Пойндекс с определенностью знал, что не пойдет ко дну вместе с ними. Посему, пока его коллеги спорили, он копался в своем багаже приемов выживания.

Краа предложили разослать флот по всем направлениям. Любая система, хотя бы чуть-чуть замешанная, должна была быть разбита и занята имперскими войсками. Ловетт и Мэлприн одобрительно зашумели.

Пойндекс подождал немного, прежде чем взять слово, – пусть немного стравят пар.

– Я разделяю ваше негодование, – сказал он. – Несмотря на то, что мое имя отсутствует в этих чудовищных образчиках лжи, я рассматриваю атаку на любого члена Совета как атаку, направленную против всех нас. Но надо посмотреть в лицо реальности. Горючего не хватит – даже на одну десятую того, о чем здесь говорилось.

Слова его были встречены тишиной протрезвления. Сказанное Пойндексом – правда.

Они начали сужать размах операции – понемногу, шаг за шагом следуя уговорам Пойндекса, который старался делать это не слишком явно. В итоге решено было ограничиться одной лишь целью – Ньютоном. Туда посылался карательный отряд, а оставшихся в живых, если таковые будут, предполагалось доставить в столицу для примерного наказания.

Мэлприн выступила с предостережением, что войска могут быть не полностью лояльны, учитывая недавние воинские чистки. Пойндекс знал, что она также беспокоится, как бы обвинения в убийстве не заронили искру революции. Все остальные очень хорошо поняли ее слова.

В конце концов постановили, что в экспедиционный корпус должны войти лишь самые верные Тайному Совету части.

Прежде, чем соглашение было достигнуто и флот послан, Пойндекс намеренно выбросил предупредительный флаг – сделал официальное заявление для записи в протокол.

– Я уверен, что это должно быть сделано, – заявил он. – Однако считаю ошибкой не указать на опасность данной акции. Есть соображения в пользу того, чтобы просто игнорировать всю ситуацию. Вы уже издали приказ об исключении из общественного сознания всех сведений о процессе, затеянном Трибуналом, в масштабе Империи. Продолжите в том же духе. Не откликайтесь. Дайте им ускользнуть. Мы сможем потом легко арестовать возмутителей спокойствия по другому поводу. Кроме того, сама по себе атака может вызвать обратную волну. Наши союзники могут испугаться. Уверен, что вы сами это понимаете. Я всего лишь хочу указать на то, что даже мелкие детали не следует упускать из виду.

– Ну и черт с ними, союзниками дурацкими, – каркнула одна из Краа.

– Если мы не отреагируем, некоторые глупцы могут решить, что эти возмутительные обвинения – правда, – сказала Мэлприн.

– Послать флот! – рявкнул Ловетт.

Пойндекс послал флот. Однако, раздавая приказы, он вызывал своих самых доверенных помощников. Надо было свершить великое дело прикрытия своей задницы.

Пойндекс вынужден был опережать события; иначе он будет подмят ими.

Капитан имперской Гвардии в отставке Хосфорд поднялся на холм, слегка отдохнул, поел и дал себе целых пять минут на то, чтобы перевести дух перед тем, как пуститься вниз, через следующую долину, а затем вверх на дальний гребень.

Он не только чувствовал себя слишком толстым и старым для своего поручения; само поручение было совершенно пустым и неблагодарным.

В Империи осталось лишь две нетленные ценности. Первая – пуля и бомба, доказавшие свою власть даже над Бессмертным. Вторая – гурки.

Гурки, да будет вам известно, лучшие солдаты, которые каша-либо существовали на свете, и не только среди людей. В большинстве миров все думали, что более смертоносный вид разумных существ появиться не может, а если появится, то хотелось бы надеяться, что они будут так же твердо стоять на стороне Империи. Для многих-многих, кто видел гуркских солдат на экране, слова "гурки" и "Империя" значили одно и то же.

Тайный Совет хотел вернуть их – и потому, что желал иметь абсолютно верных и неподкупных телохранителей, и для того, чтобы "узаконить" свое правление в глазах общественности. Тайный Совет стремился к легитимности.

Отсюда и проистекала миссия капитана Хосфорда.

Хосфорд был – годы, жизнь, несколько жизней тому назад, так ему казалось, – командиром гуркской личной охраны Императора. Очень многообещающий офицер, рожденный для высокого звания – как, без сомнения, и любой, кого подбирают для службы в качестве капитана Гвардии.

Служба была увлекательной и, как впоследствии это узнал и Стэн, заместивший Хосфорда на его посту, совершенно не оставляла места для личной жизни.

Все шло хорошо до тех пор, пока Хосфорд не влюбился. Влюбился глубоко и страстно. Так сильно, что обклеил стены своего жилища портретами Мэви.

Мэви никогда ничего такого не говорила, но Хосфорд сам понимал, что оказался перед выбором: или служба – или любовь.

Он испробовал все возможности как-то выйти из положения. В армии не любят тех, кто вдруг резко ломает планы, выстроенные в его отношении. Поэтому единственное назначение, которое ему предложили, когда он обрывал провода в поисках чьей-нибудь благосклонности, было, по сути, ссылкой – должность в приграничной зоне. Хосфорд принял пост, и Мэви поехала с ним.

Само собой, в Гвардии продвижение ему уже не светило. Он отказался от офицерского звания, не стал оставаться сверхсрочно, когда начались Таанские войны, и скитался всюду вместе с Мэви. Он думал, что блуждания его бесцельны, но однажды, вычертив кривую своих перемещений, понял, что (и это совершенно логично) все время стремился поближе к Земле.

И к гуркам.

К гуркам, которые, может, и становились богатыми, когда, выжив после имперской службы, возвращались домой, но страна их, Непал, так и оставалась примитивной провинцией. Таким ее сохранял царь, заявлявший, что его династия восходит к временам, когда родились боги гор. Он обязан защитить Непал и его народ. Защитить и сохранить. Страна являлась священным местом – от пиков Даулагири, Аннапурна и Джомолунгма и до долины Лумбини, места, где родился Гаутама Будда. На практике это означало, что непальцев изо всех сил отговаривали от излишней цивилизации. Они, конечно, теперь уже не мерли от сонной болезни и туберкулеза, и продолжительность их жизни возросла, пусть и не соответствовала стандартам цивилизованной части Империи; но все равно, они влачили примитивное племенное существование.

Хосфорд хотел им помочь.

Осесть в Непале ему не разрешили – в страну не допускали никого из иностранцев, за исключением ограниченного числа кратковременных визитеров. Он с Мэви нашел пристанище в Дарджилинге, когда-то части многонациональной страны под названием Индия.

Находясь там, он делал что мог – способствовал развитию образования в Непале, оказывал посильную помощь старым солдатам, помогал деньгами и работой поникшим духом, близким к самоубийству молодым людям, которым отказали в военной службе.

Ему и другим бывшим гуркским офицерам было позволено бывать в Непале два раза в год для раздачи пенсионных денег, распространения технических знаний и набора молодых солдат – последнее прекратилось шесть лет назад, после того, как Император был убит и гуркские солдаты вернулись домой. Каждый год Хосфорда посылали в качестве представителя Тайного Совета, чтобы еще раз попытаться набрать рекрутов. И каждый раз его встречали улыбками, выпивкой и словами: "Мы служим Императору. Только Императору".

Первые два раза он пытался убеждать: Император мертв. Неужели они теперь прекратят свои воинские традиции?

Ему отвечали так: "Нет, капитан. Мы не глупцы. Вернется Император, вернемся и мы. Но служить Тайному Совету? Никогда. Он не стоит и волоса из подхвостья яка".

Почему Хосфорд возвращался сюда снова и снова? Поручение Тайного Совета служило скорее поводом. Кроме этого, он оставлял деньги деревенским старейшинам для нужд поселка. Но даже просто быть в Непале, с непальцами, быть в горах – причина достаточная.

– Еще один год, – проворчал отставной капитан. – Еще одна поездка. Еще один отказ. Наверное, последний. Иначе мое тело найдут через много лет где-нибудь на склоне холма, когда сердце не выдержит.