Море качало почти неощутимо. Даже не качало, просто поддерживало на плаву. Или на весу? Ольга смежила веки, ловя ресницами разноцветные солнечные вспышки, раскинула руки. Теплый покой и едва уловимый запах воды, соленый, с оскоминой мокрого железа. Легкость в расслабленном теле и полное отсутствие мыслей…

Сколько она пролежала так, ни о чем не думая, никуда не двигаясь? Секунду? Минуту? Час? Время исчезло, оно просто превратилось в небо, море, облака. В негу и умиротворенность.

Какое-то едва уловимое движение рядом Славина не столько услышала, сколько почувствовала: странно колыхнулась вода, будто прямо под ней проплыла большая рыба. Девушка приоткрыла глаза и увидела совсем близко расходящиеся на сверкающем синем зеркале круги.

Странно, — лениво отметила она, — никого нет…

Посмотрела в сторону берега и обнаружила белую рыбку катера, спешащего, как показалось, прямо к ней. Снова прикрыла глаза, и в то же мгновение кто-то мощный и невидимый сильно дернул ее за левую ногу. Ольга инстинктивно и быстро ударила по этому кому-то второй, свободной, правой и тут же с головой ушла под воду. Забилась, задергалась, но правая нога, скованная тяжелым и неудобным ластом, нисколько не помогала, скорее, наоборот… Рот, совершенно не готовый к смене среды, мгновенно наполнился соленым морем. Девушка задохнулась, закашлялась и хлебнула еще больше. Море вовсе вытеснило остатки воздуха, Славина попыталась сделать новый рывок, чтобы голова оказалась на поверхности, но то, снизу, цепко державшее ее за ногу, не отпускало своей добычи, наоборот, увлекая Ольгино тело в темную опасную глубину.

Акула! — задыхаясь и захлебываясь, сообразила Ольга. — Хорошо, что вцепилась в ласт, а то бы ноги уже не было! И тут же пришла следующая мысль: если б акула схватила за ногу, то, откусив, стала бы ее жевать, и она, Ольга, в это время смогла бы уплыть!

Жуткая хищница сильными мощными рывками тащила ее вниз, в бездну. В глазах стали тяжело вспухать и с гулким треском лопаться желтые и зеленые шары. Вот вся голова выросла в один огромный ослепительно красный горячий шар, он ужасающе быстро раздулся, заполнив все темное вязкое пространство вокруг, достиг размера вселенной и тут же со страшным грохотом лопнул…

Так вот как взорвался тот самый спутник Сириуса, — поняла Ольга. И с ужасом сообразила: тону!

Отчаянно, уже плохо соображая, что делает, забилась в последних судорожных движениях, вкладывая в них все силы. Последний суматошный толчок свободной ногой и вдруг…

Вначале она не поняла, что произошло, почему неожиданно прекратилось смертельное движение вниз, и, наоборот, ее стремительно понесло наверх. Как пробка из теплого шампанского, девушка выскочила на яркий сверкающий простор из жуткой соленой тьмы. Клацнув зубами, захватила распахнутым ртом громадный кусок раскаленного солнца, не сумела проглотить, обожглась, задохнулась, закашлялась, выплевывая на синее безмятежье ошметки страха и холода, и увидела мчащийся прямо на нее белый, с красной полосой острый нос катерка. На нем, в развевающихся, как победное знамя, розовых трусах нетерпеливо подпрыгивал длинный Иоганн. Яйцевидное брюшко смешно вибрировало в такт движению суденышка, рот пожилого немца широко и беззвучно открывался, словно тот что-то кричал.

Ольга еще сильнее замолотила руками по воде, продолжая кашлять и отплевываться, захлебываясь теперь уже теми брызгами, которые создавала сама. Катерок, лихо заложив вираж, остановился прямо у ее головы, две пары рук: худые, веснушчато-волосатые — Иоганна и шоколадные, с розовыми ногтями — пляжного спасателя-африканца — быстро втянули ее на борт чудесной посудины. Девушка отдышалась, потрясла головой, отчего в ушах стало горячо и мокро, и тут же появились звуки: встревоженный клекот чернокожего юноши и радостно-подтявкивающее поскуливание перепуганного немца.

— Ольга, как хорошо, что Магда наблюдала за вами в бинокль! А потом мы решили, что вы, наверное, перегрелись на солнце и вам плохо. Поэтому вы не возвращаетесь. Это все Магда! Она сказала: Иоганн, ты должен посмотреть, как там Ольга! Мы поплыли, а вас уже нет! О, солнце в сентябре очень опасно! А вы такая хрупкая!

— Меня утащила акула, — хрипло сообщила девушка.

— Акула? — в один голос завопили спасатели.

Африканец немедленно завел мотор, а немец в это время зачем-то перегнулся через борт и вытащил из воды одинокий ядовито-желтый ласт. Второй по-прежнему красовался на Ольгиной ноге, намертво притороченный плотной резинкой.

— Это — ваш?

— Мой, — согласилась девушка. — Повезло. Акула схватилась не за ногу, а за ласт. Они мне были велики, вот один и соскользнул. Спас меня. — И Ольга, обессиленная таким длинным монологом, замолчала.

— Странная акула, — повертел желтый пластик Иоганн. — Старая, наверное. Никаких следов от зубов.

— У акул не бывает старых зубов, — со странным испугом в глазах прошептал спасатель. — Это не акула.

— А кто? — Ольга и Иоганн одновременно уставились на него.

— Не знаю, — отмахнулся внезапно покрывшийся жемчужным потом африканец и отчетливо прибавил скорость.

У берега, когда Иоганн бережно помогал девушке выйти из катера, и к ним навстречу уже метнулась кудахчущая Магда, Славина тихо попросила немца:

— Не говорите жене, что я тонула, пожалуйста…

— Ольга, вы такая бледная! Я так и сказала: она перегрелась! Плыви за ней!

— Да, солнце, — вымученно улыбнулась утопленница.

— В тень, скорее в тень, — затрясла массивными телесами добрая немка, поддерживая едва стоящую на подкашивающихся ногах Ольгу. Усадила ее на лежак, намочила холодной водой полотенце, приложила ко лбу. — Тут ветерок, прохладно, сейчас все пройдет.

Славина благодарно вытянулась на ребристом пластике, надвинула прохладное полотенце на глаза, замерла. Руки и ноги ощущались невероятно тяжелыми, почти каменными. Под веками саднило, будто туда набился горячий песок. Неудержимо хотелось спать. Ольга судорожно, со всхлипом зевнула, повернулась на бок и, кажется, провалилась в мгновенный короткий сон. Иначе с чего бы, открыв глаза, она первым делом наткнулась на озабоченное лицо той же Магды, протягивающей ей стакан с какой-то прозрачной пузырящейся жидкостью?

— Это аспирин, надо выпить, чтобы не случилась температура.

Девушка послушно выхлебала лекарство и снова забылась. Даже нет, не забылась. Просто вернулась во вчерашнее раннее утро, заново проживая последние сутки своей жизни. С чего все началось? Ах, да, конечно…

Босые ноги отчаянно зябли, увязая в талом снегу. Под волглой хлюпающей массой таилась пленка воды, поэтому каждый свой неуверенный шаг требовалось проверять на наличие тверди под стопой. Чтобы не поскользнуться и не грохнуться во весь рост в эту ледяную мерзкую жижу.

Земле было жарко под слоем влажного тяжелого снега, она потела. И этот острый запах пота плыл в воздухе, словно только что рядом протопала колонна немытых разгоряченных мужиков. Так иногда пахнет зима, когда вдруг долгие стылые морозы сменяются внезапной и сильной оттепелью. Причем тепло идет не из воздуха, а из чрева планеты, поэтому снаружи остается тот же снег, а между сугробами и землей вдруг проявляется вот такая прослойка острого мускусного пота, словно земля мучительно хочет освободиться от опостылевшей тяжелой перины, да не может, не хватает силенок, потому что — не время…

На шее у Ольги, привязанная за толстую колючую веревку, болталась тяжелая деревяшка с какой-то надписью, руки, намертво связанные за спиной такой же жесткой веревкой, закоченели и немилосердно ныли.

Что именно было написано на деревяшке, Ольга не знала. Не видела. Она могла лишь наблюдать реакцию людей, которые, нечаянно бросив взгляд на надпись, брезгливо морщились и отводили глаза. И это неведение мучило Ольгу едва ли не больше всей ситуации, в которой она оказалась. Даже сильнее близкой и, как она знала, неминуемой смерти.