— Никак вам не оставить привычку манипулировать людьми, — с горечью заметила Найнив. — Теперь вы хотите посадить на поводок и Авиенду, разве не так?

— Не я. Хранительницы Мудрости и Руарк. — Морейн демонстративно сложила письмо и убрала его в кармашек. — К тому же она всегда может отказаться. Вождь клана — это все-таки не король, насколько я разбираюсь в айильских делах.

— Может ли? — с сомнением спросила Илэйн. Руарк напоминал ей Гарета Брина, Капитан-Генерала Гвардии ее матери, а она сомневалась, что кто-нибудь посмел бы сказать Гарету «нет». Скорее всего, Авиенда отправится к склонам Чейндара.

— Нет худа без добра, Эгвейн, теперь вы сможете отправиться туда вместе. Раз Эмис собралась дожидаться Авиенду в Руидине, ты не сможешь встретиться с ней у Холодных Скал. Вот и пойдете вместе с Авиендой.

— Но я не хочу, чтобы Авиенда шла против своей воли, — печально промолвила Эгвейн, — а она не хочет.

— Мало ли кто чего хочет, — вмешалась Найнив, — а дело делать надо. К странствию по Пустыне надо как следует подготовиться. Лан подскажет мне, что необходимо взять в дорогу. Ну а мы с Илэйн будем собираться в Танчико. Надеюсь, завтра нам удастся найти судно, но это значит, что уложить вещи нужно уже сегодня.

— У причала в Мауле стоит судно Ата'ан Миэйр, — сказала Морейн. — Быстроходное — такое, какое вам нужно.

Найнив нехотя кивнула.

— Морейн, — спросила Илэйн, — а что теперь собирается делать Ранд? После этого нападения… Начнет ли он войну, которую вам угодно развязать?

— Я вовсе не хочу войны, — возразила Айз Седай. — Мне нужно лишь, чтобы он уцелел и смог сразиться в Тармон Гай'дон. А он обещал, что объявит свое решение завтра. — Айз Седай слегка нахмурилась. — Завтра и узнаем, утро вечера мудренее, — бросила она напоследок и, резко повернувшись, вышла из комнаты.

Завтра, думала Илэйн. Как он отнесется к моим словам? Поймет ли меня? Должен понять. Да и что толку гадать, решила девушка, пора собираться в дорогу.

В тот вечер в таверне все шло своим чередом, как и заведено в портовых кабачках. Мимо, по склону, прогромыхала подвода, груженная гусями и фаянсовой посудой. Гул голосов заглушал визгливые трели музыкантов, игравших на трех барабанах, двух цимбалах и смахивавшем на здоровенную луковицу семсира. Служанки в темных, доходящих до лодыжек платьях, поверх которых были надеты коротенькие белые передники, с трудом протискивались между столами, держа над головами по несколько глиняных кружек. Босоногие портовые грузчики в грубых кожаных жилетах сидели вперемежку с парнями в облегающих колетах и детинами в фуфайках нараспашку и широченных шароварах, подпоясанных разноцветными кушаками. Порт был рядом, и потому в толпе то и дело мелькали чужеземные наряды. Высокие стоячие воротники северян и длинные отложные прибывших с запада. Серебряные цепочки на кафтанах, бубенчики на жилетах, кружева на рубахах. Сапоги до колена и высоченные ботфорты до бедра. На иных красовались бусы или серьги. У одного широкоплечего пузатого малого была раздвоенная рыжая бородка, у другого, узколицего, напомаженные и завитые усы, блестевшие в свете лампы. Стучали кости, серебро под выкрики и смех переходило из рук в руки.

Мэт сидел один, спиной к стене, так, чтобы можно было видеть двери, хотя смотрел он главным образом на не тронутую еще кружку с темным вином. Он близко не подходил к карточным столам и ни разу не взглянул на лодыжки служанок. Таверна была битком набита, и кое-кто из посетителей в поисках местечка подходил к его столу, но, взглянув на лицо Мэта, пятился и втискивался на какую-нибудь другую лавку.

Обмакнув палец в вино, Мэт бесцельно чертил что-то на столе. Эти дураки и не представляют, что случилось в Твердыне сегодня вечером. Он слышал, как кто-то из тайренцев вскользь шепотком упомянул о каком-то происшествии и нервно рассмеялся. Они ничего не знали, да и не желали знать. Впрочем, он и сам чуть не пожалел, что узнал. Но нет, он хотел знать. Обрывочные воспоминания возникали на миг и тут же исчезали в провалах памяти, так и не сложившись в единую картину.

Отдаленный шум схватки, эхом прокатившийся по коридору, заглушили шпалеры, висевшие на стенах. Трясущейся рукой Мэт вытащил нож из трупа Серого Человека. Серый охотился за ним — это точно. Серые Люди не набрасываются на кого попало — они нацелены на жертву, как стрела из лука. Мэт повернулся и хотел бежать, но увидел, что на него наступает невесть откуда взявшийся Мурддраал — гибкий, словно черная змея. Взгляд его безглазого бледного лица пронизывал до костей леденящим ужасом. Мэт с тридцати шагов метнул нож, метя туда, где должен был находиться глаз. С такого расстояния он в четырех случаях из пяти попадал в глазок от выпавшего сучка на доске размером не больше человеческого глаза.

Почти небрежно, не замедлив шага. Мурддраал отбил летящий клинок неуловимым взмахом черного меча.

— Пришла твоя смерть. Трубящий в Рог, — прошелестел Исчезающий, голос его, напоминавший шипение гадюки, предвещал гибель.

Мэт попятился. В каждой руке он держал по ножу, хотя и сам не помнил, когда их вытащил. Не то чтобы ножи были надежной зашитой против меча, но Мэт понимал: пустись он бежать, и черный клинок тут же вонзится ему в спину. Это так же верно, как и то, что пять шестерок бьют четыре тройки. Он пожалел, что под рукой нет хорошей дубины. Или лука, было бы любопытно посмотреть, удастся ли этой твари отбить стрелу, пущенную из доброго двуреченского длинного лука. Лучше всего, конечно, было бы оказаться где-нибудь подальше. Потому как здесь ему не миновать смерти.

Неожиданно из бокового прохода с ревом вылетела дюжина троллоков. Неистово размахивая топорами и мечами, они обрушились на Мурддраала. Мэт не поверил своим глазам. Получеловек отбивался, вертясь, как бешеный черный смерч. Больше половины нападавших полегло прежде, чем сам он рухнул на груду трупов. Отсеченная рука Исчезающего дергалась, словно умирающая змея, в трех шагах от тела, по-прежнему сжимая рукоять черного меча.

Троллок с бараньими рогами поднял глаза на Мэта и, принюхавшись, зарычал, а потом принялся вылизывать глубокую рану на чешуйчатой волосатой лапе.

Остальные добили своих раненых, после чего один из них издал несколько хриплых, гортанных звуков, и троллоки, даже не взглянув на Мэта, поспешили прочь, гулко стуча копытами и сапогами по каменному полу.

Оставили его в покое. Мэт поежился. Выходит, его спасли троллоки. И во что втравил его Ранд на этот раз?

Мэт посмотрел на то, что начертил пальцем на столе, — открытую дверь, и с раздражением стер нарисованное. Надо убираться отсюда. Непременно. И в то же время в голове билась неотвязная мысль — что-то подталкивало его вернуться в Твердыню. Мэт сердито отмахнулся, но мысль не уходила. Из-за соседнего стола донесся обрывок разговора. Разглагольствовал какой-то тип с худощавым лицом, завитыми усами и явным лугардским акцентом.

— Спору нет, этот ваш Дракон — великий человек. Но до Логайна ему далеко. Тот поднял на войну весь Гэалдан, а заодно половину Амадиции и Алтары. А враждебные ему города провалились сквозь землю. Люди, дома — все разом. Ну а взять того, что появился в Салдэйе, — Мазим, что ли? Говорят, он заставил солнце остановиться и ждать, пока не сокрушил войско Лорда Башира. И это не пустые россказни.

Мэт покачал головой. Твердыня пала, Калландор в руках Ранда, но для этого идиота он все равно остается одним из Лжедраконов. Мэт снова начертил дверь, стер рисунок, зацепил кружку с вином и поднес было ее ко рту, но тут рука его замерла. Сквозь гул голосов он расслышал, как за соседним столом прозвучало знакомое название. Оттолкнув скамью, Мэт с кружкой направился к тому столу.

Как и за другими столами этой заурядной таверны в Мауле, здесь собралась разношерстная публика. Босоногие матросы в промасленных фуфайках на голое тело, причем у одного на груди висела толстая золотая цепь. Какой-то человек со впалыми щеками — видать, исхудал в последнее время — был одет в кайриэнский кафтан с красными, золотистыми и зелеными прорезями на груди. Судя по этому одеянию, его владелец принадлежал к благородному сословию, правда, кафтан был изрядно поношен, а один рукав порван. Впрочем, сейчас повсюду можно было встретить беженцев из Кайриэна. Седая женщина в темно-синем платье, с суровым проницательным взглядом, пальцы ее были унизаны массивными золотыми перстнями. Говорившим оказался мужчина с раздвоенной бородкой, в ухе которого болталась серьга с рубином величиной с голубиное яйцо. Поперек его груди на рыжеватом кафтане тянулись три витые серебряные цепочки, ясно говорившие о том, что бородатый — старшина купеческой гильдии Кандора.