Она осталась у стола и подавала ему пироги, хлеб, мясо, огурцы. Она смотрела, как он ест, молча приготовила чай. Потом большими шагами пошла по маленькому вагону – гибкая и ловкая, как пантера, привыкшая к своей тесной клетке. Лицо ее приняло строгое и загадочное выражение, и внезапно она показалась Штайнеру какой-то библейской фигурой.

Он поднялся и достал свои вещи. Он уже обменял рюкзак на чемодан, как только достал паспорт. Открыв дверь вагона, он медленно спустился по ступенькам и поставил чемодан на землю. Потом вернулся.

Лила стояла, опершись одной рукой на стол, и смотрела таким отрешенным и невидящим взглядом, словно была уже совершенно одна. Штайнер подошел.

– Лила…

Она вздрогнула и посмотрела на него. Выражение глаз сразу изменилось.

– Совсем не легко просто так уйти, – сказал Штайнер.

Она кивнула и обняла его одной рукой.

– Без тебя я останусь совсем одна.

– Куда ты пойдешь?

– Еще не знаю.

– В Австрии ты будешь чувствовать себя в безопасности. Даже если она станет немецкой.

Она с серьезным видом посмотрела на него.

– Жаль, что все так получается, Лила, – едва слышно сказал Штайнер.

– Да…

– И знаешь, почему?

– Знаю. И ты это тоже знаешь.

Они продолжали смотреть друг на друга.

– Странно, – сказал Штайнер. – Ведь между нами – совсем небольшой кусочек времени, крохотный кусочек жизни. Все другое остается на своем месте.

– Это – не кусочек, это все время, Штайнер, – мягко сказала Лила. – Все наше время и вся наша жизнь.

Он кивнул. Лила взяла лицо Штайнера в свои руки и сказала по-русски несколько слов. Потом дала ему хлеба и немного сала.

– Съешь, когда будешь далеко отсюда. Тогда на чужбине тебе не придется есть хлеб вместе с горем. Ну, а теперь иди!

Штайнер хотел поцеловать Лилу но, взглянув на нее, решил этого не делать.

– Уходи! – прошептала она. – Уходи теперь…

Он пошел через лес. Спустя какое-то время оглянулся. Городок балаганов утонул в ночи, и не осталось ничего, кроме лихорадочного дыхания ночи, светлого четырехугольника открытой двери вдалеке и маленькой фигурки, продолжавшей стоять в неподвижности.

Через четырнадцать дней Керн снова предстал перед окружным судом. Полный, круглолицый мужчина озабоченно посмотрел на него.

– Я должен сообщить вам неприятную новость, господин Керн…

Керн выпрямился. «Четыре недели, – подумал он. – Нужно надеяться, что дали не больше четырех недель! А на такой срок Беер сможет удержать Рут в больнице».

– Верховный суд отклонил ваше обжалование. Вы слишком долго находились в Швейцарии. Вынужденное пребывание не оправдывается таким сроком. И потом

– этот случай с жандармом… Вас осудили на 14 дней тюрьмы.

– Еще на четырнадцать?

– Нет. Всего на четырнадцать. Время, которое вы просидели под арестом, полностью засчитывается.

Керн глубоко вздохнул.

– Значит, уже сегодня я могу выйти?

– Да. Ничего не поделаешь, но будет считаться, что вы сидели не под арестом, а в заключении, и получили судимость.

– Это я как-нибудь переживу.

Судья посмотрел на него.

– Было бы лучше, если бы у вас ее не было. Но ничего не поделаешь…

– Меня вышлют сегодня? – спросил Керн.

– Да. Через Базель.

– Через Базель? В Германию? – Он был готов сразу же выпрыгнуть в окно и бежать, куда глаза глядят. Он уже неоднократно слышал, что эмигрантов высылали обратно в Германию, но большей частью это были такие беженцы, которые убегали непосредственно оттуда. Керн быстро огляделся.

Окно открыто, а помещение суда находилось вровень с землей. За окном – яблоня свешивала свои ветки, за ней – изгородь, которую можно перепрыгнуть, а там – свобода!

Судья покачал головой.

– Вас вышлют не в Германию, а во Францию. У Базеля проходит граница с Германией и Францией.

– А нельзя перейти границу у Женевы?

– К сожалению, нет. Базель ближе всего. На этот счет у нас есть указания. Женева – намного дальше.

Керн немного помолчал.

– А вы уверены, что меня вышлют во Францию? – спросил он.

– Абсолютно уверен.

– И вы никого не высылаете в Германию из тех, кто вам попадается без документов?

– Насколько я знаю, никого. Это может случиться только в пограничных городках. Но я почти не знаю таких случаев.

– Женщину вы тоже наверняка не вышлете в Германию?

– Конечно, нет. Я, во всяком случае, этого никогда не сделаю. А почему вы об этом спрашиваете?

– Просто так. В дороге я встречал многих женщин, у которых не было бумаг. Им приходилось еще труднее. Поэтому я и спрашиваю.

Судья Вынул из дела листок и показал его Керну.

– Вот ваш приказ о высылке. Теперь вы верите, что вас вышлют во Францию?

– Да.

Судья положил бумагу обратно в дело.

– Ваш поезд отходит через два часа.

– Значит, в Женеву попасть совершенно невозможно?

– Невозможно. Беженцы и так заставляют нас нести огромные железнодорожные расходы. Имеется строгое указание – посылать их к ближайшей границе. В этом я вам действительно не могу ничем помочь.

– А могли бы вы отправить меня в Женеву, если бы я сам оплатил расходы на дорогу?

– Да, тогда это возможно. Вы что, действительно хотите это сделать?

– Нет, у меня слишком мало денег для этого. Я поинтересовался просто так.

– Не следует задавать слишком много вопросов, – ответил судья. – Собственно, поездку в Базель вы тоже должны были бы оплатить из собственного кармана, если бы у вас были деньги. Но я не стал интересоваться этим вопросом. – Он поднялся. – Будьте здоровы! Желаю вам всего хорошего! Надеюсь, во Франции вы устроитесь. Будем надеяться также, что все скоро изменится!

– Да, конечно! Без этой надежды нам оставалось бы только повеситься.

Послать весточку Рут Керн больше не смог. Беер приходил накануне. Он сообщил Керну, что Рут останется в больнице еще на неделю. Керн решил написать ему сразу же с французской границы. Зато теперь он знал самое важное: Рут ни в коем случае не вышлют в Германию, а если у нее хватит денег, то отвезут и в Женеву.

Ровно через два часа за ним зашел полицейский, одетый в штатское. Они отправились к вокзалу. Керн нес чемодан. Накануне Беер ходил в овчарню и принес чемодан Керну.

Они проходили мимо гостиницы. Окна столовой, находившиеся вровень с землей, были распахнуты. Оркестр цитр исполнял народный танец. Ему подпевал мужской хор. Рядом с окном стояли два певца в одежде альпийских пастухов; положив руки на плечи друг другу и чуть покачиваясь, они с переливами исполняли тирольскую песню.

Полицейский остановился. Один из певцов, тенор, перестал петь.

– Куда ты запропастился, Макс? – спросил он. – Все уже ждут.

– Служба, – ответил полицейский.

Певец скользнул взглядом по Керну.

– Черт возьми! – проворчал он внезапно грудным голосом. – Значит, наш квартет сегодня вечером развалится.

– Ни в коем случае! Я вернусь через двадцать минут.

– Точно?

– Точно.

– Хорошо! Мы сегодня обязательно разучим песню на два голоса. Не простудись!

– Нет, нет.

Они отправились дальше.

– Разве вы не будете провожать меня до границы? – спросил Керн через некоторое время.

– Нет. Теперь мы это делаем иначе.

Они подошли к вокзалу. Полицейский разыскал начальника поезда.

– Вот этот – сказал он, показав на Керна, и передал тому приказ о высылке. – Счастливого пути, молодой человек! – вежливо попрощался он и удалился, стуча каблуками.

– Пойдемте! – Начальник поезда привел Керна к товарному вагону. – Залезайте сюда! – сказал он, показывая на тормозное отделение.

В маленькой кабинке не было ничего, кроме деревянного сиденья. Керн задвинул под него свой чемодан. Начальник поезда запер дверь снаружи.

– Ну, вот и все. В Базеле вас выпустят.

Он пошел дальше по тускло освещенной платформе. Керн посмотрел в окно и незаметно примерил, не сможет ли он вылезти в него. Окно оказалось слишком узким.