- Вишневецкая Анастасия Павловна, премного благодарна, обязательно обратимся Яков Григорьевич, если понадобится такая услуга. – Поблагодарила я, опуская карточку в ридикюль. Пока мы обменивались любезностями, Федя топтался рядом с унылым видом, тетя крепко держала его за руку.

- Ну, Федор, рассказывай, отчего лгал о той женщине? Ты же описал в точности госпожу Политову! – Обернулась я к парню, распрощавшись с господином Думицким.

Федя понуро глядел в пол, потом вздохнув, предложил.

- Может не тут, а то и так все глядят, еще работы лишусь.

- Хорошо, – оглядевшись на любопытно таращившихся в нашу сторону приказчиков, решила тетя, отпустив Федину руку.

- Рядом есть небольшая кофейня, может там?

В кофейне было шумно, что впрочем, нас устраивало, не будет пристального внимания любопытных, осмелевший Федя, не стесняясь, закал, кофе с молоком, три пирожных и бутербродов с бужениной, на наши удивленные взгляды, ответил

- Я проголодался! Вам интересно знать, что да почему, а мне кушать надо, через два часа у нас большой прием, потом будет некогда.

- Ладно, уж, обедай да рассказывай быстрей и что бы, мне не вилял! То, что поведал приставу, рассказывай! – Я попыталась быть суровей.

- Вызвать вас, меня попросила Катерина.

- Моя горничная?!

- Нет, горничная баронессы. – С наслаждением откусывая добрый кусок пирожного, ответил Федя.

- Ты с ней знаком?

- А, то! С детства самого! Ее маменька и моя, родные сестры, она мне кузиной приходится. Родители Катерины завсегда служили у господ, ее мать горничной была и даже экономкой некоторое время у одной богатой пани, а отец там же кучером служил. И Катьку пристроили горничной в тот же дом, а потом паны те вроде как разорились и уехали из Киева, заграницу что ли? Ну я точно того не знаю, а Кате рекомендации хорошие дали и она на службу к господам Виттам поступила.

- К Виттам? Не сразу к госпоже фон Айзенхард? – Переспросила тетушка.

- К госпоже фон чего? – Федя малость не подавился, видать фамилию эту слышал первый раз.

- Ну, к баронессе, это ее фамилия. – Уточнила я.

- А! Я не знал. Ну да к баронессе, матушке как я знаю, госпожи Витт, она позже устроилась, ее горничная уже очень стара была, старухе пенсион назначили и в деревню значит, доживать, спровадили, а Катьку хозяйка уступила своей маменьке, потому как у Кати, характер покладистый, а баронесса еще та грымза была.

- Федор, не красиво так о почтенной женщине отзываться. – Упрекнула нашего осведомителя Анна Ивановна.

- А чего это? Она такая была, тяжелый характер имела, так моя маменька говорит.

- Ну и зачем твоей кузине надо было меня из номера вызывать?

- Она сказала, что случайно, шляпные коробки перепутала. У вас горничная не своя, отельная, она ваших шляп всех не знает, а вы, видать, к той коробке еще не добрались и подмену не заметили. И хозяйка ее пока не заметила, вот и хотела Катька потихоньку шляпы поменять, а то если бы старая… то есть госпожа фон Айзеград…

- Айзенхард. – Автоматически поправила я.

- Ну, я и говорю, баронесса, значит, заметила, то устроила бы страшный скандал, и то ничего, если бы только орала, так она еще из жалованья постоянно снимала, ежели что, эти, штрафы, а жалование сами понимаете у такой скупердяйки и так было не очень. Вот Катька и попросила, потому как иначе попасть в номер не было возможности, они, отельные слуги, личных – не очень жалуют, сестра даже не пробовала их просить, а тут я. И в театре играю. А что хорошо у меня тогда получилось! – Физиономия Феди сияла самодовольством.

- Хорошо, что б тебе пусто было! Могли просто ко мне подойти и попросить, я бы с жалованья не снимала!

- А она боялась. Катя же с вами не знакома, а ну как ее госпоже нажалуетесь? Еще хуже будет! Уволить могли, а место все равно у баронессы хорошее! Катьке теперь и у графов можно на работу проситься!

- Почему сразу не признался, о Катерине не рассказал, госпожу Политову приплел?

- Ну, Катя просила никому не говорить. И вы сказали, что ничего у вас не украли? Не украли же?

- Нет, - пришлось согласиться – скорее уж доложили….

- Поэтому я решил, что может дело, в чем ином, и что бы у Катьки не было неприятностей, описал эту самую госпожу Политову, она на приеме главная была к тому же смешная пани, я ее лучше всех запомнил.

- Ладно, Федя, ничего больше не утаил? – Сурово спросила тетушка.

- Не, все в точности как было рассказал.

- Ну, тогда заканчивай свой обед и спасибо тебе. – Мы поднялись и собрались уходить.

- Э, вы того, заплатите, я же вам все как на духу выдал, родную сестру можно сказать оговорил. – Феденька хитро прищурился, вот наглец!

- Ну не родную, скажем, кузину. И ты ее еще раньше приставу выдал. – Я вынула из кошелька пятьдесят копеек и положила на стол. – Вот, на кофе и пирожные хватит, а за бутерброды сам заплатишь, ты же все равно обедать собирался.

Оставив Федора доедать свой обед, мы отправились искать свободный экипаж.

Крещатик - улица шумная, мы едва не попали под мчавшийся со всей скоростью двуконный экипаж. На стоянке долго препирались с кучерами, особенно яростно торговалась тетушка. В конце концов, сторговав полтинник за поездку на улицу Московскую, где проживал доктор Долиновский, мы уселись в довольно приличный одноконный экипаж. Кучер оказался не из лихачей, берег свою кормилицу, крепкую пегую лошадку, и ехал осторожно. Прижимаясь к обочине и костеря своих более резвых соперников, он направил колымагу к повороту на Анненскую. Эта улица была потише, поэтому убедившись, что нам не грозит столкновение с лихачом, мы вздохнули облегченно и смогли спокойно поговорить.

- Что скажешь, Анна Ивановна? Ой! Я сейчас еще платье измажу твоим тортом! – Тетушка ерзала на сидении пытаясь, устроится удобней, все время, задевая меня громоздкой коробкой.

- Не шуми! Господи, какое жесткое сиденье! Ну, все, на, подержи коробку, – она всунула торт мне в руки и расправила юбку, - теперь давай сюда коробку.

- Нет уж, я сама подержу! Ну что, удобно тебе?

- Разве может быть удобно в этой громыхающей и разваливающейся телеге?

- Вот услышит тебя извозчик - и высадит нас, – зашипела я. – Хватит уже толкаться!

- Все, все, уселась! Как же неудобны наши модные платья! – тут я не выдержала и рассмеялась. – Чего смешного? – возмутилась тетушка. - Я уже домой хочу, загостились мы, пора и честь знать! Ну, что ты хочешь знать? Федя, как по мне, еще тот плут, да не думаю, что врал: теперь уж к чему, если и так Семену Михайловичу накануне все выложил?

- Ни к чему, ты права! Только, знаешь, в голове моей все запуталось: выходит, что Катерина по ошибке сунула конверт с завещанием и драгоценностями в мою коробку, потом хотела забрать, да не вышло - моя горничная успела переложить конверт в несессер, а она об этом не знала, так?

- Ну, пока – так все, наверное, и было, - согласилась тетушка. - Предположим, хозяйка ей велела упаковать конверт этот в шляпную коробку, но почему в шляпную? Не сомневаюсь, что у баронессы точно был специальный чемоданчик для бумаг, и, конечно, был тайник для драгоценностей - не возила же она их в шляпных коробках? Тогда выходит, что горничная похитила эти вещи у своей хозяйки? Ничего другого в голову не приходит.

- Мне тоже! – Вздохнула я. – Но вот что интересно: зачем крадут драгоценности – понятно, но зачем горничной завещание? И еще, разве баронесса не хватилась бы драгоценностей?

Тетя крепко задумалась. Привел ее в себя мощный толчок - карета подскочила на ухабе. Пробормотав проклятие, Анна Ивановна вдруг пустилась в воспоминания.

- Много лет назад в нашем городе поселилась одна старая графиня, – тетя промолвила это таким тоном, словно рассказывала сказку, и меня снова разобрал смех. – Ну, вот чего ухмыляешься? Ее муж помер, сыновья с невестками заправляли в поместьях, а она была светской дамой, но в семьдесят лет столица - уже слишком шумное место, а наша Умань - в самый раз. Графиня эта любила общество, да и ее любили приглашать, тем более, ходили разговоры, что она еще графа Потоцкого-Щесны и его Софью Прекрасную помнила. Старуха была довольно остроумной собеседницей, в карты играла знатно, ставки делала настоящие - в общем, светская дама. Сыновья в Умани квартиру матери купили, бельэтаж, она там жила с двумя слугами, супругами. Она могла и дом содержать, да он ей был не нужен. Были еще конюх и кухарка, да те в квартире с хозяйкой не проживали.