– Нет! – ответил Керн.

– Вы!.. Это вы виноваты в том, что нас поймали! Вы, негодяй!

– Анна! – повторил муж.

– Не трогайте ее, – сказал Керн. – Пусть выговорится, тогда ей станет легче.

– Вставайте! – закричала женщина.

– Я останусь здесь. Вы можете поступать, как хотите. Сразу за лесом свернете налево и подойдете прямо к чешской таможне.

– Жидовская морда! – закричала женщина.

Керн усмехнулся.

– Только этого не хватало.

Керн увидел, что мужчина что-то шепнул разъяренной женщине и попытался оттеснить ее.

– Он наверняка пойдет на ту сторону, – всхлипывала она. – Он пойдет и пройдет! Он должен… Он обязан…

Муж медленно увел жену в сторону леса. Керн достал сигарету. Он увидел, как в нескольких метрах от него, словно гном из-под земли, поднялось что-то темное; это был старик еврей, который тоже улегся на траву по примеру Керна. Сейчас он приподнялся и покачал головой.

– Какие люди!

Керн ничего не ответил. Он зажег сигарету.

– Вы останетесь здесь на ночь? – мягко спросил старик спустя минуту.

– До трех. Это лучшее время. Сейчас они еще сторожат. А к утру им надоест.

– Ну, подождем до трех, – миролюбиво ответил старик.

– Путь далекий, и часть пути нам, наверно, придется проползти, – заметил Керн.

– Пустяки. Превращусь на старости лет из еврея в индейца.

Они замолчали. Постепенно на небе высыпали звезды. Керн нашел Большую Медведицу и Полярную звезду.

– Мне нужно добраться до Вены, – сказал старик спустя некоторое время.

– А у меня, собственно, нет определенной цели, – сказал Керн.

– Бывает и так. – Старик пожевал травинку. – А потом когда-нибудь окажется, что и у вас тоже есть цель. Так бывает. Приходит со временем. Нужно лишь подождать.

– Да, – согласился Керн. – Нужно подождать. Но чего?

– В сущности, ничего, – спокойно ответил старик, – Когда ты дождешься чего-нибудь, то видишь, что это ничто. И тогда начинаешь ждать чего-нибудь другого.

– Да, может быть, – согласился Керн.

– Меня зовут Мориц Розенталь, я из Годесберга-на-Рейне, – сказал старик через минуту. Он достал из рюкзака тонкий серый плащ и накинул его на плечи. Теперь он еще больше походил на гнома. – Временами кажется смешным, что у человека есть имя, правда? Особенно ночью…

Керн смотрел на темное небо.

– …и особенно когда у человека нет паспорта. Имена должны быть записаны, иначе они человеку не принадлежат.

В кронах деревьев зашумел ветер. Казалось, сразу за лесом начинается море.

– Как вы думаете, они будут стрелять, те, на той стороне? – спросил Мориц Розенталь.

– Не знаю. Наверно, нет.

Старик наклонил голову.

– Все-таки у людей, которым за семьдесят, есть преимущество – они уже не так рискуют своей жизнью…

Штайнер, наконец, узнал, где скрываются дети старого Зелигмана. Адрес, который он нашел в еврейском молитвеннике, оказался верным, но за это время детей успели перевезти в другое место. Прошло много времени, прежде чем Штайнеру удалось узнать, куда – сперва его принимали за шпика и не доверяли.

Он захватил из пансиона чемодан и отправился в дорогу. Дом находился в восточной части Вены. Прошло более часа, прежде чем он добрался до места. Он поднялся по лестнице. На каждом этаже – по три двери. Он чиркал спички и отыскивал нужную. Наконец, на четвертом этаже он увидел овальную медную пластинку с надписью: «Самуэль Бернштейн. Часовщик». Штайнер постучал. За дверью послышался топот ног и шепот. Затем раздался робкий голос:

– Кто там?

– Мне нужно вам кое-что отдать, – сказал Штайнер. – Чемодан.

Внезапно он почувствовал, что за ним наблюдают, и быстро обернулся.

Дверь квартиры за его спиной бесшумно отворилась. В проходе появился тощий мужчина в жилете. Штайнер поставил чемодан на лестницу.

– Вы к кому? – спросил человек в дверях.

Штайнер взглянул на него.

– Бернштейна нет, – добавил мужчина.

– У меня здесь вещи старого Зелигмана, – ответил Штайнер. – Его дети должны быть здесь. Я был рядом с ним, когда случилось несчастье.

Мужчина смотрел на него еще минуту.

– Ты его можешь спокойно впустить, Мориц! – крикнул он.

Зазвенела цепь, щелкнул ключ. Дверь в квартиру Бернштейна открылась. Штайнер вгляделся в тускло освещенную переднюю.

– Что? – удивился он. – Ведь это… ну, конечно, это отец Мориц!

В дверях стоял Мориц Розенталь. В руке он держал деревянную поварешку. На плечи был накинут плащ.

– Это я… – ответил он. – А это… Штайнер! – внезапно сказал он радостно и удивленно. – Я должен был бы догадаться! Действительно, мои глаза слабеют! Я знал, что вы в Вене. Когда мы встречались в последний раз?

– Приблизительно год тому назад, отец Мориц.

– В Праге.

– В Цюрихе.

– Правильно, в Цюрихе, в тюрьме. Хорошие там люди. В последнее время у меня что-то все перемешалось. Полгода тому назад снова был в Швейцарии. В Базеле. Там отлично кормят, но, к сожалению, там нет таких сигарет, какие дают в городской тюрьме, в Локарно. У меня в камере даже стоял букет камелий. Не хотелось уходить оттуда. Милан с ним не сравнишь. – Он помолчал. – Входите, Штайнер. Мы стоим на лестнице и обмениваемся воспоминаниями, словно старые грабители.

Штайнер вошел. Квартира состояла из кухни и комнатки. В комнате стояло несколько стульев, стол, шкаф и лежали два матраца с одеялами. На столе разбросаны инструменты. Между ними стояли дешевые будильники и статуэтки в стиле барокко с ангелами, держащими старые часы; секундная стрелка часов изображала смерть, размахивающую косой.

Над плитой на согнутой ручке висела кухонная лампа с зеленовато-белой ржавой газовой горелкой. На железных конфорках газовой плиты стояла суповая кастрюля, от которой шел пар.

– Я как раз варю для детей обед, – сказал Мориц Розенталь. – Нашел их здесь, как мышек в мышеловке. Бернштейн – в больнице.

Трое детей покойного Зелигмана сидели на корточках у плиты. Они но обращали внимания на Штайнера. Они уставились на кастрюлю с супом. Старшему было около четырнадцати лет, самому младшему – семь или восемь.

Штайнер опустил чемодан.

– Вот… чемодан вашего отца, – сказал он.

Все трое посмотрели на него равнодушно, почти не шевельнувшись. Они только чуть-чуть повернули головы.

– Я его видел, – продолжал Штайнер, – он говорил мне о вас.

Дети молча смотрели на него. Их глаза сверкали, словно отшлифованные черные камни. Газ в горелке шипел. Штайнер почувствовал себя неловко. Он знал, что должен. сказать им что-то теплое, человечное, но все, что приходило ему в голову, казалось глупым и неискренним по сравнению с той сиротливостью, которая исходила от трех молчащих детей.

– Что в чемодане? – спросил старший через некоторое время. У него был бесцветный голос, он говорил медленно, твердо и осторожно.

– Я точно не знаю. Разные вещи вашего отца. И немного денег.

– Теперь это наше?

– Конечно, потому я его и принес.

– Можно мне его взять?

– Ну, конечно, – удивленно ответил Штайнер.

Юноша поднялся. Это был худощавый, длинный, темноволосый парень. Медленно, не спуская глаз со Штайнера, он подошел к чемодану. Затем быстрым звериным движением схватил его и сразу отпрыгнул обратно, точно боясь, что Штайнер снова отнимет у него добычу. Он сразу же потащил чемодан в комнату. Двое других быстро пошли за ним, прижавшись друг к другу, словно две большие черные кошки.

Штайнер взглянул на отца Морица.

– Ну, вот, – сказал он с облегчением. – Они, наверно, давно об этом знали…

Мориц Розенталь помешал суп.

– Это уже их не очень трогает. Они видели, как умирали их мать и два брата. И они теперь почти не реагируют на смерть близких. То, что случается часто, приедается.

– Бывает и наоборот, – сказал Штайнер.

Мориц Розенталь посмотрел на него, вокруг его глаз собрались морщинки.

– Если человек еще совсем молод – нет. И если человек стар – тоже нет. А вот остальные годы – это плохое время.