Народу в зале было немного. За одним из столов сидела Натти Коутон. Нарезая и сворачивая ткань для повязок, она не сводила глаз с синевших в противоположном углу дочерей. Хотя обе девушки были уже взрослыми и даже носили косы, приглядеть за ними стоило: Боде и Элдрин сидели по обе стороны от Айрама и потчевали его, да как — прямо-таки с ложечки кормили и рот утирали, сопровождая это очаровательными улыбками. Перрина даже удивило, почему это за столом нет и самой Натти. Молодой Лудильщик был очень хорош собой, как подумалось Перрину, пожалуй, даже попригожее Вила ал'Сина. Похоже, девушки придерживались того же мнения. Айрам, со своей стороны, тоже расточал им улыбки, и не диво — обе пухленькие, свеженькие и хорошенькие. Не заметить этого мог только слепец, а Айрам явно таковым не являлся, особенно когда дело касалось молоденьких девушек. Правда, ел он без особого аппетита и никак не мог оторвать широко раскрытых глаз от прислоненных к стене копий и алебард. Туата'ан подобное зрелище, должно быть, внушало ужас.

— Госпожа ал'Вир сказала, что ты совсем измотался, проведя столько времени в седле, — заявила Фэйли, появившись на пороге двери, ведущей из кухни. Удивительное дело: на ней был такой же, как на Марин, длинный белый передник, рукава закатаны выше локтей, а руки перепачканы мукой. Заметив изумленный взгляд Перрина, она поспешно вытерла руки и, сдернув передник, повесила его на спинку стула.

— Прежде мне никогда не доводилось ничего печь, — промолвила девушка, подходя к Перрину и опуская рукава, — знаешь, оказалось, что замешивать тесто довольно занятно. Возможно, когда-нибудь я займусь этим снова.

— Но если ты не будешь ни тесто месить, ни печь, то где, интересно, мы будем брать хлеб? — полюбопытствовал Перрин. — Я не собираюсь всю жизнь провести в скитаниях и столоваться в тавернах или кормиться тем, что добуду с помощью лука или пращи.

Фэйли улыбнулась, будто он сказал что-то смешное. Что именно — Перрин решительно не мог взять в толк.

— Печь будет кухарка. Даже, пожалуй, кто-нибудь из ее помощниц, а она только проследит, чтобы все было сделано как надо.

— Кухарка! — пробормотал Перрин, качая головой. — Стало быть, кухарка или одна из ее помощниц. И как это я не додумался?

— А в чем дело, Перрин? Мне кажется, тебя что-то тревожит. Сдается мне, для безопасности уже сделано все, что можно, без крепостной стены надежнее оборону не обеспечить.

— Не в этом дело, Фэйли. Меня бесит вся эта шумиха с Перрином Златооким. Уж не знаю, за кого они меня принимают, но без конца спрашивают, что, как да почему, хотя и без меня все прекрасно знают. Только и надо, что малость пораскинуть мозгами.

Фэйли довольно долго молчала, внимательно глядя на него темными раскосыми глазами, а потом неожиданно спросила:

— Скажи-ка, а сколько времени прошло с тех пор, как королева Андора действительно правила Двуречьем?

— Королева Андора? Не знаю. Лет сто, наверное, а может, и двести. А зачем тебе это знать?

— Дело в том, что здешний народ забыл, как следует обращаться с королевой… или с королем. Люди пытаются этому научиться. Ты должен проявить снисходительность и терпение.

— С королем? — слабым голосом переспросил Перрин и уронил голову на руки. — О Свет!

Фэйли тихонько рассмеялась и взъерошила ему волосы:

— Ну, не переживай, до этого, возможно, и не дойдет. Моргейз вряд ли понравится, если на ее землях появится король. Но в любом случае ты предводитель, вождь. От этого никуда не денешься. И человека, который отстоял для нее андорские земли, пусть даже на деле она не правит ими более ста лет, Моргейз не оставит без награды. Думаю, она сделает его лордом. Перрин из дома Айбара, Лорд Двуречья! Звучит совсем неплохо.

— Нам в Двуречье не нужны никакие лорды, — проворчал Перрин, уставясь в дубовую столешницу, — да и короли с королевами тоже без надобности. Мы — свободные люди!

— И у свободных людей есть потребность за кем-то следовать, — мягко возразила Фэйли. — Люди в большинстве своем хотят ощущать себя частью чего-то большего, чем они сами, чего-то такого, что шире, чем их поля. Вот почему, Перрин, существуют народы и государства. Уж на что Лудильщики вольные птицы, но даже Раин с Илой чувствуют себя частью чего-то большего, чем их караван. Они потеряли свои фургоны и большую часть родных и друзей, но другие Туата'ан продолжают поиски песни, и они тоже будут ее искать, потому что они — нечто большее, чем горстка людей с фургонами.

— А чье все это? — послышался голос Айрама. Перрин поднял голову. Молодой Лудильщик беспокойно оглядывал стоящие у стен копья.

— Да ничье, — ответил Перрин. — Кому надо, тот и берет, что ему подходит. Но тебе, Айрам, от этого оружия никакой беды не будет.

Однако, судя по тому, как Айрам нервно расхаживал туда-сюда, сунув руки в карманы, косясь на копья и алебарды, он не очень-то в это поверил.

Перрин с удовольствием набросился на принесенное Марин блюдо с нарезанным жареным гусем, репой, бобами и отменным хрустящим хлебом. Точнее, хотел наброситься, но тут Фэйли подоткнула ему под подбородок вышитую салфетку и выхватила у него из рук вилку и нож. Видимо, ей казалось забавным пичкать его, словно младенца. Поглядывая на него, коутоновские девчонки принялись хихикать, даже Натти с Марин украдкой улыбались. Непонятно, что тут смешного. Однако артачиться Перрин не стал — хотел доставить удовольствие Фэйли, хотя и предпочел бы обойтись без ее помощи. Она все время заставляла его вытягивать шею, чтобы дотянуться до вилки.

Между тем Айрам, трижды обведя взглядом комнату, остановился у подножия лестницы и уставился на бочку с мечами. Потом нерешительно потянулся и вытащил один из клинков. Обмотанная кожей рукоять была длинновата даже для обеих его рук, да и держал он меч неуклюже, будто пробовал на вес.

— Можно я вот этот возьму?.. — спросил Айрам.

Перрин поперхнулся.

На верху лестницы появились Аланна и Ила. Лицо Лудильщицы выглядело усталым, но огромный синяк исчез без следа.

— Сейчас самое лучшее лекарство для него — сон, — говорила Айз Седай. — Он пережил сильное потрясение, а это я Исцелить не могу…

Взгляд Илы случайно упал на внука. Увидев, что тот держит в руках, старая женщина закричала так отчаянно, словно этот клинок вонзился в ее плоть:

— Нет, Айрам! Н-е-е-е-т! — Едва не свалившись с лестницы, она бросилась к Айраму, пытаясь оторвать его руки от оружия. — Нет, Айрам! — задыхаясь, твердила она. — Нет, ты не должен! Брось его сейчас же! Путь Листа, Айрам, Путь Листа! Пожалуйста, Айрам, пожалуйста!

Айрам пытался увернуться и не дать ей отобрать меч — со стороны могло показаться, что он неловко танцует с ней.

— Не брошу! — сердито вскричал молодой Лудильщик. — Они убили маму! Убили у меня на глазах! Будь у меня меч, я бы спас ее! Мог бы спасти!

Перрина словно обухом по голове ударили. Лудильщик с мечом — зрелище, конечно, невозможное, но эти слова… Значит, его мать…

— Оставьте его, — бросил Перрин Иле. Прозвучало это довольно грубо, не так, как ему хотелось. — Каждый человек имеет право защищаться сам и защищать своих близких. И он тоже!

Айрам протянул меч в сторону Перрина:

— Ты научишь меня им владеть?

— Я и сам не умею драться мечом. Но это не беда, Думаю, мы найдем для тебя учителя.

Слезы струились по искаженному горем лицу Илы.

— Троллоки отняли у меня дочь, — выкрикнула она, содрогаясь от рыданий, — и всех моих внуков, кроме одного. А теперь ты отнимаешь у меня последнего. Он отныне — Потерянный, и таким его сделал ты, Перрин Айбара! Ты сам превратился в волка и его хочешь сделать зверем. — Она повернулась и, спотыкаясь, заковыляла вверх по лестнице. Плечи ее дрожали.

— Я мог бы спасти ее! — прокричал Айрам вслед. — Бабушка! Я мог бы спасти ее!

Но Ила так и не обернулась. Когда она скрылась за поворотом, юный Лудильщик привалился к перилам и заплакал.

— Бабушка, — всхлипывая, бормотал он, — я мог бы спасти ее. Мог бы спасти…