— Она здесь скорее из-за тебя, а не из-за меня, — ответил я, выжимая улыбку и придерживая тяжелый мешок, пока она освобождалась от его лямок. — Ты ведь просто водишь дружбу с рей-киррахами, а не пускаешь их внутрь. — Только с Фионой я позволял себе шутить по поводу Денаса. Может быть, потому что она не боялась. Если Фиона верила во что-то, пусть даже в признанного нечистым Смотрителя, ничто не могло ее переубедить.
Фиона опустилась на землю рядом с Катрин, вынимая из своего мешка книгу в кожаном переплете и флягу с водой. Она отпила большой глоток, закашлялась, вытерла рот и посмотрела на Катрин.
— Зачем вы здесь, госпожа? Вы никогда не переступали границ дозволенного, а когда речь идет об испорченности… после того, как вы позволили королеве казнить вашего друга…
— Тьенох хавед, кафидда, — перебила ее Катрин.
— Кафидда? — Глаза Фионы широко распахнулись от недоверия. — Почему кафидда? Этого титула не существует, с тех пор когда королева приказала считать, что не существую я сама. Неужели вы забыли?
— Королева мертва.
Пока ошеломленная Фиона выслушивала сокращенный рассказ Катрин, я изо всех сил сдерживался, чтобы не перебить их, не закричать, что все не имеет смысла, пока я не попаду в Тиррад-Нор и не сделаю что-нибудь, чтобы убедить Ниеля прекратить свои игры. Я метался вокруг костра, между колоннами, рядом с сидящими женщинами. «Успокойся, — говорил я себе. — Слушай птичье пение. Чувствуй воздух. Вдохни сладкий запах иссохшей травы. Пройдет час, и ты будешь ненавидеть запахи шалфея и дикой горчицы. Станешь восторгаться редиской и плохой поэзией, ледяными бурями и женщинами, которые притворяются слабыми, чтобы привлечь к себе мужчин». Как это, стать кем-то другим, заиметь чужие привычки и память, совершенно непохожие на твои собственные? Как я буду жить с противоречивыми желаниями? Я буду любить музыку или нет? Я буду бегать или медленно ходить? Как меня будут звать? Тысячи баталий станут разыгрываться каждый час.
Блез сидел на траве, слушая и наблюдая, обхватив руками длинные ноги. Его спокойствие резко контрастировало с озабоченностью остальных.
— У нас не так много времени, чтобы решать, кто куда идет, — произнес он негромко, когда Катрин завершила свой рассказ. — До набега на Сиру осталось два дня.
Фиона вдруг закашлялась, все ее хрупкое тело сотрясалось.
— Я поправлюсь через пару недель, — отмахнулась она от нас. — Мне кажется, я поняла, в чем суть этой болезни, а заодно и некоторых других вещей. — Она еще раз отхлебнула из фляги и посмотрела на меня. — Так куда же ты идешь сначала, спасать Дрика или в Тиррад-Нор?
Я мотнул головой на Ворота.
Фиона кивнула.
— У тебя есть время выслушать? Я всегда хотела пойти туда с тобой, но… — Она перевела взгляд на Катрин.
— Ты нужна дома, — произнес я, ощущая несказанное облегчение. Я не хотел никаких спутников. — Я рад, что они наконец поумнели и послали за тобой. Расскажи вкратце то, что поможет мне в Тиррад-Норе. Я просто должен понять что могу там найти.
— Понять… я сама толком не понимаю. Могу лишь рассказать, что видела там.
Следующие два часа, пока солнце поднималось все выше над нашей частью колонн, а безлунная ночь вступала в свои права над другой их частью, юная кафидда рассказывала мне, что ей удалось увидеть в Кир-Наваррине. Рей-киррахи почти не замечали ее, теперь, когда они были дома, люди их не интересовали. Когда они прорвались за Ворота, то тут же рассредоточились по всей земле, ища свои имена, семьи и дома, те знания и воспоминания, которых лишились вместе с физической жизнью, когда наши предки отделили часть своих душ от их тел из-за страха перед узником Тиррад-Нора.
— Разумеется, они не смогли жить снова так, словно ничто не нарушало их жизни, — говорила Фиона. — Но я видела небольшие группы рей-киррахов, гуляющих вместе, смеющихся, болтающих. Они вместе купались в озерах или плавали на лодках, охотились, что-то праздновали. Иногда я видела только их световые оболочки, они прекрасны, как ты и говорил, это меня удивляло. Мне казалось, что теперь, когда они снова в Кир-Наваррине, они захотят все время пользоваться телами. Иногда рей-киррахи путешествовали со мной один-два дня, а потом возвращались к своим делам. Один из них, по имени Криддон, сказал, что знает тебя, мастер, особенно заинтересовался моими исследованиями, поскольку пытался предпринять нечто похожее. Понять, что произошло с рей-киррахами и почему, и решить, как им жить теперь. Они приходят в себя не так быстро, как ожидалось, но они учатся…
Учение, конечно, было главным. Рей-киррахи никогда не обретут снова полноценного телесного существования. Их собственные тела давно умерли. Они надеялись, что в чудесных землях Кир-Наваррина смогут обучить свои созданные тела ощущениям и вернуть им утраченную память.
— Криддон был очень взволнован, он сказал, что вот-вот вспомнит свое имя, более того, он вспомнил, что у него был брат Сирто, и отправился на его поиски. Он просил передать Денасу… тебе… что Бикс ошибался насчет фруктов и птиц. Криддон сказал, что ты должен прийти и разрешить все их споры раз и навсегда. — Фиона сунула в рот дольку апельсина и посмотрела на меня, ожидая объяснений.
— Криддон и Викс вечно спорили по поводу еды, — ответил я нетерпеливо. — О том, что и как следует есть, если у них появится ощущение вкуса. Викс говорил, что жарить птицу — пустая трата времени, а вот жареные фрукты должны быть восхитительны. Денас впадал в ярость, когда они заводили подобные беседы. Его бесила такая зависимость от плоти, когда речь шла о восприятии мира. Он с трудом заставлял себя есть, спать… Он предпочел бы покончить с едой раз и навсегда. — Я всегда испытывал странное чувство, говоря о Денасе, когда на самом деле он был внутри меня и все слышал, особенно теперь, когда уже очень скоро мы станем единым существом. — Значит, теперь, когда у них есть тела, они могут чувствовать нормально?
— Так они говорят. Ты дал им эту возможность, Сейонн. Ты не представляешь, как они уважают тебя и Денаса.
— Я рад, что так получилось. — Прекрасно, что я сумел сделать что-то для Блеза, для своего сына, для рей-киррахов, путь их будущее пока и неясно.
Но Фиона еще не закончила свой рассказ.
— Все это я узнала еще в первый раз. Уже тогда Криддон сказал, что некоторые рей-киррахи отказались искать свои семьи. А некоторые не захотели искать даже имена. Он не понимал их. Имена могут сделать их цельными, так он говорил, связать их световую оболочку с телом, чтобы они могли жить полной жизнью. — Фиона подалась вперед, словно желая придать особую силу своим словам. — Когда несколько недель назад я вернулась, все было иначе. Я бродила целыми днями и не находила никого. Дома были построены наполовину. Недавно засаженные поля зарастали сорняками. Мне встретилось всего несколько рей-киррахов в телесных оболочках, даже их свечения казались совсем призрачными. Цвета, такие яркие до сих пор, были безжизненными. Я нашла Криддона, сидящего на берегу реки, его тело все еще присутствовало, но он с трудом удерживал вместе его части. То руки, то ноги, то туловище превращались в свет. Но тогда он касался травы или погружал руку в воду, и его тело снова становилось целым. Я спросила, нашел ли он своего брата, Криддон ответил, что не знает. Он с трудом поддерживал разговор. Он так и не вспомнил свое имя, но больше всего беспокоился из-за других рей-киррахов. Очень многие из них решили, что тела слишком обременительны, так он сказал. Больше всего им не нравилось спать. Криддон и сам страдал из-за этого. Они просыпались гораздо более уставшими, чем ложились, поэтому многие расстались с телами, чтобы не спать. Но это не помогло. Они все чувствовали себя совершенно измученными, а некоторые просто исчезли. Никто не знает, куда они делись.
— Он использует их, — сказал я. — Теперь у них есть тела, и они могут спать, он ходит и по их снам, а находиться так близко к нему и в таком состоянии… Он хочет заполучить их силу. Он каким-то образом отбирает ее у них. — Фиона как-то странно смотрела на меня, и я понял, что разговариваю сам с собой. Я никак не мог сосредоточиться на ее рассказе. — А что насчет узника, Фиона? Они говорили что-нибудь о том, кто живет в Тиррад-Норе?