Так закончилось последнее испытание, и теперь их ждал ритуал инициации. Несколько дней Аманда подолгу запиралась в своей комнате и готовилась к проведению церемонии. Она обставляла всё ужасной таинственностью, и, когда Дэвид спросил, что именно она делает, девочка только ответила, что подготавливает комнату для обряда и советует им тоже подготовиться как следует.

Она, конечно, имела в виду то, что Дэвиду и детям надо подготовить ритуальные облачения. И они действительно пытались это сделать, но задача оказалась не из легких.

Некоторые требования были довольно простыми. Например, все участники должны были носить на себе хотя бы одну вещь, принадлежавшую умершему. Дэвид недавно помогал отцу убирать на чердак коробки с вещами мамы. В них была одежда и украшения, которые, по словам отца, Джени и Эстер могли бы однажды надеть. Ну и раз уж отец сам сказал, что дети могут надеть эти вещи когда-нибудь, Дэвид решил, что не случится большой беды, если они ими воспользуются чуть-чуть раньше.

Но с другой стороны, отец не разрешал детям брать что-нибудь из этих коробок, поэтому Дэвиду показалось, что те же самые вещи с чердака вполне могут подойти под другое требование и считаться еще и украденными. Но когда он сказал Аманде, что кольцо, ожерелье, шарф и перчатки, взятые из коробки с чердака, могут считаться украденными, та только презрительно усмехнулась.

— Не глупи, — сказала она. — Нужно украсть вещи у живого человека.

Дэвид всерьез испугался — еще до того как задал вопрос. Подумав хорошенько, он спросил, можно ли украсть цветы.

— Цветы? — переспросила Аманда. — Нет, это должно быть что-то такое, что ты можешь носить — типа одежды или украшений.

— Но цветы тоже можно носить. Вставляют же цветок в петлицу пиджака, вплетают в волосы. Мне кажется, у наших соседей, которые живут у дороги, что ведет в деревню, много цветов. Думаю, они даже не заметят, если несколько цветков пропадет.

— Нет, цветы нельзя, — настаивала Аманда. — И кроме того, сам факт воровства состоит не столько в том, что ты кто-то может заметить пропажу, сколько в том, что во время кражи ты можешь попасться.

— Да, — ответил Дэвид, — наверное, ты права.

В таком ключе он никогда об этом не думал.

— А тебе как это удалось? — спросил он. — Ну, я имею в виду, какую часть своего одеяния ты украла?

— Черные чулки, — ответила Аманда. — Я их украла на барахолке. Лея сказала мне, что на барахолке красть легче всего, потому что там все лежит в полном беспорядке и вокруг полно людей. Эти чулки я заметила на большом столе, где была еще куча всяких шмоток. Просто положила их в карман и ушла.

Да, идея оказалась просто блестящей: чулки небольшие, их легко взять и легко спрятать. Дэвид раздумывал, какие еще мелкие предметы можно украсть, и в голову ему не приходило ничего, кроме ювелирных изделий, но эту мысль он отбросил сразу, чтобы не подвергать опасности детей. Проблема заключалась в том, что хоть Дэвид и понимал, что воровство во имя ритуала отличалось от обычного воровства, он не был уверен, что близняшки и Блэр смогут это усвоить так же твердо, как он. Если он позволит им украсть какие-нибудь украшения для проведения ритуала, а потом в один прекрасный день кто-то из младших станет профессиональным грабителем ювелирных лавок, это будет на совести Дэвида.

И в этом случае кража чулок выигрывала. Ведь он никогда не слышал о чулочных ворах.

Но и после того как мальчик остановил свой выбор на чулках, предстояло решить еще кое-какие вопросы. В Стивенс Корнерс не было галантерейного магазина, а в город дети могли попасть только одним способом: если Молли возьмет их с собой, а она уж точно попросит объяснить, зачем им потребовалось туда ехать. Так что поездка в город отпадала.

Значит, красть им придется не выходя из дома, что значительно сужало круг возможных вариантов. Фактически выбирать приходилось между чулками Молли или вещами отца. К тому времени как Дэвид пришел к этому выводу, ему вдруг открылась замечательная возможность.

Однажды утром, проходя через гостиную, он заметил, что Молли оставила корзину со штопкой рядом со своим любимым креслом. Это была большая корзина, и в ней лежала уйма порванных и незашитых вещей. Молли не любила чинить одежду и подолгу откладывала эту работу на потом. Сверху корзины Дэвид заметил свои джинсы, на которых он пару недель назад разодрал колено, и платье, которое порвала Джени, когда зацепилась за изгородь, пытаясь ее перепрыгнуть.

Почти на дне корзины Дэвида ждала весьма интересная находка.

Перед тем как семья переехала за город, отец иногда после занятий играл в теннис, но ему пришлось оставить это хобби, так как дорога до дома занимала бы слишком много времени. Поэтому в корзине у Молли лежали большие белые теннисные носки. В сущности, поскольку отец прекратил играть в теннис, Молли наверное, никогда бы не заштопала эти носки, да и отец никогда бы не вспомнил о них. Дэвид осторожно огляделся, взял из корзины один носок, три остальных оставил лежать на месте и тихонько пошел к себе наверх.

Потом он разыскал младших, рассказал им о своем открытии и послал каждого вниз по одному украсть себе носок. Джени, естественно, хотела быть первой, но Дэвид настоял, чтобы она пошла последней. Он не ошибся: сестра устроила такое представление, что почти провалила все предприятие. Она кралась в гостиную и обратно наверх по такому причудливому маршруту и так долго, что Молли успела выйти из своей комнаты, где она все утро рисовала, чтобы приготовить обед, а Джени все кралась и пряталась.

Когда через минуту Джени все-таки добралась до второго этажа, она тяжело дышала и выглядела в высшей степени странно. Носок она достала у себя изо рта.

— Опа! — победно вскричала она, крутя носок над головой, чтобы высушить его. — Еще бы чуть-чуть, и я проглотила бы его!

Итак, кража теннисных носков стала самой трудной частью подготовки к ритуалу инициации. Но как только все кражи носков состоялись, Дэвид вспомнил, что в одежде не должно быть ничего белого, и очень расстроился — носки как раз были белого цвета.

— Слушайте, — сказал он младшим, — придется провернуть всю операцию с воровством заново.

— Замечательно, — отозвалась Джени. — Только чур, теперь я пойду воровать первой.

— Нет, я говорю о том, что нам надо будет украсть что-то другое. Носки-то белые. Помните, ничего не должно быть белого цвета.

— А, ну да! — сказала Джени, держа перед собой носок и задумчиво рассматривая его. Вдруг лицо ее озарилось. — Слушай, Тессер, а где Лопсидед?

Лопсидедом назывался большой плюшевый темно-красный слон. Он был любимой игрушкой Эстер, пока у нее не появился пылесос.

— Помнишь, что случилось с простынями, когда Тессер положила к ним в стирку Лопсидеда? — спросила Джени.

— Эй, — сказал Дэвид, — а ведь этом мысль! Тащи сюда Лопсидеда, Тессер!

Через несколько минут игрушка Эстер вместе с носками полоскалась в лохани для стирки, а Дэвид подумал, что хотя по большей части Джени всех достает, иногда ей в голову приходят очень неплохие мысли.

На следующий день теннисные носки уж точно оказались не белыми, так что теперь все дети были готовы к ритуалу инициации.

Для ритуала Аманда выбрала подходящее время: Молли как раз собиралась на весь день в город. Там должно было состояться открытие художественной галереи, где выставлялись ее работы, поэтому Молли обещала приехать и помочь с организацией. Так что у них был целый день для проведения церемонии.

Накануне вечером Дэвид долго не мог сомкнуть глаз. Он не знал, что именно его ожидает, но чувствовал необычное волнение. Он был совершенно уверен, что завтра обязательно произойдет что-то исключительное. Мальчик еще раз вспомнил все, что говорила им Аманда о сверхъестественных явлениях, которые она наблюдала во время церемоний с Леей: в комнате возникали очертания человеческих фигур, слышались таинственные голоса, а они с подругой погружались в транс. Дэвид не ждал чего-то подобного, ему это было не столь важно. Гораздо важнее для него оказалось предчувствие, что во время инициации произойдет что-то необыкновенное.