Вот генерал Анкарт и направил меня командовать осадой, в надежде на мой свежий взгляд. Он был уверен, что имперским солдатам удается проносить еду и боеприпасы через линию блокады.

Штаб 42-ой бригады находился в деревне, километрах в двадцати от осажденного Кливонвилля.

После приземления, на площадке нас встречал коренастый мужчина с нашивками лейтенанта в сопровождении двух рядовых. На первый взгляд он выглядел не старше меня. Однако в его глазах читался опыт сорокалетнего, а волосы были густо припорошены сединой. Лейтенант отдал мне честь и произнес:

– Разрешите представиться, лейтенант Баркоф!

– Лейтенант Кершиф, это капрал Хэлкерт, – ответил я, салютуя в ответ. Протянул ему приказ и продолжил:

– Генерал Анкарт наделил меня особыми полномочиями.

Лейтенант пробежался по содержимому.

– Это интересно, – расплываясь в улыбке, сказал он, – думаю, комбриг Коцлер будет неприятно удивлен.

– Не проводите меня к нему? – спросил я.

– С радостью, – кивнул Баркоф.

Коцлер сидел в полумраке, единственным источником тусклого света была настольная лампа. Из граммофона, который стоял где-то в темноте, доносилась мрачная потрескивающая музыка. Комбриг сидел, откинувшись на спинку стула, закинув ноги на стол, и потягивал самогон из бутылки.

– Ваш бродь, особоуполномоченный Кершиф прибыл для несения службы! – отчеканил я, после чего стукнул себя кулаком в грудь и выбросил руку вперед.

Конечно, мне можно было этого и не делать, а ограничиться гражданским рукопожатием – моим непосредственным начальником был генерал Анкарт, а с Коцлером мы были фактически равны. Но я чтил воинский устав и решил все делать, как положено.

– Тот самый Кершиф? – приподняв одну бровь, произнес Коцлер. – Наслышан о вашей выходке. Будь моя воля, отдал бы вас под трибунал. Приказы нужно выполнять.

– Что ж, хорошо, что это решать не вам, – улыбнулся я в ответ.

– Может быть, может быть, – с этими словами он встал из-за стола. – Что ж, полагаю, раз командование переходит к вам, я могу покинуть эту клоаку?

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Мне поручено провести служебное расследование…

– Да как ты смеешь, выскочка?!

– Ваш бродь, это не моя прихоть, а приказ генерала Анкарта, – напомнил я.

В полумраке лицо Коцлера приобрело дьявольские черты, глаза налились кровью, а правая рука потянулась к висящей на поясе кобуре. Я негромко свистнул. Входная дверь открылась, внутрь вбежали Хэл и Менчич с винтовками наготове.

– Ребята, комбриг слегка утомился, проводите его до палатки, – как можно спокойнее произнес я и, сделав шаг вперед, продолжил:

– Коцлер, не делайте глупостей. Мы же с вами на одной стороне, воюем за славу и процветание Союза.

– Какой еще палатке? Я живу здесь, – недовольно поиграв желваками, ответил он.

– Больше нет. Хэл, позаботься, чтобы комбригу нашли место для отдыха.

– Слушаюсь, ваш бродь! – отчеканила девушка.

Стояла поздняя ночь. Мне не спалось. Накинув на плечи плащ без знаков отличия, я решил пройтись по лагерю и осмотреться. На первый взгляд, все было как надо, часовые несли вахту, механики возились с техникой, а повара чистили «картошку».

У одной из палаток, рядом с костерком, на бревне сидел седобородый старик с погонами рядового и грелся.

– Здорова, батя, – произнес я, подсаживаясь.

– И тебе не хворать. Новенький?

– Ага. Сегодня прилетели, прямиком из учебки.

– О, да ты счастливчик! Здесь, самое тихое место на всем фронте.

– Ладно тебе. Такое разве бывает?

– А, что? – пожал плечами старик. – Блокада дело не хлопотное, сиди себе в окопе и следи, чтобы квальтишки не лезли.

– Часто лезут?

– Бывает, но шмальнешь разок, другой из крупнокалиберки и они заползают обратно в свою нору, – ответил тот, подкручивая седые усы.

– Ну, а кормят у вас как?

– Паечки, конечно, жиденькие. Хорошо, что у начальства виды на эти угодья, поэтому газом желтых травить не стали. А, так, хрен бы мы смогли охотиться.

– Разрешают дичь бить? – удивился я.

– Окстись, сынок, конечно нет. Будь их воля, они поморили б нас голодом и холодом. В дотах по ночам колотун, вода грязная – пить невозможно, – старик тяжело вздохнул, – у лошадей условия и то лучше…

Не удивлюсь, если кто-то из наших, за еду и воду пропускал поставки в город…

Благодаря Коцлеру и его офицерам, боевой дух и дисциплина в 42-ой бригаде находились на чудовищно низком уровне. На фоне этих горе-вояк, Борлис выглядел образцово показательным солдатом Союза.

Ранним утром, практически с первыми лучами солнца, я собрал всех офицеров в своем пятистенке. Из семи пришли трое, ну три с половиной, один удосужился прислать помощника.

– Что же вы, комбриг, за балаган тут устроили? – усмехнулся я, глядя на Коцлера. Тот отвел взгляд. – Правильно, лучше молчите. Рядовой Менчич!

– Да, вашбродь! – отозвался за моей спиной солдат.

– Я хочу, чтобы через десять минут все четверо были здесь!

– Будет исполнено! – он щелкнул каблуками и вышел из палатки.

– Что же вы сразу не сказали, куда я попал? – горько улыбнувшись, обратился я к лейтенанту Баркофу.

– Прошу прощения, вашбродь, но я не стукач.

– Да и разбери поди, лучше ли я чем они? Ладно, я приложу все свои силы, чтобы навести здесь порядок и взять Кливонвилль.

Выслушав отчеты командиров, я велел увеличить пайки – благо запасов хватало на две недели нормального питания; наладить снабжение бойцов чистой водой, пресечь самоволки, даже на охоту.

– Если через двадцать четыре часа все не заработает без сучка и задоринки, я начну репрессии! – строго подвел я черту, закончив раздавать приказы. – Все ясно?

– Так точно, вашбродь! – отчеканили офицеры.

«Я прям как Олька», – пронеслось у меня в голове.

В школе у нас была классуха – Ольга Александровна. Казалось, что она люто ненавидит всех нас. За малейшую провинность лупила указкой, ставила в угол, а если хотела пригрозить, обещала репрессии.

– Все свободны, – добавил я.

«Странно, чего это Менчич так долго?» – стоило мне это подумать, как в палатку влетела Хэл.

– Менч ранен! – выпалила она.

Размахивая пистолетом, командир взвода, что-то объяснял своим людям, которые собрались вокруг него. Мы были далеко, так что я не слышал его слов. Когда он шагнул в сторону, я увидел на земле тело одного из наших.

– Борлис, когда дам отмашку, – пристрели парочку этих скотов, велел я и широким шагом направился к толпе.

– Слушаюсь, ваш бродь!

– Что тут за сборище?! – рявкнул я, проталкиваясь через столпившихся солдат в сторону командира.

– Кто таков? – надменно произнес взводный, увидев меня. На вид ему было около сорока. Долговязый, коротко стриженый, с большим носом и узко посаженными выпученными глазами.

– Лейтенант Кершиф!

– А! – воскликнул он, окидывая меня оценивающим взглядом. – Парни, вот он наш выскочка! Чего тебе?

В качестве ответа, я выхватил пистолет и выпустил пулю ему промеж глаз. На мгновение повисла тишина, а затем, несколько человек вскинули винтовки, направили на меня и щелкнули затворами.

– Спокойно! Не дергайтесь! Видите? – я бросил пистолет на землю и медленно поднял руки. – Я безоружен. Не стреляйте.

Мне совершенно не хотелось приказывать Борлису открывать огонь, ведь все эти бойцы еще пригодятся для взятия города. Да и если я перебью две дюжины своих людей на второй день, после того как принял командование, будет как-то некрасиво…

– Прикончим его! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Да! – вышел вперед длинный и худой парень с нашивками прапора. – Мы подчинялись Трайсову, а тебя мы не знаем!

Не смотря на все мое нежелание стрелять, глядя в его полные ненависти и злобы глаза, я понял, что если не буду действовать первым, моя песенка спета. Я дал отмашку Борлису. Прогремели два выстрела и тех двое, что держал меня на мушке, рухнули на землю с простреленными бошками.