— Ну, конечно! Нет ничего легче! — сказал он не менее твердо. — Попробуй посмотреть мне в глаза и сказать, что ты меня не любишь.

Тара вздрогнула. О боже!

— Я не люблю тебя!

По лицу Дэна было видно, как умирала надежда в его сердце.

— Я тебе не верю!

— Что я должна сделать, чтобы ты поверил?

Он задохнулся от горечи.

— Тара…

Ее лицо, ее язык, сердце ее, казалось, окаменели. Едва дыша, она наблюдала, как боль осознания разрывала его на части; его сосредоточенное лицо мелькнуло перед ней, прежде чем он яростно отвернулся. Он сделал несколько шагов в темноту, затем остановился. Если бы он обернулся… Но с согбенными плечами он пошел вперед, и сверкающая ночь сомкнулась за его спиной. Он ушел. Не сознавая ничего, Тара машинально подхватила свою сумку и медленно пошла к себе домой.

Ей было не до того, чтобы раздеться, и упав в постель, она лежала долгие часы, дрожа, свернувшись в маленький жалкий комочек. Медленно тянулось время, а в ее мозгу билась лишь одна мысль: я потеряла единственную настоящую любовь в моей глупой, никому не нужной жизни!

В особняке Харперов это вечернее развлечение обернулось к полному удовлетворению Грега. Очнувшись после полудремы, последовавшей после схватки любви, Грег осознал, что маленькое, но весьма пышное тело Джилли безвольно лежало на нем, и его первым позывом было избавиться от него как можно скорее: компанию очень немногих женщин Грег мог переносить после того, как физиологический процесс был закончен. «Нужно избавиться от нее, — подумал он. — Срочно надо отправить ее домой». Но одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что это будет нелегко. После возлияний, ссор и ругани, а потом секса она погрузилась в тяжелый сон и теперь тяжело дышала, кисло раскрыв рот. Грег прищурился, глядя на нее с отвращением. Вот здорово бы было, если бы всех женщин можно было держать в клетке, как кроликов, и выпускать ненадолго, только чтобы побыть в горизонтальном положении. Ну что ж, пора вернуть крольчиху в ее клетку.

— Ну, давай, Джилли. — Он приподнял ее с себя, и она соскользнула на ковер. — Пора вставать. Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало.

Джилли наконец пришла в себя, ее тело при этом глухо стукнулось о ковер. Грег стоял над ней, заправляя рубашку в джинсы и застегивая молнию. Он оглядел остатки одежды Джилли с садистским удовольствием. Она сама на это напрашивалась. Он ей преподаст урок. Ей бы пошло на пользу, если бы он вывез ее из дома как есть, в чем мать родила, и заставил бы так вернуться домой в Хантерс-Хилл. Вот она бы дала этим снобам пищу, о чем потрепать языки! Блин, уж это точно была бы самая большая сенсация с тех времен, как мы выиграли кубок Америки. Он засмеялся, забавляясь этой мыслью. Да ладно, не поступит он так с этой несчастной овцой. Лучше выставить ее сразу, чтобы не одолевал соблазн.

— Вставай, киска, вставай, — сказал он, пихая ее ногой. Она застонала, откинулась, упала на спину, закрыв одной рукой лицо от света, который он неожиданно включил. Она перевернулась на живот, оказавшись на одном из кусков своего разорванного платья. Ее глаза расширились от ужаса, когда она начала вспоминать все, что было.

— Грег! Моя одежда! Что же я надену? — Она вдруг расслабилась, и на лице появилась сонная улыбка. — Мне придется остаться здесь, пока ты не сможешь послать кого-то в магазин купить мне новые тряпки.

«Ну уж нет, — подумал он. — Я знаю, как с тобой надо обходиться, киска».

Грег вышел из комнаты и поднялся наверх. Из своего гардероба он выбрал майку самого маленького размера и севшие обрезанные джинсы, которые надевал только на пляж, затем прихватил ремень и поспешил обратно в гостиную. Он не боялся, что прислуга увидит или услышит его, — всех их предусмотрительно согнали в служебные помещения в глубине этого большого дома — он больше не мог терпеть присутствия Джилли и хотел спровадить ее, как можно скорее. Задержавшись в прихожей, он вызвал такси.

В гостиной Джилли лежала на полу. Грег грубо поднял ее и прислонил к стулу. Он натянул на нее майку через голову и впихнул вначале одну, потом другую безжизненные руки в рукава, не реагируя на ее невнятные протесты. «Вообще-то так она лучше выглядит», — подумал он холодно, обратив внимание на очертание ее груди под тонкой материей. Затем он поднял ее на ноги. — Эй, что здесь происходит? — уставилась на него Джилли, теперь окончательно проснувшись и ощущая в себе растущее чувство неприязни.

— Пора двигаться, крошка, — сказал он мягко, чмокнув ее в щеку. — Пора убираться — сегодня же большой обед, все шишки из добывающей промышленности соберутся здесь сегодня.

— А я что, не могу прийти? — она пролепетала жалобно.

Грег подавил желание поиздеваться, представив себя где-нибудь в обществе с пьяной шлюхой под руку.

— Боюсь, что сегодня собираются только важные дяди на мальчишник.

Он схватил джинсы и с трудом вставил в штанину вначале одну ее ногу, потом другую. Когда он подтянул джинсы вверх, шов врезался в ее мягкую, незащищенную кожу между ног. Она протестующе застонала.

— Грег, ты же делаешь мне больно!

— Это потому, что я знаю, что тебе это нравится, Джилли.

— Но я же не могу пойти домой без лифчика и трусиков.

— Но ты же так сюда пришла, так что не вешай мне лапшу на уши.

Он умело заправил ремень в джинсы и сильно затянул его, чтобы они держались на поясе.

— Вот! Последний писк моды — мужская одежда, обрезанная для вас.

У парадной двери он услышал звук домофона от ворот. Он поспешил нажать кнопку, чтобы впустить такси к дверям, а затем вернулся к Джилли. Она все еще хмурилась, не совсем придя в себя, в том же положении, как он ее оставил.

Он быстро прошелся по комнате, собирая прозрачные обрывки ее белья и остатки ее платья, запихнул их в сумку, лежащую на полу: не собираясь оставлять явные свидетельства своих сегодняшних шалостей в мусорном ведре особняка Харперов, чтобы прислуга поняла, что здесь происходило.

Под окном загудело такси. Подхватив пошатываюшуюся Джилли под руку он вывел ее через прихожую к парадному. Но, как только они вышли на крыльцо, где перед ступеньками ждало такси, Джилли все же поняла, что происходит.

— О Грег, я не хочу уезжать — я люблю тебя… — Она обвила руками его шею.

Грег встретился глазами поверх ее головы с таксистом, который с интересом наблюдал эту сцену.

— Я тебе позвоню, не волнуйся. — Закинув руки за голову, он отцепил ее жадные руки от себя и повернул лицом к такси. Затем на глазах у таксиста он взял ее грудь в руку и, подержав на ладони, ощущая ее вес, довольно сильно сжал ее, потом, хлопнув по заду, как телку, свел ее по ступеням.

— Хантерс-Хилл, приятель, — сказал он таксисту, запихивая крупную купюру в благодарную руку, — и позаботься о даме, ладно?

Некоторое время спустя Грег смог приступить к занятию, которое прервала волокита, связанная с выдворением Джилли. Уже несколько раз он пытался дозвониться Таре. Теперь, когда он наконец избавился от Джилли и мог спокойно снова думать о Таре, то с удивлением обнаружил, что думает о ней так, как никогда раньше не думал ни об одной женщине. Он хотел заниматься с ней любовью, очень хотел. Более того, он хотел, чтобы она была рядом, хотел ее спокойного присутствия, ее улыбки. Он хотел ее любви, а не просто ее тела. И хотел ее одобрения, чтобы она хорошо думала о нем. Пропади все пропадом, он что, влюбился в нее, думал он с изумлением. Он никогда не понимал, хотя много-много раз говорил слова любви, о чем там распевают поэты и от чего обмирают мужчины и женщины. Он решил отложить эту головоломку до лучших времен.

То, что он точно знал сейчас, так это то, что больше всего на свете он хотел бы связаться с Тарой, но никак не мог пробиться к ней.

Он звонил, и звонил, и звонил, но никто не отвечал. Он уже дважды просил терпеливую телефонистку проверить телефон, она подтвердила, что с телефоном все и порядке. Он подумывал о том, чтобы прыгнуть в тачку и поехать на Элизабет-Бэй. Но он думал, что вряд ли она дома: скорее всего, уехала куда-нибудь утешиться на остаток этого несчастного уикэнда. Вот и будет он носиться по Сиднею, пока она безуспешно будет пытаться дозвониться ему сюда, в особняк. Поэтому он остался и при помощи бутылки виски старался скоротать время на диване в кабинете с телефоном под рукой.