— Аведди расспрашивал меня наедине а том, где вас искать, как вы и предполагали. Но я ответил, как было велено. Ему не понравилось, когда я сказал, что не смогу передать никаких сообщений от него. Он уже хотел уйти, но потом остановился и спросил, выглядели ли вы «здоровым» и «спокойным». Я ответил, что вы казались вполне здоровым, и я не заметил никакой напряженности, если он это имел в виду под словом «спокойный». Он сказал, что если вы хотя бы один раз неудачно пошутили, это и означает «спокойный», и тогда ему тоже не о чем волноваться. Тогда я пересказал ему ваши слова. О том, что вы много раз намеревались войти в его сны, но все-таки выбрали мои, потому что они «менее напыщенные и более красочные». Я не совсем понял Аведди, но он засмеялся и сказал, что теперь все в порядке. Все ли я правильно сделал? Он обращался ко мне и ничего не стал передавать для вас, поэтому я пересказал нашу беседу. — Крупное тело Феида заполнило почти всю палатку, вместе с запахом пота и ароматического масла, которым он смазывал волосы и бороду.

— Да, ты все сделал как надо. — Несмотря на мое сомнительное положение и снедающую меня тревогу, мне хотелось засмеяться. Но я сдержался, чтобы не обидеть послушного Феида. — Благодарю тебя, Феид. Огромное спасибо. Пока больше ничего не надо. Как и прежде, мои слова предназначены только тебе, и в ответ я хочу слышать лишь твои собственные мысли и наблюдения. Это условие моего пребывания здесь. — Я обещал разговаривать только со своим спящим и, кажется, уже нарушаю клятву.

— Да, господин, я понял. Наш бог Госсопар прошел через множество испытаний, пока обрел свою силу. Однажды ему пришлось сжечь все волосы на теле, совершенно везде, и ходить без волос целый год. Не иметь возможности разговаривать с товарищами, пусть даже во время битвы, гораздо проще, особенно если в вашем распоряжении наследник Сузы.

— Точно. — Я больше не мог сдержать улыбки. — Хотя у эззарийцев не так много волос, мне едва ли понравилось бы такое испытание.

Но и это испытание мне не нравилось. Феид извинился и ушел молиться своим богам, как это требовалось перед битвой. А я остался сидеть у стенки палатки, прислушиваясь к звукам в лагере. Кроме поскрипывания кожи и звона стали до меня доносились нервные смешки, последние наставления, негромкие подбадривания, обещания не посрамить товарищей и отомстить за павших, все обычные для людей слова, которые были мне запрещены. Несколько человек подошли к Элинор, чтобы через нее передать слова любви для своих семей. Я мысленно сделал то же самое. Тебе, мой сын. Если я смогу это сделать… сделать мир цельным и здоровым ради тебя… Я совершу все, что от меня потребуется.

Тяжелые шаги замерли у противоположной стены палатки.

— Твоя сестра совершенно права, ты знаешь, — негромко говорил Александр. — Не лезь в бой, пока полностью не поправишься. Поверь, я знаю, каково тебе оставаться в стороне.

— Раньше я всегда был с моими людьми в любой опасности.

— Несмотря на все мои недостатки, многие в Загаде восхваляют меня за храбрость, потому что я поехал тогда на бой с Хамраши. Они не понимают, что я выбрал самый легкий путь. Нам предстоят еще сражения, Блез. У тебя еще будут возможности проявить себя, боюсь, даже чаще, чем нужно.

— Пусть боги хранят тебя этой ночью, лорд Александр.

— Я хочу кое-что понять, узнать больше о некоторых воинах, ты не прогуляешься со мной еще немного? Вот, например, Феид…

Я мог бы совершить превращение, последовать за ними и выяснить, о чем они будут говорить дальше. Но даже такое одностороннее общение нарушало мое соглашение с Ниелем. Месяц-другой, говорил мадоней, и я смогу поступать так, как мне будет угодно. А до тех пор придется от моих друзей скрываться.

Через несколько месяцев после нашего с Александром бегства могущественное семейство Рыжки осуществило свои намерения и поселило одного из младших родственников в Ган-Хиффире, последнем поместье семьи Беков. Бек, видевший что случилось с Набоззи, не стал протестовать, а просто переехал в Танжир. Оттуда, из маленького домика, он продолжал управлять имением, фермами, находил рынки для сбыта своей пшеницы. Он громко заявлял, что, хотя великодушный Эдек и отдал прекрасную крепость Рыжкам и их союзникам, он вовсе не хочет, чтобы дерзийские дворяне и их слуги умерли с голоду. Но это все-таки не спасло старого Бека. Первый лорд, его три сына и зять были приговорены к казни, их жен заставили принять яд. Воины Бека оставались в казармах Ган-Хиффира, но их лишили желто-голубых шарфов Беков, теперь они подчинялись непосредственно Императору, но командовал ими Рыжка. Александр собирался все изменить.

Когда Аведди и его воины выехали в Танжир, я полетел вместе с ними в теле сокола, высоко в черных тучах, чтобы не попасться на глаза Александру. Если он поймет, что я был в лагере, моя клятва будет нарушена.

Через полчаса Блез привел нас под стены Танжира. Тогда я оставил отряд и полетел, чтобы открыть ворота.

Танжир спал. Наверное, мои недавно обретенные знания о снах дали мне понять, что спит он неспокойно. Кости Совари больше не свешивались со стены, нигде не лежали тела Вассани и Малвера, но я чувствовал рядом с собой в ночи три неупокоенных духа и знал, что Александр тоже ощутит их присутствие. «Мы напомним о вас не только пролитой кровью, — пообещал я, усаживаясь на ту самую балку, с которой когда-то свисал капитан. — Но в эту ночь будет кровь». Перейдя в свое настоящее тело, одного за другим я убрал со стены лучников. Я трогал каждого за плечо, они оборачивались и видели мои крылья и золотое свечение. Тогда я убивал их, говоря: «Это за верного Совари» или «За доблестного Малвера», «За прекрасную Вассани». Когда со стражниками было покончено, я приземлился, вытащил засов из ворот и открыл их настолько, чтобы могли проехать всадники.

Я тут же увидел, что было приготовлено для лордов Беков. На широкой рыночной площади возвышалось пять столбов, прямо между башней и воротами. Они стояли как раз на том месте, где когда-то находилась повозка Вассани. Здесь мы пробивались к воротам, думая, что побеждаем. Я не допущу, чтобы повторились кошмары той ночи.

За стеной был разбит небольшой лагерь, обычный для запирающихся на ночь городов. Горело несколько маленьких костров, позвякивали упряжью животные, хныкали дети. Два молодых купца поили лошадей.

Звезды бесстрастно взирали вниз на привычное зрелище. Из пустыни медленно выехали семь всадников, они казались уставшими после долгого переезда. Они шагом проехали по сонному лагерю, легкий интерес, который вызвало их прибытие, быстро угас. Только я видел из своего укрытия, как семь темных теней проскользнули в ворота. Они подняли головы, проходя передо мной, я поднял руку, приветствуя их, но не спустился и ничего не сказал.

Я оставался на стене, внимательно следя, не приближается ли кто, не идут ли сменить стражу раньше времени, не беспокоят ли молодых купцов, у которых оказалось на семь лошадей больше, чем раньше. Только внимательный наблюдатель уловил бы, что они оседлали лошадей, которых, как говорили, собирались продать утром в городе.

Меньше чем через полчаса первые два человека из отряда Александра вновь появились возле сторожевой башни. Тут же показались и остальные, ведя с собой еще пятерых — это были освобожденные пленники. Дело почти сделано. Но они еще не дошли до ворот, а я уже услышал топот копыт У казарм. Снова предательство? Нет, скорее какой-то сигнал не был вовремя подан, какое-то сообщение не доставлено. Как бы то ни было, нам пора спешить.

Держа наготове меч, я спрыгнул вниз и приземлился на краю рыночной площади, в том месте, откуда появятся преследователи. Александр, замыкавший отряд, оставил их и помчался ко мне.

— Что ты делаешь? — Я знаком остановил его и указал концом меча в темноту, откуда надвигалась опасность. Хотя принц и не мог еще ничего услышать, он быстро нагнал остальных и крикнул им: — Бежим!

Скоро до него тоже донесся стук подков о булыжники, а потом и испуганные крики стражников, которые выглянули из бойниц и увидели мое свечение, когда я поднялся на столбе вращающегося песка. После этого чувство времени покинуло меня. Я был занят двадцатью воинами Рыжки.