своими темными глазами, но ближе не подошла.

Улаф вспомнил: где-то он читал о странном кружке детей, охранявших часть Камня Владычества, принадлежащую дворфам. Дети Даннера — так их называли. Похоже, часть загадки он разгадал. Он страстно хотел разгадать всю загадку, но… таанам страстно хотелось есть. Еще немного, и загадки будет разгадывать некому. Куски жареного мяса (даже человеческого) этого делать не умели.

— Что случилось?

Голос Джессана звучал слабо, и все же слова он выговаривал отчетливо.

— Где это мы?

Улаф повернулся к нему.

— Как ты?

— Лучше не бывает, — ответил Джессан, морщась от боли. — Откуда взялись эти двуногие звери? И вообще, что происходит?

— Это тааны, порождения Пустоты, — сказал Улаф.

— Что они собираются с нами делать?

— Похоже, что съесть.

Джессан с нескрываемым отвращением смотрел на таанов. Бабушка заморгала и что-то пробормотала.

— Таанам во вкусу человечина, — объяснил ему Улаф.

— Я не позволю этому зверью себя съесть!

Джессан напряг мышцы рук и попробовал выпутаться из веревочного плена.

Услышав шум, тааны вскочили и подбежали к Джессану. Они с любопытством глядели на него, скалили зубы и, казалось, подстрекали упрямого тревиниса к новым попыткам освободиться.

— Подразни их! — быстро шепнул ему Улаф. — Постарайся обманом заставить их тебя развязать.

— Обрежьте веревки! — закричал Джессан, напрягаясь всем телом. — Что, трусите сразиться со мной по-честному?

Один из зверолюдей, более похожий на человека, чем на таана, что-то сказал остальным. Его слова вызвали новые ухмылки и взрыв гиканья.

— Таш-кет не желает сражаться с рабом, — сказал получеловек на довольно беглом и правильном эльдерском языке. — Он окажет тебе честь, наполнив твоим мясом свой желудок.

Джессан зарычал и забился в веревках. Ухмылявшиеся тааны тыкали в него острыми прутьями.

Улаф владел заклинанием, прозванным им «трясучкой». Оно заставляло содрогаться землю. Таанов с силой швырнуло бы вниз. «Трясучка» вполне могла сломать кому-то из них ногу или вышибить сознание. «Только бы они развязали Джессана», — думал Улаф. Тогда с помощью его заклинания и кулаков тревиниса они сумеют справиться с этим отродьем.

Увы, тааны не были столь наивны и на уловку не попались. Тот, кто точил нож, шагнул к Джессану. Сверкавшие глаза таана ясно показывали: «мясо» дозрело. Джессан изловчился и ударил таана обеими ногами. Отчаявшемуся Улафу не оставалось ничего иного, как произнести первые слова заклинания.

И тут Бабушка начала петь.

Кожа таана была густо изрезана шрамами. Под ними… чертовщина какая-то, — подумал Улаф… скрывались самоцветы. Часть из них вросли в кожу и выпирали причудливыми шишками; другие были лишь вставлены и поблескивали в свете костра. «Что за странная манера носить украшения? — недоумевал Улаф. — Или камни служат им совсем не для красоты?» Пока он раздумывал, один из камней на руке таана, прорвав кожу, выскочил наружу и упал.

Таан удивленно хрюкнул. Опустив нож, он разглядывал кровоточащую рану на руке. Бабушка продолжала петь. Ее голос становился все громче и сильнее. Таан, неопределенно пожав плечами, вновь поднял нож и нацелился Джессану в сердце.

Второй камень вылетел у таана из лба, третий — из груди. Таан сердито зарычал и оглянулся на соплеменников. За это время из его левой руки выпали еще два самоцвета.