Филип, уныло бродивший по саду, наткнулся на Стефани с Деннисом. Деннис с гордостью демонстрировал ей свою кинокамеру, а в другой руке небрежно держал бокал с шампанским.

— Филип! — позвала его Стефани. — Ты не снимешь меня вместе с моим взрослым сыном?

— С удовольствием, — откликнулся Филип. — А как насчет Сары? Может быть, снять вас втроем?

Стефани ответила с гримасой:

— Кажется, я нынче не пользуюсь особой популярностью у своей дочери. Мне придется поискать способ помириться с ней, когда я вернусь.

— Не волнуйся, она это переживет, — преданно сказал ей Деннис.

— Надеюсь. А как ты?

— Я — в полном порядке. Ладно, дядя Фил, давай снимай.

Филип начал снимать, приговаривая:

— А ну-ка, улыбнитесь, сейчас вылетит птичка. Стефани рассмеялась, обняла Денниса, привлекла его к себе и растрепала ему волосы.

— Я люблю тебя, — сказала она.

Деннис посмотрел на нее сияющим взглядом. Камера продолжала стрекотать.

— Ну, скажи что-нибудь, Денни, а то мы оба стоим тут, как пара манекенов в витрине!

Деннис с критическим взглядом знатока поднял бокал с шампанским:

— Хороший нынче год, правда?

— И ты будешь пить это шампанское? Я-то думала, что ты просто рисуешься. Что скажет директор школы, если я отправлю тебя туда под хмельком?

— Да ему на это наплевать, — беззаботно ответил Деннис. — У нас и так все ребята попивают.

Стефани звонко расхохоталась и чмокнула Денниса в растрепанную голову.

— Получилось что надо, — сказал Филип.

— Спасибо, Фил, достаточно.

Когда Филип передавал камеру Стефани, он с радостью увидел, что к их маленькой группке приближается Джилли. Она выглядела сейчас гораздо лучше — отдохнувшей, успокоившейся и повеселевшей. Ласково улыбаясь, она подошла к Стефани:

— Привет, подружка! Как поживаете, миссис Марсден? Как идут дела?

— Чудесно, Джилли. Я так счастлива! У меня такое ощущение, будто двух других браков просто не было!

Услышав эти слова, Деннис оцепенел, раздираемый болью и обидой. Даже не взглянув на Стефани, он деревянной походкой направился в сторону дома. Джилли сжала руку Стефани.

— Он не знает, что ты это не всерьез сказала.

— В том-то и беда, что всерьез. — Стефани пристально посмотрела на Джилли своими большими честными глазами. Затем она бросила взгляд через плечо Джилли, и лицо ее прояснилось:

— Ничего, все будет хорошо. Посмотри, кто к нам идет.

По газону неспешно шествовал Грег, внимательно разглядывая всех женщин, попадавшихся ему на пути. Пройдя весь дом в поисках таинственной дамы с безумными светлыми глазами, он вдруг вспомнил, что уже давно отошел от Стефани, и решил, что пора ему снова побыть рядом с ней, изображая преданного мужа. «Не надо волноваться, — сказал он себе, — я ее все равно найду». Когда он разглядел Стефани, то увидел, что она разговаривает с какой-то бабешкой в большущей шляпе. Он дал себе слово, что после сегодняшнего дня ни за что не будет демонстрировать вежливость такому множеству незнакомых людей. А сейчас, приготовив любезную улыбку, он двинулся вперед.

— Дорогой! — Стефани была вне себя от радости. — Ты еще официально не познакомился с Филипом Стюартом.

— Рад познакомиться, Филип, — сказал Грег, пожимая ему руку.

— А это … это — моя дорогая Джилли.

Грег повернулся, и вежливая улыбка маской застыла на его лице: он увидел прямо перед собой кошачьи глаза женщины с террасы, не мигая смотревшие на него.

— Привет, Грег. Поздравляю.

— Спасибо.

Совершенно не замечая потоков электричества, перетекающих в обе стороны прямо перед ее глазами, Стефани продолжала радостно щебетать:

— Вы оба мне особенно дороги. Не считая моих детей, вы — те, кого я люблю больше всех на свете. Я так хотела вас познакомить. Я хочу, чтобы вы стали друзьями. Вы ведь подружитесь, правда? Ради меня!

Ирония положения подействовала на них удручающе. Джилли хотелось закричать. Она не решалась взглянуть на Грега, хотя чувствовала, что он с нее глаз не сводит.

— А ну-ка, Джилли, Грег, встаньте рядышком. Я хочу вас снять. — Стефани отступила на несколько шагов и принялась наводить кинокамеру на резкость.

— Стефани, я же только что с самолета, я буквально разваливаюсь на части от усталости.

— Дорогая, ты выглядишь прекрасно, как всегда, — восторженно сказала ей Стефани.

— Я этого не чувствую.

— Ты выглядишь чудесно, Джилли, просто чудесно. Джилли почувствовала приближение Грега, однако изо всех сил старалась задержать свое внимание на Стефани.

— Встаньте еще поближе друг к другу, — попросила их Стефани.

Грег привычным движением обнял Джилли за талию и привлек ее к себе. Это первое прикосновение, первое соединение их тел, стоящих рядом в душистом саду, она запомнила на всю жизнь. Ее пронзило желание настолько сильное и острое, что ее затрясло как в лихорадке. От крепкого аромата цветущих деревьев у нее закружилась голова. До нее донеслись восторженные слова Стефани: «Ой, ведь это же потянет на Оскара!» — но до ее сознания сейчас доходило только ощущение руки на ее талии, ощущение горячего бедра с ее бедром, ощущение близости этого мужчины. Она посмотрела на него и увидела в его глазах, что он все понял.

— Скажите что-нибудь, Джилли, — сказал Грег.

— Сейчас вылетит птичка, — едва слышно произнесла Джилли.

Наконец наступила ночь. Счастливая пара удалилась на роскошную шестидесятифутовую яхту, пришвартованную у их личного причала на границе владений Харперов, чтобы начать медовый месяц. Гости на прощание собрались вместе, чтобы торжественно проводить новобрачных, а затем разъехаться по домам. В своем доме на Хантерс-Хилл Джилли решительно отвергла робкие и вежливые заигрывания Филипа, заявив, что она слишком устала, чтобы заниматься любовью, а затем пролежала всю ночь без сна, терзаясь от сознания того, что Стефани возносится сейчас к вершинам блаженства, утомленная и пресыщенная ласками своего мужа. Тем временем в главной каюте яхты Стефани тоже лежала с открытыми глазами, оцепенелая, измученная и бесконечно одинокая. «Прости меня, прости меня, прости меня, — стучало у нее в голове. Она посмотрела на спящего Грега, лежавшего рядом с ней в темноте, — Ну почему же у меня ничего толком не получается? Ведь я так его люблю!» — «Не беспокойся, — сказал он перед тем, как заснуть, — я же тебя люблю, и у нас с тобой уйма времени». Но Стефани, чувствуя безграничное от-чаяние из-за своей неудачи, сомневалась, что время сможет хоть что-нибудь изменить.

В пятницу, когда уже кончалось утро и начинался день, Филип вышел из своей конторы в нижней части Маккуори-стрит и, свернув направо, начал подниматься на холм. Позади нега лежала Кольцевая набережная со старыми паромными причалами, вдающимися в Сиднейскую бухту, и Беннелонг-пойнт с пышным каменным цветком Оперного театра на самом его краю. Хотя обычно Филип любил внимательно вглядеться в окружающий пейзаж, сегодня он ничего не замечал вокруг себя. Прошедшая неделя была очень тяжелой. После того как в прошлые выходные они побывали на свадьбе, Джилли всю неделю была такой взвинченной, что он начал за нее всерьез беспокоиться. Он вовсе не возражал против того, что им пришлось раньше времени закончить поездку в Америку и вернуться в Австралию, чтобы успеть отпраздновать вместе со Стефани великий день в ее жизни. Он к этому времени уже закончил свои дела, а Джилли нечем было занять себя после неудачных рейдов по магазинам «Мейси» и «Блумингдейл», где она не нашла для себя ничего подходящего из тех вещей, которые обычно составляли для нее главное развлечение в Нью-Йорке, и она была вполне готова к отъезду. Волнующее известие о предстоящем замужестве Стефани и перспектива еще раз выступить в роли подружки невесты послужили достаточным предлогом для массированного набега на магазины, так что, когда они вылетали домой, Джилли загрузила в самолет новый обширный гардероб, в том числе такую огромную шляпу, что для нее потребовалась отдельная багажная ячейка. В тот момент она была полна радостным ожиданием волнующего события, которое коренным образом должно было изменить жизнь ее лучшей подруги.