Барт очнулся от невыносимо горячей боли, сверлящей затылок. Шевельнул головой, тут же взорвавшейся тем самым нестерпимым белым светом, который он видел в последнюю минуту жизни, и снова ушел в темноту.

— Эй, ты живой? — услышал он в момент своего следующего возвращения. — Моду, открой глаза! — хнычущий испуганный голос, незнакомый и совсем молодой, звучал где-то рядом, настырно мешая погрузиться в сладкое небытие.

Кто-то близкий тяжело застонал, послышалось какое-то шевеление, на неловко подогнутую руку Барта просыпалась горстка острых пылинок.

— Моду, — снова возник щенячий испуганный дискант, — вставай, я помогу. Вот так.

— Пить, — хрипло попросил Моду, — воды…

— Где я тебе ее возьму? — визгливо пожаловался тот, незнакомый. — Дождя не было. Идти можешь?

— Макс? — тревожно вскрикнул Моду. — Он жив? Посмотри!

— Нет, — скорбно ответил юнец, — умер. Недавно. На моих руках. Вот так поднял голову, захрипел, обнял меня и ушел к предкам.

Барт, не в силах вынести только что услышанного приговора, попытался привстать.

— Шевелится! — испугался незнакомец. — Хочет вернуться!

И Макс тут же почувствовал, как кто-то пытается перевернуть его на спину. Помогая добродетелю, он уперся в каменное крошево непослушными руками и перевалился на бок.

— Друг, — обрадовался Моду, скорчившийся полулежа в метре от него, — жив…

Барт прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд на расплывающемся в невнятную лепешку лице приятеля. Под седым виском малийца, пересекая впалую щеку, наискось тянулась глубокая запекшаяся рана. Короткие кудряшки надо лбом спеклись в темную затвердевшую массу, на желтой футболке чернели два растекшихся пятна — то ли грязь, то ли кровь.

— Ты ранен? — спросил Барт, едва сумев разлепить покрытые какой-то коростой губы.

— Зато жив, — одними глазами улыбнулся Моду. — На себя посмотри!

Барт попытался перевести взгляд себе на грудь. С третьей попытки желтые вспышки в глазах унялись, и он увидел клочья некогда белой футболки, приросшие к телу бугристыми грязно-коричневыми комками. Любое, даже самое незначительное движение вызывало резкую боль, поскольку ткань намертво приклеилась к глубоким, судя по всему, ранам.

— А во лбу звезда горит, — снова улыбнулся Моду. — Как там у нашего общего поэта? Я не перепутал?

Макс осторожно потрогал лоб и ощутил ровно по центру громадный, почти с собственную ладонь нарост шишки.

— Горит? — тоже попытался улыбнуться он.

— Переливается, — подтвердил малиец, — как догонский кристалл. — И испуганно смолк, видно, тут же вспомнив все то, что произошло минувшей ночью.

Те же воспоминания обожгли Барта, выдавив из беспомощного тела липкий горячий пот.

— Адам, он здесь?

Моду отрицательно качнул головой:

— Из шара нет выхода…

Макс сник, вспомнив тающее на пульсирующем кристалле тело друга.

— Где мы? — массируя затекшую шею, отвернул он голову от Моду, сильно прижимая пальцами защипавшие глаза.

Обзор окрестностей ничего не объяснил, напротив. Оказалось, что они лежат на небольшой ровной площадке, видимо, служащей подножием невысокой скальной гряды, сплошь увитой толстыми стеблями широколистых лиан. За зеленью и камнями совершенно не просматривалось окружающее пространство, и невозможно было определить, где именно они находятся и как сюда попали.

— А кто нас вынес из пещеры? — недоуменно спросил Барт.

— Из какой пещеры? — поинтересовался сзади знакомый уже голос, и перед Максом присел на корточки молодой чернокожий парень с красивым и смутно знакомым лицом. — Тут нет пещер, только скалы. Я спал, услышал грохот, проснулся, пошел посмотреть, что гремит, а тут — вы.

— А где ты спал? — спросил вдруг насторожившийся Моду.

— Вон там, на скале. Поздно было, до деревни не дошел.

— Опять пил ши? — тяжело взглянул на него Моду.

И Макс тут же вспомнил, откуда ему знакомо это молодое лицо. Борзогон. Чуть не угробивший сестер-француженок. Они его так и не смогли тогда добудиться…

— Лади? — спросил он.

— Лади, — согласился тот. — Это я вас нашел! А то бы так и умерли тут без меня! — Борзогон, похоже, никак не хотел отвечать на вопрос по поводу загадочного напитка ши.

— Давно нашел? — спросил Моду.

— Нет, только что. Как проснулся.

— А уснул давно?

— Ночью, когда устал.

— А грохот когда слышал? — продолжал допытываться Моду.

— Утром, когда уснул.

— Так сколько ты спал? — не выдержал Макс, понимая, что борзогон вконец запутал их своим времяисчислением.

— Я долго сплю, — туманно ответил тот. — Могу сутки, могу трое…

— Ясно, — сдался Моду. — Давай, сгоняй в деревню, позови людей, чтоб помогли нам дойти. И воды захвати. Только быстро!

— Я вам колы принесу, — на ходу пообещал борзогон, — сразу силы прибавятся! — и исчез в зелени лиан.

Кряхтя и постанывая, друзья поочередно ощупали собственные конечности, радостно убеждаясь, что ничего не сломано. А шишки и ссадины — зарастут, не впервой. Главное — живы! Невероятно, невозможно, но ведь факт!

— Моду, как мы тут оказались? — снова спросил Барт. — Я помню только вспышку…

— И я, — кивнул малиец. — Может, потом был взрыв? Скала шаталась, помнишь? И нас вынесло взрывной волной?

— Наверно, — пожал плечами Макс. — Как еще? Интересно, с какой стороны мы от утеса?

— Давай попробуем встать, тогда и увидим.

Сказать оказалось гораздо легче, чем сделать. Тела будто побывали в безжалостной мясорубке. Глубокие, уже изрядно присохшие раны покрывали не только лица и грудные клетки. Спины, ноги, руки — все болело, ломило, саднило.

— Такое ощущение, что нас, как перекати поле, несло по камням, — поморщился Барт.

— Радуйся, что все кости целы, — посоветовал мудрый малиец.

Они все же встали. Держась за древовидные канаты лиан, доковыляли до края площадки, передохнули и, помогая друг другу, взобрались на невысокую гряду.

— Ничего не понимаю, — ошарашенно взглянул на друга Моду.

Барт же лишь молча открывал и закрывал рот, не в состоянии вымолвить ни слова.

Скальная гребенка, на которой они оказались, служила тупиком одной из догонских террас. Внизу, насколько хватало обзора, виднелись заплатки огородов, редкие баобабы, светились маленькие синие озерца. Справа, на террасе, размещавшейся чуть выше, серебрились под низким солнцем островерхие хижины крошечной деревни.

Слева, на нижнем пологом уступе, плавно перетекающем в уютную долину, разместилась еще одна деревня, побольше. Три кривоватые улочки, пальмовые навесы, острые конусы соломенных крыш виделись ясно, как на вытянутой ладони. Пониже деревни, уже в долине, росли баобабы. Целая роща, нет, скорее, аллея, ровная, словно деревья сажали по строгой линейке.

Барт совершенно точно знал, что такая аллея на Бандиагаре одна. Та самая, возле которой их с Адамом накрыл чудовищный по величине град. Но те баобабы располагались совершенно в другой от утеса стороне! За двумя скалистыми перевалами! А сам утес, он должен быть там, за этой деревней, этой долиной, часах в восьми тяжелого пути… Конечно, вполне могло статься, что Барт ошибался. И эти баобабы совсем другие, просто — похожие…

— Моду? — вопросительно взглянул он на друга.

Тот, конечно, все понял, не зря и сам не сводил глаз с уникальной аллеи.

— Другой такой на Бандиагаре нет, — глухо предупредил он вопрос приятеля.

И снова они тяжело, до рези в глазах, вглядывались в открывшуюся долину, пытаясь убедить себя, что линейка разлапистых колоссов — всего лишь обман зрения, мираж, выросший из марева розовых скал.

— Который час? — вдруг встревоженно спросил Моду. — Судя по солнцу, скоро вечер.

— И что? — не понял Барт, рассматривая собственное запястье, на котором серебрился прочный браслет, некогда поддерживающий часы. Теперь от часов осталась лишь накрепко спаянная с браслетом нижняя плоскость.

— В деревне нет ни одного человека!