— Я передам ей это, но думаю, что будет сложно оторвать Тайрона от Деборы Колл. Он действительно помешался на ней — хотя доктор Алперт могла бы убедить Коллов уехать с ними.

— Вполне может быть. Это бы означало, что нужно волноваться за меньшее число детей, — сказала миссис Флауэрс, беря чашку Мэтта, для того, чтобы заглянуть в нее.

— Я так и поступлю.

«Это было странно», — подумал Мэтт. Сейчас у него было лишь три союзника в Феллс Чёрч, и все они были женщинами за шестьдесят. Одной из них была миссис Флауэрс, по прежнему энергичная, любящая копаться в своем саду и гулять по утрам; другая — Обаасан — прикованная к кровати, маленькая, как куколка, с черными волосами, забранными в пучок, и у которой всегда имелся совет из тех лет, когда она была жрицей; и последней была доктор Алперт, местный врач, у которой были стальные седые волосы, кожа темно-коричневого цвета, и абсолютно прагматичное отношение ко всему, включая магию.

В отличие от полиции, она не отрицает, того, что происходило, и сделала все, чтобы помочь облегчить страхи детей, а также для оказания консультативной помощи напуганным родителям.

Ведьма, жрица, и врач.

Мэтт полагал, что прикрыт со всех сторон, особенно, учитывая то, что он также знал Кэролайн, которая действительно была одержима в данном случае, и не важно, кем: китцуном, оборотнями или обоими вместе взятыми, плюс что-то еще.

— Я пойду на заседание сегодня вечером, — сказал он твердо. — Дети шептали и общались с друг другом весь день. Я спрячусь где-нибудь, где я смогу увидеть, как они входят в чащу. Тогда я последую за ними до тех пор, пока Кэролайн или — не дай бог — Шиничи или Мисао придут к ним.

Миссис Флауэрс налила ему еще одну чашку чая.

— Я очень беспокоюсь о тебе, Мэтт. Я чувствую, что сегодня будет день с нехорошим предзнаменованием. Не лучший день, для риска.

— Ваша мама вам что-то сказала об этом? — спросил Мэтт с искреннем интересом

Мать миссис Флауэрс умерла примерно в начале 1900-х годов, но это не остановило ее от общения с дочерью.

— Что ж, в том то и дело. Я не слышала ни слова от нее весь день. Я просто попробую еще раз.

Миссис Флауэрс закрыла глаза, и Мэтт увидел, как ее морщинистые веки задвигались — она, по-видимому, искала свою мать или попыталась войти в транс или что-то в этом роде.

Мэтт пил чай и, наконец, начал играть в игру на своем мобильнике.

Наконец, миссис Флауэрс снова открыла глаза и вздохнула:

— Дорогая Мама (она произнесла это слово с ударением на втором слоге), капризна сегодня. Я просто не могу заставить ее дать мне четкий ответ. Она говорит, что встреча будет очень шумной, и затем очень тихой. И ясно — она чувствует, что это будет очень опасно. Я думаю, что мне лучше пойти с тобой, мой милый.

— Нет, нет! Если ваша мама думает, что это опасно я не буду даже пытаться, — сказал Мэтт.

Девушки сдерут с него кожу заживо, если что-нибудь случится с миссис Флауэрс, подумал он.

Лучше не рисковать.

Миссис Флауэрс откинулась на спинку стула с облегчением.

— Хорошо, — наконец сказала она, — полагаю, что мне лучше заняться прополкой. И еще мне нужно срезать и засушить полынь. А черника уже должна быть спелой. Как летит время.

— Что ж, вы для меня готовите и все такое прочее, — сказал Мэтт. — Я хочу, чтобы вы позволили мне оплатить еду и ночлег.

— Я никогда не прощу себе, если возьму с тебя деньги! Ты мой гость, Мэтт. И к тому же мой друг, я надеюсь.

— Совершенно верно. Без вас я бы пропал. А я пойду, прогуляюсь по окраине города. Мне нужно куда-то девать свою энергию. Мне бы очень хотелось… — он внезапно прервался.

Он собирался сказать, что ему хотелось покидать мяч вместе с Джимом Врайсом. Но Джим уже никогда не будет бросать мяч. Не с его изуродованными руками.

— Я просто выйду прогуляться, — сказал он.

— Конечно, — ответила миссис Флауэрс. — Пожалуйста, Мэтт, дорогой, будь осторожен.

Не забудь взять куртку или ветровку.

— Да, мэм.

Было начало августа, жаркого и настолько влажного, что можно было гулять в купальных шортах. Но Мэтта именно так учили обходиться с маленькими пожилыми дамами, даже если они были ведьмами и во многом остры как скальпель, который он положил в карман перед выходом из дома. Он вышел на улицу, пройдясь немного, он свернул вниз — к кладбищу.

Теперь, если за кладбищем он засядет в месте, где склон спускался ниже чащи, ему было видно любого, кто переходил границу Старого Леса, а его, в свою очередь, не было видно с любого места. Он спешил туда, бесшумно перебираясь и прячась за надгробиями, стараясь отслеживать любое изменение в пении птиц, которое указало бы ему о приходе детей. Но единственным пением птиц было карканье ворон в чаще, и он никого не видел вовсе — пока не проскользнул в свое укрытие.

Там он увидел, смотрящее ему в лицо, дуло пистолета, а за ним лицо шерифа Рича Моссберга. Первые слова шерифа, казались на записанную речь, которую произносит говорящая кукла, которую дергают за колечко на спине:

— Мэтью Джефри Ханикатт, я арестовываю вас за оскорбительные действия в отношении Кэролайн Бьюл Форбс. Вы имеете право хранить молчание.

— И вы тоже, — зашипел Мэтт. — Но не надолго! Слышите, как одновременно взлетели эти вороны? Дети идут к Старому Лесу! И они близко!

Шериф Моссберг был одним из тех людей, которые никогда не прекращают говорить  пока не закончат, так что к этому времени он говорил:

— Вы понимаете свои права?

— Нет, сэр!  Mi ne komprenas, Dumbtalk! [21]

Между бровями шерифа появилась морщинка:

— Ты сейчас говорил со мной на итальянском?

— Это эсперанто, у нас нет времени! Там они, о боже, Шиничи с ними! —   последнее предложение было сказано почти неслышным шепотом, поскольку Мэтт наклонил голову и заглядывал через бурьян на краю кладбища, стараясь не задеть его.

Да, это был Шиничи, он шел за руку с девочкой лет двенадцати. Мэтт смутно знал ее: она жила возле Риджмонта. Так как же ее звали? Бетси, Бекка?

Шериф Моссберг издал слабый мучительный звук:

— Моя племянница, — вздохнул он, Мэтт удивился, что он может говорить так тихо. — Это, на самом деле, моя племянница, Ребекка!

— Хорошо, просто оставайтесь на месте и держитесь, — прошептал Мэтт.

За Шиничи линейкой шли дети, он походил на Сатанинского крысолова из сказки, с его черными блестящими волосами которые отдавали на концах красным, и его золотыми глазами, смеющимися в послеполуденном солнце. Дети хихикали и пели, среди них были голоса и совсем маленьких, фальшиво пели «Семь маленьких кроликов».

Мэтт почувствовал, что во рту у него пересохло. Было мучительно наблюдать, как они идут в лесную чащу, словно ягнята идущие на бойню. Он должен был сдерживать шерифа, чтобы тот не застрелил Шиничи. Из-за этого на них мог обрушиться весь ад. Как только последний ребенок скрылся в зарослях, Мэтт облегченно опустил голову, но ему тут же пришлось поднять ее вновь.

Шериф Моссберг приготовился встать.

— Нет! — Мэтт схватил его за запястье.

Шериф вырвался из его хватки:

— Я должен войти туда! У него моя племянница!

— Он не станет убивать ее. Они не убивают детей. Я не знаю почему, но они не убивают. — Вы слышали, какой грязи он учил их. Он споет другую песенку, когда увидит полуавтоматический пистолет Глок, нацеленный ему в голову.

— Слушайте, — сказал Мэтт, — вы должны арестовать меня, правильно? Я требую, чтобы Вы арестовали меня. Только не ходите в этот лес!

— Я не вижу тут ничего, достойного назваться «лесом», — шериф произнес эту фразу с пренебрежением. — Между теми дубами с трудом найдется место, чтобы рассадить всех детей.  Если ты хочешь принести пользу в этом деле, можешь поймать одного-двух детей, когда они будут выбегать оттуда.

— Выбегать оттуда?

— Когда они увидят меня, то начнут разбегаться.  Вероятно, они побегут врассыпную, но некоторые из них направятся по той же дороге, по которой они сюда пришли. Так ты собираешься помогать или нет?