— Забавная. А сколько за нее денег возьмешь?

— Пустяк. Всего только — на обратную дорогу.

Отдал Барсук деньги и понес волшебный ящик к себе в нору. Поставил на тумбочку, нажал кнопку. Окошечко ящика вдруг засветилось. И Барсук увидал медвежий сон. А снилось Медведю, будто забрел он на пасеку. Видит, старик пасечник спит, а рядом валяется ружье. Медведь хвать ружье и кричит пасечнику: «Эй, вставай!». Тот с перепугу понять ничего не может. А Медведь ему приказывает: «Подай-ка мне меду из улья». Пасечник пошел вроде бы к улью, а на самом деле поднял по дороге дубину — ба-альшущую — и к Медведю с ней. Хочет Медведь выстрелить, а ружье не заряжено. Пасечник хрясть его по спине дубиной. Медведь ружье бросил — и деру. А пасечник за ним…

И так было интересно смотреть, как улепетывает Медведь, как лезет на дерево и падает оттуда, что Барсук от смеха даже прослезился. Едва кончился медвежий сон, начался лисий, а потом — вороний, а за вороньим — беличий. Барсук сидел возле ящика как прикованный — не ел, не пил, не спал почти, а только смотрел чужие сны. А были они один интересней другого.

Барсук выходил из норы в лес всего минут на пять, чтобы наскоро поесть. Поест на скорую лапу — и сразу же кидается домой к ящику. Прошел год, два, десять лет — никто в лесу не видел Барсука. И все думали, что его нет в живых.

Лишь через двадцать лет увидели лесные жители, как он вылез из норы. Увидели — и остолбенели. Что с ним стряслось!? Ножа да кости, глаза ввалились, взгляд тусклый, из себя старый-престарый!

— Ты где пропадал? — спросили сороки.

— Чужие сны смотрел, — ответил Барсук.

Объяснил он, что принес ему Еж волшебный ящик, чтобы смотреть чужие сны. И просидел он возле этого ящика ни много ни мало — двадцать лет.

— Всю свою жизнь просидел! — ахнули сороки. — За это время так много интересного в лесу произошло, что за сорок лет не расскажешь. Ведь пока ты смотрел чужие сны, жизнь твоя мимо тебя прошла. Ничего интересного ты в ней не видел, кроме чужих снов. Выходит, проспал всю жизнь. Посмотри на себя в зеркало. Ведь ты совсем седой!..

Взглянул Барсук в зеркало и онемел от ужаса: явился ему в зеркале древний старец.

— Проклятый Еж! — воскликнул Барсук. — Отнял он у меня молодость. Я-то даже не заметил, когда сны смотрел, как пролетело время. Сороки правы!..

После этого Барсук прожил еще год. И этот последний год был для него самым интересным: он видел не чужие сны, а настоящую лесную жизнь: помогал муравьям строить муравейники, а бобрам — плотины, смотрел, как живут белки, зайцы, медведи. И хотя эта лесная жизнь была самая обычная, она была все же намного интереснее чужих снов.

В одну из теплых лунных ночей в лесной чаще запел Соловей. Пел он долго, на все лады. Его красивый голос разбудил многих лесных жителей. Они вылезли из своих нор послушать знаменитого певца. И Медведь тоже вылез из берлоги.

— Кто это поет? — спросил он у Енота.

— Соловей. Самый известный певец в лесу. Лучше Соловья никто не поет.

— Ерунда! Я знаю певца получше! — возразил Медведь.

— Кто же поет лучше?

— Глухарь.

Сам Медведь ни разу не слыхал, как поет Глухарь. Но Глухарь был его другом. И Медведю очень хотелось прославить его. А кроме того, Медведь всегда любил всем перечить.

Утром он шел через малинник. И вдруг — снова песня. Такая звонкая!

— Кто это поет? — спросил он у Бурундука.

— Иволга. У нее очень приятный голос. Тебе нравится?

— Ерунда! Я знаю птицу, у которой голос приятнее.

— Кто же это?

— Глухарь.

Вот так поползла по лесу молва о новом певце. За каждым пнем только и разговоров, что о Глухаре, о том, как он хорошо поет. А песни у него — заслушаешься!

Сам Глухарь ничего об этих разговорах не знал. А слух о его приятном голосе все рос и рос. Сороки разнесли весть о новом певце по дальним лесам.

И хотя молвой полнился лес, никто ни разу не слышал, как поет Глухарь. Всем лесным жителям хотелось его послушать. Некоторые приходили из дальних лесов, пробираясь через дороги, по которым мчались автомобили, через речки и поля, на которых рычали тракторы и комбайны.

А вскоре все собрались на полянке и послали к Глухарю Лисицу — просить, чтобы Глухарь спел хотя бы одну песню. Лисица вернулась и заявила, что Глухарь отказывается петь.

— Цену себе набивает, — усмехнулся Кабан.

Послали к Глухарю Енота. Но и тот вернулся с отказом.

— Задается! — затрещали Сороки.

Тогда послали к Глухарю самого Медведя. Как он упрашивал своего друга спеть — об этом никто не знает. Но все-таки упросил. Прилетел Глухарь на поляну. А там разного зверья — видимо-невидимо! И так Глухарь перепугался, что стал заикаться:

— Ч-чего в-вам от меня надо? — спрашивает. — 3-зачем я вам?

И тут его со всех сторон начали просить:

— Спой! Спой! Спой!

— Н-но ведь я н-не пою… — начал было Глухарь, но его заглушили крики:

— Спой! Спой! Спой!

Что оставалось делать? Раз все так просят, надо петь. Устроился Глухарь поудобнее на суку и… запел. Вернее, ему просто показалось, будто запел, а на самом деле глухо заторкал:

— Тор-рк, то-рк-к…

И так был плох, неприятен его голос, так был слаб и незвучен, что даже Медведь заткнул лапой уши.

Глухарь еще не кончил петь, как поднялся рев и свист. Лесные жители пришли в неистовство.

— Обманщик!

— Безголосый!

— Гнать его!..

Так кричали со всех сторон. И бедный Глухарь полетел прочь. А вдогонку ему неслись разгневанные крики.

«Зачем меня так опозорили? — недоумевал он. — За что? Кому я причинил зло?»

С тех пор все лесные жители смеются над Глухарем. Но разве он в чем-нибудь виноват?

Поздней осенью Медведь искал берлогу. Долго не мог он выбрать для себя подходящее жилье: то место слишком открытое для ветров, то яма не глубока. И пока бродил так из одного конца леса в другой, выпал первый снег. По утрам деревья становились пушистыми от инея, словно на них вырастал белый мох.

Как-то брел Медведь по опушке, поеживался от морозца:

— Бр-р…

И так ему было холодно, что зуб на зуб не попадал.

Идет он и видит: на лесной дорожке, в снегу, голубь лежит. Взял его Медведь в лапы и покачал головой.

— Эх, бедняга, окоченел от холода, даже не дышит.

И подумал: «Положу-ка его за пазуху. Может, согреется и оживет».

Медведь слыл в лесу добряком.

К вечеру нашел он теплое жилье. Вынул голубя из-за пазухи, начал отогревать его своим дыханием. Раз дохнул, второй, третий… Ожил Голубь. Но лететь не мог — у него было сломано крыло. Медведь накормил его, напоил и решил: «Пусть Голубь остается на зиму в берлоге. Куда ему, бедному, деться в такие трескучие морозы, ведь он и летать-то как следует не может». Оставил Голубя у себя, лечил, кормил его и сам себе говорил:

— Какой я добрый! Оказал Голубю услугу. Что бы он без меня делал? Погиб!..

А Голубю всю зиму толковал:

— Я услугу тебе оказал — спас тебя. А почему я тебя спас, как ты думаешь?

— Потому что ты добрый.

— Правильно! — подтверждал Медведь.

А когда от весеннего солнца потекли ручьи, сказал Голубю:

— Пожил ты у меня в свое удовольствие, но вижу, хочется тебе на свободу. Да и мне пора покидать берлогу. Отнесу-ка я тебя к людям на элеватор. Зерна там полным полно — всегда будешь сыт.

Отнес Голубя на элеватор.

— Ну, теперь лети да меня помни.

А сам пошел было к лесу, как слышит:

— Бах-ба-бах!

Подумал: «Наверное, бурундуки на охоту вышли». И крикнул:

— Эй, бурундуки!

Вышли из высокой травы два бурундука. Оба с ружьями.

— Чего тебе, Медведь?