Мать стукнула перед ней горшочком меда.

— Спасибо, — отозвалась Малта рассеянно. И запустила в мед ложку.

Может, хоть Сервин ревновать начнет?…

— Так ты оставишь меня в живых? — негромко спросил Кайл Хэвен. В сером небе понемногу разгорались краски рассвета. Он пытался ничем не показать своих чувств, но все равно в голосе грубость мешалась со страхом. Еще Уинтроу расслышал усталость. Вполне понятное утомление. Бесконечная ночь была почти на исходе, но она вымотала всех: их с отцом у штурвала, Кальта, глядевшего сверху, и Проказницу, кричавшую им о том, что удалось рассмотреть. Каким-то чудом страшные расщелины остались наконец за кормой, и теперь Уинтроу помимо воли восхищался выдержкой отца. Вот кому действительно многое пришлось вынести. Он по-прежнему стоял скособочившись, оберегая ребра с левого бока, но, как мог, помогал вести корабль сквозь пролив. А теперь вот просил собственного сына оставить ему жизнь. Это тоже потребовало усилий. Горьких усилий.

— Я сделаю все возможное, чтобы сохранить тебе жизнь. Это я обещаю. — Уинтроу посмотрел на Са'Адара, все еще стоявшего на корме, и спросил себя, какова цена будет его мнению в тех решениях, которые будут приниматься теперь. — Можешь мне не верить, — продолжал он, — но твоя смерть стала бы для меня горем. Я и так скорблю обо всех смертях, случившихся на корабле.

Кайл Хэвен смотрел прямо вперед…

— Левее держи, — вот и все, что он ответил.

Вода кругом них перестала кипеть бурунами. Кривой остров уходил за корму: перед «Проказницей» открывался Хаузеров пролив.

Сын чуть довернул штурвал… Над ними, в снастях, кричали и переругивались новоиспеченные мореходы: спорили, что делать и как. Отец был прав: команде, в которой всего двое опытных матросов, не совладать с большим судном. Уинтроу стиснул штурвал… Должен, должен был быть какой-то способ!

— Помоги мне, кораблик, — выдохнул он еле слышно. — Вразуми, как поступить…

И ощутил ее усталый ответ, в котором не было уверенности, лишь вера. В него.

— Там, за нами, еще корабль, — подал голос Са'Адар. — Он нас догоняет, и быстро. — Жрец вгляделся сквозь серую пелену непрекращающегося дождя и воскликнул: — Да это же флаг Ворона! Возблагодарим же Са всеблагого!..

И, сорвав с плеч ободранную рубашку, Са'Адар принялся радостно махать настигающему кораблю.

— У них там у штурвала мальчишка!.. — прокричал сверху Соркор. Шторм затихал, даже дождь грозил перестать, но голос напрягать все равно приходилось: — И на палубах полный бардак! Уж не бунт ли произошел?

— Все к лучшему… все за нас! — отозвался Кеннит. Кричать как следует он уже не мог, просто не было сил. Он выдохся. Помолчал, чтобы отдышаться, и приказал: — Готовь абордажную команду! Мы возьмем ее, как только она выйдет в пролив!

— А мальчишка здорово управляется, хоть и паруса у них все враздрай… Погоди-ка! — Судя по голосу, Соркор не мог поверить увиденному. — Кэп, да они нам машут! Кажется, тот малый нас приглашает приблизиться!

— Ну так не будем заставлять его ждать… Готовь команду для абордажа!.. Хотя нет. Постой… — Он собрался с духом и выпрямился. — Я сам их поведу. Ганкис! К рулю! Этта, где мой костыль?

Все сбывалось. Это был ЕГО корабль, и он сам шел к нему в руки. Госпожа Удача не торопилась его покидать. Он верил, он надеялся, он ждал — и вот он, его прекрасный живой корабль! По мере того как они сближались, Кеннит приходил к выводу, что в жизни своей не видел судна прекраснее. С юта «Мариетты» «Проказница» была видна ему вся. На шкафуте пластался обрушенный тент, на нем кучами громоздились тела, а паруса корабля полоскались, точно юбки портовой грязнухи — но серебряный корпус так и сиял, а великолепные обводы казались ему сущей музыкой.

Он пошатнулся, и Этта с готовностью подхватила его. Ганкис теперь стоял у штурвала. Старый матрос странно посмотрел на своего капитана… наполовину с жалостью, наполовину со страхом.

— Не знаю я, где твой костыль. Давай я к поручням тебя подведу… — Тихо рыча от напряжения, она повела Кеннита вперед. Он передвигался неверными, неуклюжими скачками, но наконец достиг поручней и повис на них, схватившись обеими руками.

— Любовь моя, — выговорила она очень тихо, — лучше тебе пойти вниз и отдохнуть хоть немножко. А Соркор пусть возьмет для тебя этот корабль…

— Нет! — отказался он яростно. У него и так все силы уходили на то, чтобы стоять на одной ноге и не падать от боли и слабости, а тут еще приходилось тратить их на глупые споры. — Нет. Она моя, и я должен быть среди первых, кто взойдет на ее палубу. Ибо это моя удача ее сюда привела!

— Ну пожалуйста, — голос Этты срывался. — Дорогой мой. Любимый. Если бы ты мог посмотреть на себя со стороны…

— Ох, Са!.. — восторженно воскликнул подбежавший к ним Соркор. — Ох, Кеннит, кэп!..

— Я сам поведу абордажную команду, — сказал ему капитан.

Уж его-то старпом не станет с ним спорить. И бабе проклятой больше не даст перечить ему…

— Так точно, кэп! — тихо подтвердил Соркор.

— Да ты что, серьезно? — закричала Этта на Соркора. — Посмотри на него! Он же с ног валится! Не надо было ему позволять на палубе оставаться. Знала бы я, чем все это кончится…

— Оставь его, — сказал Соркор тихо, но твердо. Он принес с собой Кеннитов костыль, но не дал капитану, а положил в сторонке на палубу. — Я для тебя, кэп, подвесное сиденье устрою. Скоро ты будешь на палубе своего корабля. Своего живого корабля…

— Но… — начала было Этта.

— Я пообещал ему! — резко оборвал Соркор. — Сама-то посмотри на него, женщина! Дай выполнить слово, которое я дал капитану! — И совсем тихо добавил: — Потому что больше ничего мы для него сделать не можем.

— Но… — выговорила она снова. И посмотрела на Кеннита. Казалось, она вообще перестала дышать. Просто смотрела на него, и все. А потом подняла глаза на Соркора и сказала тихо и твердо, как о решенном: — Тогда я пойду с ним.

Соркор кивнул:

— Мы оба пойдем.

Старпом разбудил крепко спавшую Альтию, осторожно потянув ее за рукав.

— Просыпайся, — полушепотом сказал Грэйг Тенира. — Капитан зовет. Он с вахтенными, на палубе. Беги живенько!

И удалился, не дожидаясь, пока «юнга Этт» повинуется.

Альтия босиком вылетела на палубу едва ли не в следующее мгновение. На носу корабля было темно, тихо и пусто. Почти всю команду отпустили на берег, и матросы веселились по кабакам. Альтия с ними не пошла: возможность отдохнуть в относительном уединении влекла ее больше, чем пиво. Потому она сослалась на отсутствие денег — и осталась на борту бездельничать и отсыпаться.

«Офелия» стояла в порту островного городишки, называвшегося Ринстин. Это было одно из немногих признаваемых государственной властью поселений на островах Внутреннего Прохода. Некогда основанный близ оловянных залежей и вдобавок щедро снабженный пресной водой, процветающий городок рудокопов ныне постепенно превращался в оживленный торговый центр. Местные жители даже могли позволить себе купить кое-что из диковин Дождевых Чащоб, привезенных на продажу Тенирой. А еще он наверняка выгодно продаст здесь бочонки с солониной, взятые в Джамелии, и отправится в Удачный с грузом олова и изделий из жести. Капитан Тенира был купцом понимающим. Альтии довелось провести под его началом совсем немного времени, но она уже начала им восхищаться…

Она выбралась на палубу и стала высматривать капитана… и тут до нее дошла вся странность происходившего. Корабль стоит в порту — а капитан вахту несет?… Да еще старпома за нею посылает?… Что-то тут не то!

Альтию охватило самое жуткое из всех мыслимых подозрений… Стало быть, Офелия выдала ее тайну!.. Когда она наконец разглядела капитана Тениру, покуривавшего трубку возле носового изваяния, ее подозрение сменилось уверенностью. А молодой моряк, сидевший на фальшборте неподалеку, был, вне всякого сомнения, Грэйгом, с нетерпением ожидавшим ее разоблачения.