Тем временем где-то на самом что ни есть отдаленном краю мира из океанских глубин готовилось выплыть солнце. На горизонте, там, где предстояло появиться дневному светилу, уже серела узенькая полоска. И почему-то — хотя у нее не имелось ни малейшего основания так думать — Альтия была уверена: если солнце встанет прежде, чем вернется змей, — корабль будет спасен. Наверное, просто она истосковалась по свету в этой бесконечной ночи. Настанет день — и положит конец непомерно затянувшемуся кошмару…

…Змей вырвался из воды неподалеку от корабля, точно вставшее на дыбы бревно, подхваченное водоворотом. Чешуйчатое создание трясло головой, бешено разевая пасть в попытках избавиться от крюка. Грива хлестала его по шее, а из пасти клочьями летела кровавая слизь. Жгучие капли достигали парусов «Жнеца». Одна шмякнула Альтию по щеке. Девушка закричала от боли и смахнула каплю рукавом. От места ожога уже распространялось жуткое онемение. Раздались еще крики, и она поняла: не одной ей досталось. Альтия приросла к снастям и попыталась сохранить остатки спокойствия. Убьет ее эта гадость? Или не убьет?…

Охотники торжествующе завопили и перебежали все к одному борту. Змей буквально стоял на хвосте, силясь освободиться от коварной приманки. Его зубы скрежетали о цепь, рядом на волнах подпрыгивали бочки. В воздухе запели стрелы, со свистом полетели тяжелые гарпуны… Одни не долетели, другие промазали, но сколько-то угодило в цель. Змей громко затрубил от боли и опрокинулся в воду. Голос у него оказался пронзительный, напоминающий женский визг, а не рев быка, как можно было бы ожидать. Вот он снова нырнул, и поплавки-бочки ушли под воду с ним вместе.

Один из матросов, взобравшихся выше Альтии, издал нечленораздельное завывание… и полетел вниз. Он ударился о рей недалеко от нее, чуть приостановился в падении, и она даже успела ухватить его за рукав… Но обмякшее тело соскользнуло и рухнуло, оставив у нее в кулаке опустевший рукав. Альтия слышала, как далеко внизу несчастный врезался в палубу. Потом присмотрелась к бесформенному клоку у себя в руках и увидела, что толстая ткань была вся изъедена, точно сито. Примерно так выглядит шерсть, побитая молью… «Что с лицом-то моим будет?!!» — пронеслось у нее в голове. Но эту мысль тут же смела другая, гораздо более важная, и Альтия заорала что было сил:

— Хренова слизь наши паруса жрет!..

Почти одновременно раздались другие голоса, подтверждавшие ее правоту. Еще одного матроса, обожженного и беспомощного, успели подхватить стоявшие рядом друзья. Парня с большим трудом спустили на палубу: его голова безвольно моталась с плеча на плечо, изо рта и носа текло… Глаза оставались открытыми, но Альтии показалось, что он уже ничего не соображал. Зрелище было жуткое, но еще страшней были прорехи, тут и там появлявшиеся на парусах. Давление ветра быстро превращало их в здоровенные дыры. Капитан смотрел снизу, не торопясь отдавать приказы и, видимо, соображая, сколько еще времени корабль сможет держать должную скорость и не пора ли вытаскивать и ставить запасные паруса. Зихель явно хотел уйти как можно дальше и заняться сменой парусов в хотя бы относительной безопасности. Альтия про себя с ним согласилась.

Новые крики заставили ее повернуть голову. Оттуда, где она находилась, видно было плоховато, но, судя по всему, змей показался опять.

— Ублюдок за нами гонится! — завопил кто-то, а капитан громко приказал охотникам бежать на корму и приготовиться отгонять чудовище стрелами и гарпунами. На краткий миг Альтия ясно рассмотрела мчавшуюся за ними тварь. Змей все еще держал пасть широко разинутой, из угла рта свисала цепь: пеньковый канат он успел перегрызть. В шее змея торчали стрелы и гарпуны. Рассвет зажигал в широких плошках глаз кроваво-гневные блики. Альтия еще не видала, чтобы морда животного столь ясно отражала владевшее им чувство. Змей все вырастал и вырастал из воды, живому существу просто не полагалось быть настолько громадным…

Он ударил корабль со всей силой, которую мог из себя выжать. Необъятная голова рухнула на кормовую палубу, произведя жуткий шлепок — ни дать ни взять великанская ладонь шарахнула по столу! Нос «Жнеца» стремительно взлетел кверху, и Альтию едва не сбросило со снастей. Все же она удержалась, и ее отчаянный вопль ужаса подхватили другие голоса. Она услышала, как загудели стремительно спускаемые тетивы. Потом охотники бесстрашно ринулись вперед, снова и снова всаживая в чудовища копья… Вот только их усилия оказались уже ни к чему. Змей гнался за ними, уже умирая, и умер в прыжке. Он безжизненно распростерся поперек палубы. Его глаза остановились, а из пасти текла молочно-белая жидкость, и там, где она попадала на палубу, доски начинали дымиться. Потом голова заскользила назад и вниз — вес гигантского безжизненного тела увлекал ее под воду. И вот темные волны с громким всплеском сомкнулись.

На корме недоставало половины фальшборта, по палубе пролегла широкая борозда, из которой валил дым…

Вконец охрипший капитан без промедления велел хорошенько скатить[70] палубу забортной водой.

— Это было не просто животное, — различила Альтия голос Брэшена, полный благоговейного страха. — Оно хотело отомстить перед смертью… И, прах побери, ему почти удалось!

— Давайте-ка поживей убираться отсюда, — буркнул старпом.

Матросы с большим рвением кинулись по местам. Изодранные паруса «Жнеца» розовели в первых лучах солнца.

Он пришел на бак в самый глухой час ночи, на четвертые сутки стоянки в Джамелии. Проказница сразу ощутила его присутствие рядом. Она, впрочем, одинаково хорошо чувствовала его, где бы на борту он ни находился.

— Что такое? — прошептала она.

На палубе было очень тихо. Единственный вахтенный сидел на корме и мурлыкал себе под нос старинную песенку о любви, поглядывая на огни города. Вблизи — камнем докинуть можно — покачивался на якоре невольничий корабль. Мирную атмосферу ночной гавани нарушала долетавшая оттуда вонь, да еще еле слышный ропот — это в трюмах переговаривались и плакали закованные в цепи рабы.

— Я ухожу, — сказал он тихо. — Я попрощаться пришел.

Проказница услышала и ощутила эти слова, но не уловила в них смысла. Он просто не мог иметь в виду того, о чем говорил. В сущей панике она потянулась к нему, силясь отыскать в его душе объяснение… но не сумела пробиться.

Они уже были врозь.

— Ты знаешь, что я люблю тебя, — сказал он. — И, что еще важнее… наверное… тебе известно, что ты мне действительно нравишься. Я думаю, мы подружились бы при любых обстоятельствах. Даже будь ты настоящей личностью, человеком, например одним из матросов…

— Все не так! Ты заблуждаешься! — шепотом закричала она. Итак, он все же вознамерился покинуть ее. Бросить. Оставить одну… Но и теперь она не находила в себе силы выдать его. Нет, нет! Это не может быть взаправду! А значит, бесполезно поднимать тревогу и вмешивать в дело Кайла. Это касается только их двоих. Его и ее. — Уинтроу! — все так же тихо продолжала она. — Да, мы при любых обстоятельствах сделались бы друзьями… хотя ты и без ножа меня режешь, не признавая за настоящую личность… Но такого, что существует между нами сейчас, когда мы такие, как есть, — ты — человек, я — корабль, — такого в ином случае уже не было бы! Не обманывай себя, ты сам это знаешь! И не умасливай свою совесть, убеждая себя, будто в твое отсутствие я примусь весело болтать с Майлдом или обмениваться впечатлениями с Гентри! Они неплохие ребята, но… ты — это ты. Ты необходим мне, Уинтроу… Уинтроу? Уинтроу!..

Она извернулась как только могла, стараясь на него взглянуть, но он отступил туда, где она не могла его видеть. Однако, когда он только подошел и окликнул ее, она успела заметить, что он был в одном нижнем белье. И держал в руках небольшой узелок. Нечто завернутое в клеенку и туго увязанное. «Не иначе, жреческое облачение!» — подумала она сердито.

— Ты права, — проговорил он вполголоса. — Я только его с собой и беру. Это единственная моя вещь, которую я с собой сюда принес. Проказница… Даже не знаю, что еще сказать тебе. Я должен уйти, я обязан… пока еще могу с тобой разлучиться… пока мой отец еще не успел изменить меня так сильно, что я сам себя узнавать перестану…