Стены пасти Похитителя Душ воздвиглись вокруг него, и он мог лишь смотреть, как его проглатывают.

Он не успел даже закричать, как челюсти сомкнулись, и он присоединился к проклятым.

Квентл одна стояла в Ущелье Похитителя Душ. Она знала, что отважившийся пройти испытание должен сделать это в одиночку.

Она знала также, что Похититель был единственным уцелевшим существом из мифологии давно ушедшего мира. Ллос позволила ему обитать на Дне Дьявольской Паутины, потому что он забавлял ее, устраивая решающее испытание для некоторых из ее просителей.

Верховная жрица не знала, почему одних испытывают, а других нет. Она относила это к хаотическим капризам Ллос. Когда Квентл погибла от рук мужчины-изменника в Год Теней, ее душа попала в город Ллос без испытания Похитителем.

Она понимала, что во второй раз без этого не обойдется.

Держа плеть в руке, Квентл зашагала по узкому проходу. Между стенами ущелья свистел ветер, взывая к Йор'таэ Ллос. Змеиные головы ее плетки стреляли язычками, прислушиваясь, пробуя воздух.

Он приближается, госпожа, — сказала Ингот.

Квентл знала. Кожа ее покрылась пупырышками.

Когда она услышала зловещее шипение Похитителя Душ и ощутила его сводящее с ума бормотание какой-то первобытной частью своего мозга, ей пришлось бороться с собой, чтобы продолжать переставлять ноги одну за другой.

Она Избранная Ллос, напомнила себе верховная жрица, и ее ничто не остановит.

Похититель Душ выполз из пола перед нею, проходя сквозь камень как сквозь воздух, — змеящийся, огромный, полупрозрачный. Внутри его длинного туловища копошились души, пойманные, отчаявшиеся, страдающие. Похититель был могилой и камерой пыток для тысяч и тысяч несчастных душ.

Квентл не собиралась добавлять к ним свою.

Будь осторожна, госпожа, — сказала К'Софра.

Но Квентл не намерена была быть осторожной. Время осторожности прошло. Она была готова встретить то, что уготовил ей Похититель Душ.

Сжав в руке символ Ллос, с молитвой к Паучьей Королеве на устах, она бросилась навстречу призраку. Он разинул рот и зашипел, явив ей искаженные лица бесчисленного множества плененных душ, набившихся в его глотку. Квентл без колебаний проскочила между зубов прямо к нему в пасть.

Халисстру привела в сознание ненависть. Ярость заставила ее открыть глаза. Пересиливая боль, она уставилась в небо Ллос. Была ночь, и она чувствовала на себе тяжелый взгляд восьми звезд Паучьей Королевы.

Над нею проносились души, спешащие к своей темной госпоже, и им не было дела до ее страданий.

Халисстра превозмогла боль и села.

У нее кружилась голова и перед глазами все плыло, но она уперлась рукой в землю, пока это ощущение не прошло.

Окровавленные останки Фелиани лежали неподалеку, поблескивая в тусклом свете. По маленькому телу эльфийки сновали пауки, пожирая ее плоть и кровь. Тело Улуйары лежало рядом с Фелиани. Вещество, сковавшее ее неподвижностью, исчезло. Она лежала на спине, уставившись в небо, зияя перерезанным горлом. В ране кишели пауки.

К своему удивлению, Халисстра не испытывала сострадания к своим павшим сестрам. Она не чувствовала ничего, кроме ярости, жаркое белое пламя гнева сжигало ее изнутри.

На ее глазах тело Фелиани содрогнулось и влажно забулькало. Она была еще жива.

Ярость помогла Халисстре подняться на ноги и подобрать Лунный Клинок. Тело ее сводило от боли. Разбитое лицо покрыла корка запекшейся крови. У нее была раздроблена челюсть, переломано множество ребер, один глаз не видел вовсе. Она хорошо представляла, как должна сейчас выглядеть.

Души равнодушно пролетали мимо нее в Ущелье Похитителя. Семь звезд Ллос и их тусклая восьмая сестра равнодушно смотрели вниз с затянутого тучами неба.

Халисстра вспомнила слова исцеляющей молитвы, но остановилась, прежде чем первые слова сорвались с ее распухших губ.

Она не станет обращаться к Эйлистри, не станет больше никогда. Темная Дева подвела Хаяисстру, предала ее. Эйлистри была ничем не лучше Ллос. Даже хуже, поскольку претендовала на то, чтобы быть другой.

— Ты могла бы предупредить меня, — выдавила она разбитыми, окровавленными губами.

Теперь Халисстра поняла окончательно и бесповоротно, что раскрыла свои объятия жалкой вере Эйлистри из чувства вины. Она поклонялась слабой богине из страха. Халисстра была рада, что хотя бы перед смертью к ней пришла мудрость.

С Эйлистри покончено. Та часть Халисстры, что молилась Темной Деве, умерла. Воскресла прежняя Халисстра.

— Ты слаба, — сказала она Эйлистри.

Скрипя зубами от боли, она достала из заплечного мешка лиру и запела разорванными губами исцеляющую песнь баэ'квешел. Когда магия возымела действие, ее лицо и голова перестали болеть, раны закрылись.

Она пропела другую песнь, третью, пока тело ее не сделалось снова здоровым.

Но заклинания не способны были излечить пустоту в ее душе. Она знала, как может, как должна заполнить ее, — она чувствовала зов Ллос сильнее, чем когда-либо. С самого начала Молчания Ллос вера Халисстры колебалась, подобно маятнику, между Темной Девой и Паучьей Королевой. Как все маятники, этот должен был когда-нибудь остановиться.

Она посмотрела на черную дыру Ущелья Похитителя Душ. Души влетали в нее и исчезали, проглоченные горой. Халисстра знала, кто ждет ее в конце ущелья: Ллос.

И Данифай.

Она намерена была убить Данифай Йонтирр, убить без жалости. Она изгнала из сознания все, чему научилась у Эйлистри. В ее душе больше не было места симпатии, пониманию, прощению или любви. В ней осталось лишь одно — ненависть. И ненависть даст ей силы.

Этого было достаточно.

Она сознательно позволила прорасти семенам ее былого «я», долго дремавшим в ее душе. С этого момента и впредь она будет поступать так, как подобает дроу. С этого момента она будет беспощадна, как паук.

Халисстра опустила взгляд на свой нагрудный доспех и увидела на металле инкрустацию — символ Эйлистри. С помощью Лунного Клинка она выломала знак. Он упал нa землю, и она раздавила его башмаком, а затем направилась к Фелиани.

Эльфийка валялась на земле растерзанной кровавой грудой. Глаза ее были открыты и неподвижны. Губы шевелились, но из них не доносилось ни звука, кроме тяжелого хрипа угасающего дыхания. Дреглот выел мягкие части ее тела.

Халисстра опустилась на колени возле бывшей подруги. Миндалевидные глаза Фелиани, остекленевшие от боли, сумели обратиться на нее. Рука эльфийки дрогнула, словно пытаясь подняться и коснуться Халисстры.

Халисстра не чувствовала ничего. В душе у нее была пустота.

— Мы все меняемся с каждым мигом, — сказала она вспомнив слова, сказанные ей эльфийкой на вершине одного из холмов Ллос.

Тело Фелиани сотряс вздох, словно в знак согласия.

Не говоря больше ни слова, Халисстра положила руки на горло Фелиани и задушила эльфийку. Это заняло всего несколько мгновений.

Хвала Ллос, едва не произнесла Халисстра, вставая. Едва.

Она направилась к Ущелью Похитителя Душ вслед за потоком мертвых Ллос и вошла в него вместе с другими проклятыми.

По-прежнему пребывая в плотном теле Ларикаль, Громф закрыл двери храма, снял кольчужную рубаху и отложил щит и булаву жрицы. Они могли помешать ему творить заклинания.

Освободившись от ненужных вещей, он направил магическую силу в свои ладони, положил их на два дверных засова и повелел:

— Закройтесь.

Его магия влилась в бронзовые плиты. Теперь двери невозможно было открыть, не рассеяв сначала его двеомер, — непростая задача для любого из домашних магов Ясраены. А пространственный замок личдроу не позволит Ясраене и воинам Дирр пробраться в храм с помощью телепортации или иной сходной магии. Они не смогут войти иначе как через двери, которые Громф только что магически запер лично, или через окна.

Архимаг, обернувшись, осмотрел окна. На каждой стороне нефа было по четыре полуовальных окна, по высоте расположенных примерно посредине каменных стен. Они были достаточно велики, чтобы дроу легко мог пролезть в них. Громф должен был запечатать и их тоже.