Подойдя к любимой, Хью поцеловал ее, и Кэтрин сразу обо всем догадалась. В этом поцелуе не было страсти, лишь тоска и несбыточное желание. И еще этот поцелуй означал прощание. Кончиком языка Хью провел по ее губам, словно желая навсегда оставить на них свой след, но этого оказалось достаточно, чтобы Кэтрин с готовностью подставила ему рот, словно она была птенцом, а он взрослой птицей, дарующей ей пищу и жизнь. Тем временем поцелуй стал настойчивым, Хью мягко вел Кэтрин по пути страсти, радостно ощущая ее реакцию чутьем знатока. Он и в самом деле стал знатоком после бессчетных опытов в Ненвернессе и на континенте. Поцелуи были самыми разнообразными: быстрые, жгучие, словно укусы; неторопливые, глубокие, от которых обострялись все чувства. Но поцелуй, которым на рассвете обменялись Хью Макдональд и Кэтрин Сиддонс, не походил ни на один из них.

Хью задрожал, как мальчишка, ему хотелось вобрать ее в себя, прижать к сердцу и не отпускать, чтобы знать, что она в безопасности. Но этого он сделать не мог, а потому решил ограничиться нежным прикосновением к ее рту, не подозревая, как дрожат его пальцы, обхватившие лицо Кэтрин, и не осознавая, что недавно почти дружеский поцелуй перерастает в головокружительную дуэль языков и губ, от которой у обоих перехватило дыхание.

Наконец Хью с усилием оторвался от любимой.

— Я бы отдал тебе все на свете, если бы это принадлежало только мне, — грустно сказал он.

— Я ничего не требую, — быстро возразила Кэтрин, потершись щекой о его грудь.

Стоило ей высвободиться, как Хью вопреки собственному решению тут же снова наклонился, чтобы поцеловать, и, ощутив соль на ее губах, ничуть не удивился.

Слезы Кэтрин последней каплей упали в море его страданий, в котором он и так чуть не захлебывался.

— А я ничего не могу тебе дать, — подытожил Хью, и его слова прозвучали погребальным звоном.