— Откуда ты знал? — срывающимся голосом выговорила она — Как ты сумел догадаться?… Мы тут все аж прям не знаем, что думать…
— А я такой, — сообщил ей Кеннит. — Кое-что знаю.
«Да о чем она вообще говорит?!!» Про себя он терялся в догадках, но не показывал виду и подавно не спрашивал. И даже не вздрогнул, когда могучая рука Тайеллы обрушилась на его плечо. Видимо, сей сокрушительный удар должен был обозначать дружеское похлопывание.
— Ну-ка тащите чистый стол и все самое лучшее! Дорогу капитану Кенниту! Благословляйте и приветствуйте человека, который избавил наших родичей и соседей от работорговцев! Который привез их сюда к нам для новой жизни на свободе! Благословляйте его!..
Ликующая людская волна подхватила Кеннита и понесла вперед. Его усадили за липкий стол, который тут же завалили печеной рыбой и булочками, испеченными не из муки, а из растолченных корней, богатых крахмалом. Венчала же праздничный обед большая миска супа из моллюсков, сдобренного морскими водорослями. Тайелла уселась напротив и первым делом налила Кенниту в деревянную чашу вина, добытого из кислющих ягод. Следовало предположить, что это была единственная в городе разновидность вина, она же и лучшая. Он отхлебнул и как-то умудрился не содрогнуться. Тайелла, похоже, успела уже изрядно приложиться к рюмашке. Кеннит, движимый политическими соображениями, счел за лучшее прихлебывать потихоньку из чаши, выслушивая из уст градоначальницы историю Кривохожего. Когда подошел Соркор, капитан едва посмотрел на него. Ему только показалось, что у старого морского волка вид был пристыженный. А также просветленный и изумленный. Кеннит испытал сложную смесь омерзения и веселья, заметив на руках у свирепого пирата спеленутого младенца — того самого, со знаком «X» на личике. Молодая мать держалась неподалеку.
Тайелла поднялась на ноги, а потом взобралась прямо на стол, чтобы обратиться к народу.
— Двадцать долгих лет тому назад, — начала она свою речь, — нас привезли сюда силой. Кого в цепях, кого полумертвыми. Но океан разразился благодетельным штормом! И ураган втащил невольничье судно прямиком вот в этот пролив, и вышвырнул его на берег, по которому ни прежде, ни потом ни разу не ступала нога работорговца. И таков был удар, что внутри корабля рассыпалась в щепки переборка, а с нею рухнула цепь, державшая кандалы множества рабов! И, хотя у нас по-прежнему были скованы и руки и ноги, мы поубивали этих калсидийских ублюдков. Мы освободили наших товарищей и назвали этот берег своим а потом построили на нем себе город! Ясное дело, наш Кривохожий не назовешь роскошной столицей, но для всякого, кому довелось гнить в невольничьем трюме, любое другое место за божий рай сойдет! И вот мы стали здесь жить, мы приспособили корабельные шлюпки, чтобы ловить рыбу. Мы даже выбирались во внешний мир, чтобы передать своим весточку о том, что мы живы и на свободе. Но мы знали, что никогда не сможем вернуться домой. Наши семьи и наша деревня — со всем этим мы навсегда распрощались!.. — И, повернувшись к Кенниту, Тайелла наставила на него палец: — А сегодня появился ты! И привез их прямо сюда к нам!..
Ему оставалось только следить, как она промокает его платочком новую порцию слез.
— Двадцать лет назад, — кое-как выговорила она наконец, — когда за нами пришли… когда нас забирали за неуплату установленных сатрапом налогов… я пыталась дать им отпор. Они убили моего мужа, а меня увели, но моей маленькой дочери удалось убежать. Я не смела надеяться когда-либо увидеть ее… а тем более — своего внучка…
И жестом она указала на Соркора, державшего на руках Соркора-младшего. От слез она больше не могла говорить.
Тут вмешался возбужденный народ: каждый рассказывал свою историю, столь же щемящую. С ума сойти! — благодаря невероятному совпадению на «Счастливчике», оказывается, плыли в неизвестность люди из той же самой деревни, что и основатели Кривохожего. И, естественно, мысль о банальном совпадении никому даже и в голову не пришла. Все как один — и даже суровый, несговорчивый Соркор! — дружно уверовали, что великий капитан Кеннит все провидел заранее и нарочно доставил вызволенных пленников туда, где они счастливо воссоединились с давно утраченными родственниками. Конечно, на самом деле все обстояло иначе. Но и Кеннит понял: совпадение: было далеко не простым. Далеко, далеко не простым…
Вот она во всей красе — его Госпожа Удача. Следует доверять ей. И не задавать лишних вопросов. Кеннит ненавязчивым жестом запустил палец в рукав и погладил шелковистое диводрево. Надо ли сердить Госпожу Удачу, отказываясь от поистине божественного подарка? Да ни в коем случае. Надо иметь дерзость с достоинством принять то, что само приплыло ему в руки. И Кеннит принял решение И этак робко, застенчиво обратился к Тайелле:
— Наверное, мои люди уже разболтали насчет того, что мне напророчили Другие?…
Тайелла вытаращила глаза. Она почувствовала и поняла: совершается нечто поистине судьбоносное. Она умолкла на полуслове, и тишина постепенно объяла все людское скопище, распространившись, словно круги на воде. Все глаза обратились на Кеннита.
— Я, — осторожно проговорила Тайелла, — кажется, в самом деле краем уха кое-что слышала…
Как бы не в силах справиться с охватившим его чувством, Кеннит опустил глаза долу. И, понизив голос, сказал:
— Вот, значит, и началось. — Потом набрал полную грудь воздуха и повторил уже во всю силу легких: — Вот, значит, и началось!!!
Прозвучало это так, словно он оказывал жителям Кривохожего величайшую честь.
И ведь сработало. Сработало! Повсюду вокруг людские глаза заблестели от слез. Тайелла качала головой, не в силах поверить.
— Но что мы можем тебе предложить? — почти что в отчаянии повторяла она. — Деревня у нас, сам видишь, почитай что нищая. Ни тебе пахотных полей, ни роскошных дворцов. Возможно ли, чтобы отсюда разрослось королевство?…
Голос Кеннита сделался вкрадчив и мягок:
— А мы начнем строить его вместе. Вот корабль, который я для вас захватил. Вот команда, которую я для вас обучал. Корабль отныне принадлежит вам. Займитесь же им. Я оставлю здесь Рафо — пускай он научит вас, что значит плавать под стягом Ворона. Пусть вашим станет все то, что везут в своих трюмах корабли, проходящие мимо. Вспомните, как обобрал вас сатрап! И не стыдясь восполняйте свои утраты имуществом и товарами джамелийских купцов, которых сатрап вскормил на вашей крови!.. — Тут он встретил сияющий взор своего старпома и преисполнился вдохновения: — Но вот о чем вам всегда следует помнить. Ни один невольничий корабль не должен пройти мимо вас невозбранно! Пусть будут скормлены морским змеям их команды, а корабли пускай встанут бок о бок в этой лагуне! А от любого добра, что найдется в их трюмах, жителям Кривохожего пускай достанется полновесная половина! Полновесная половина!.. — Он повторил это как можно громче, чтобы все прониклись его щедростью. — Остальное содержите у себя под надзором. Мы с Соркором еще до конца года вернемся, чтобы все подсчитать и научить вас, как лучше продать добытое. — И с улыбкой на устах Кеннит высоко поднял винную чашу: — Выпьем же этот кислый напиток с тем, чтобы в дальнейшем наша жизнь сделалась полнее и слаще!
В ответ прозвучал слитный рев множества голосов. Кеннит расслышал в нем не просто согласие — форменное низкопоклонничество. Что до Тайеллы — она, похоже, и не заметила, что пиратский капитан только что отнял у нее главенство над этой деревней. Ее глаза сияли тем же огнем, что и у всех остальных, и она поднимала свою чашу так же высоко, как и все. И даже Соркор что было мочи выкрикивал его имя. Это был сладостный триумф, равного которому Кеннит не знал еще никогда. Он смотрел в обожающие глаза своего старпома и знал, что больше нет повода сомневаться в его верности. Кеннит улыбнулся и ему, и даже младенцу, которого Соркор, похоже, успел уже до безумия полюбить… Последний кусочек мозаики встал на свое место, капитан чуть не расхохотался: «Да ведь Соркор, бедняга, уверен, что я оказал ему великую честь. Велел назвать маленького ублюдка его именем не в насмешку, а вроде как в награду…» Он почувствовал, что расплывается в улыбке, и не стал этому противиться. Он вновь поднял чашу и с бьющимся сердцем ждал, чтобы шум кругом него стих. А когда это произошло — заговорил обманчиво тихим голосом:
