— Да, — тихо сказала Криста, — черная магия — черные, наиболее удачные из всех когда-либо выведенных. Я получаю урожай трижды в год, — робко прошептала она, не задаваясь более вопросом, кто этот молодой человек, пораженная охватившими ее чувствами, которые почти увлекли и Деймона.

— Они великолепны, — сказал он, —   это самый глубокий красный цвет, который я когда-либо видел. Ближайший к черному из всех выведенных.

Криста все еще дрожала от радости.

— Можете выбрать одну, если хотите. Я возьму их на выставку в Криквиле на следующей неделе, но могу дать вам одну полностью распустившуюся. Может, Вы сможете почувствовать ее аромат.

— Я… с удовольствием, — сказал Деймон.

— Вы можете подарить ее своей девушке.

— У меня нет девушки, — ответил Деймон, обрадованный возможностью снова солгать.

Руки Кристы мелко дрожали, пока она отрезала для него один из самых длинных, самых прямых стеблей.

Деймон потянулся, чтобы взять розу, их пальцы соприкоснулись. Деймон улыбнулся ей. Когда колени Кристы сами собой подогнулись, Деймон легко подхватил ее и продолжил делать то, ради чего пришел.

Мередит была позади Бонни, когда вошла в комнату Кэролайн.

— Я же сказала, закройте эту чертову дверь! — сказала — нет — прорычала Кэролайн.

Было вполне естественно посмотреть, откуда исходит голос. Прежде, чем Мередит погасила единственный источник света, закрыв за собой дверь, Бонни увидела стол в углу комнаты. Стул, стоявший раньше перед ним, исчез. Кэролайн была под ним. В десять лет это могло бы оказаться удачным убежищем, но восемнадцатилетней Кэролайн пришлось скорчиться в немыслимой позе, чтобы уместиться там. Она замерла на куче тряпья, похожего на обрывки одежды.

«Ее лучшей одежды», — подумала вдруг Бонни, когда в свете закрывающейся двери на мгновение сверкнула искромсанная золотая ткань. Теперь они оказались втроем в темноте. Со стороны двери, выходящей в коридор, свет совсем не поступал.

— Это потому, что коридор находится в другом мире, — Бонни посетила дикая мысль.

— Что со светильником, Кэролайн? — тихо спросила Мередит.

Ее голос был ровный, успокаивающий:

— Ты просила нас приехать и увидеться с тобой, но мы тебя не видим.

— Я сказала приехать и поговорить со мной, — немедленно поправила Кэролайн, точно в прежние времена. Это тоже должно было успокаивать, только  Бонни слышала раскатистый голос из-под стола, можно сказать другого тембра.  Не столько охрипший, сколько… «Ты действительно не хочешь думать об этом. В полуночной тьме этой комнаты», — твердил разум Бонни: «Не столько охрипший, сколько рычащий», — беспомощно додумала Бонни.

Можно сказать, Кэролайн рычала, когда отвечала. По еле слышным звукам Бонни поняла, что девушка под столом задвигалась. Дыхание Бонни участилось.

— Но мы хотим видеть тебя, — тихо произнесла Мередит, — и ты знаешь, что Бонни боится темноты. Можно я просто включу твой ночник?

Бонни чувствовала, что дрожит. Это плохо. Не очень-то умно показывать Кэролайн, что боишься ее. Но всепоглощающая тьма заставляла ее трепетать. Она почти чувствовала, как комната искажается, или, быть может, это только ее воображение. Она слышала звуки — резкие двойные щелчки прямо за спиной — и они заставляли ее каждый раз вздрагивать.

Что было их причиной?

— Ну ладно! Включи тот, что у кровати, — Кэролайн определенно рычала. И направлялась к ним; Бонни слышала шуршание и дыхание все ближе.

Это была паническая, иррациональная мысль, но Бонни ничего не могла с собой поделать и вдруг уперлась во что-то… Что-то высокое и теплое. Это не Мередит. За все то время, что Бонни знала Мередит, от нее никогда не пахло горьким потом и тухлыми яйцами. Что-то теплое завладело поднятыми руками Бонни и стиснуло их с теми же странными щелкающими звуками. Руки не были просто теплыми, они были горячими и сухими. Их края странно кольнули кожу Бонни. Как только свет у кровати включился, все исчезло.  Лампа, что нашла Мередит, излучала тусклый-тусклый рубиновый свет — и понятно почему. Ярко-красный халатик и пеньюар опутывали абажур.

— Это может привести к пожару, — проговорила Мередит, но даже в ее ровном голосе слышалась дрожь.

Кэролайн предстала перед ними в красном освещении. Бонни она показалась выше, чем когда-либо, высокая и мускулистая, с немного выступающим животом. Она была одета обычно, в джинсы и облегающую футболку. Руки шутливо заведены за спину, улыбка прежняя, наглая и лукавая.

«Хочу домой», — подумала Бонни.

— Ну? — не выдержала Мередит.

Кэролайн продолжала улыбаться:

— Что, ну?

Мередит начала выходить из себя:

— Чего ты хочешь?

Кэролайн с лукавством глядела на них:

— Вы навестили сегодня свою подругу Изабелл? Поговорили с ней?

Бонни подавила в себе мощное желание залепить пощечину и стереть тем самым самодовольство с лица Кэролайн. Но она сделала этого. Должно быть, это игра неверного света лампы — она знала, все из-за него, — но, казалось, будто в центре каждого глаза Кэролайн блестит красная точка.

— Да, мы были у Изабелл в больнице, — равнодушно сказала Мередит. И, с очевидным гневом в голосе, добавила: — Ты прекрасно знаешь, что она еще не может говорить. Но, — торжествующе добила она: — доктора уверяют, что все будет хорошо. Ее язык срастется, Кэролайн. Да, у нее шрамы везде, где она пронзила себя, но она вполне сможет разговаривать.

Улыбка Кэролайн погасла, теперь ее лицо выглядело осунувшимся и наполненным глухой яростью

«Из-за чего?» — подумалось Бонни.

— Было бы лучше, если б ты иногда выбиралась из этого дома, — сказала Мередит девушке с медными волосами. — Ты не можешь жить в темноте…

— Я не собираюсь жить здесь вечно, — резко оборвала Кэролайн. — Только пока не родятся близнецы.

Она стояла, по-прежнему держа руки за собой, и выгибая спину так, что живот выпирал больше, чем когда-либо.

— … Близнецы? — Бонни была явно поражена.

— Мэтт-младший и Мэтти. Так я собираюсь их назвать

Злорадная ухмылка в сочетании с бесстыдными глазищами Кэролайн — такого Бонни не смогла выдержать.

— Ты не сделаешь этого! — услышала она свой крик.

— Или, быть может, я назову девочку Хани.

Мэтью и Хани, в честь их папочки, Мэтью Ханикатта.

— Ты не сделаешь этого! — вскричала Бонни еще более пронзительно, — Мэтта даже нет здесь, он не может защититься.

— Да, он весьма неожиданно испарился, не правда ли. Полиция все задается вопросом, почему ему пришлось сбежать. Конечно, — Кэролайн понизила голос до значительного шепота, — он был не один. С ним была Елена. Интересно, чем эти двое занимаются в свободное время? — высокомерно захихикала она.

— С Мэттом не только Елена, — сказала Мередит, теперь ее голос был низким и опасным. — Кое-кто еще. Помнишь договор, что ты подписала? О неразглашении любой информации, касающейся Елены? Кэролайн медленно, точно ящерица, сморгнула.

— Это было давным-давно. Для меня в другой жизни.

— Кэролайн, у тебя не будет вообще никакой жизни, если нарушишь клятву! Деймон убьет тебя. Или… ты уже…? — Мередит осеклась.

Кэролайн все еще по-детски хихикала, будто она маленькая девочка, а кто-то при ней отпустил скабрезную шуточку.

Бонни почувствовала, как по всему ее телу проступил холодный пот. Тонкие волоски на руках приподнялись.

— Что ты слышишь, Кэролайн? — Мередит облизнула губы.

Бонни видела, что она старается удержать контакт с глазами Кэролайн, но рыжеволосая девушка отвернулась.

— Это… Шиничи? — Мередит вдруг кинулась вперед и схватила Кэролайн за руки. — Раньше ты видела и слышала его, когда смотрела в зеркало.  Теперь ты слышишь его постоянно, Кэролайн?

Бонни хотела помочь Мередит. Правда, хотела. Но не могла ни двигаться, не говорить.

В волосах Кэролайн проглядывали седые пряди.

«Седые волосы», — подумала Бонни.

Они светились тускло, и были гораздо светлее, чем пылающая рыжая копна, которой Кэролайн так гордилась. И там были… другие волосы, они совсем не блестели. Бонни видела подобный пестрый окрас у собак, и смутно полагала, что он также встречается среди волков. Но увидеть такое на голове своей подруги, особенно такие, казалось, ощетинившиеся и трепещущие волоски, вставшие дыбом, как у разъяренной собаки… Она ненормальная. Не взбешена, не в ярости; она сошла с ума, — поняла Бонни.